Литературная энциклопедия - духовные стихи

ДУХОВНЫЕ СТИХИ эпические, лирико-эпические или чисто лирические песни религиозного содержания. Большею частью Д. с. поются нищими слепцами «каликами перехожими». Однако в живом устном бытовании Д. с. эпического склада (напр. о Голубиной книге, об Егории Храбром, о Федоре Тироке, об Анике воине и др.) не отделяются от былин , идут под общим названием «старин» и не всегда являются достоянием нищих певцов-профессионалов.

В старину носителями и вероятно слагателями многих Д. с. были «калики» пилигримы, путешественники по «святым местам». Паломничество в Иерусалим, Царьград и другие «святые места» в русское средневековье приобретало порой стихийный массовый характер, так что церковной и светской власти приходилось принимать против него ряд запретительных мер.

Ни в коем случае нельзя считать, чтобы паломники выходили исключительно из «низов» общества; главарями «каличьих дружин» часто бывали представители высших правящих классов как светских, так и церковных. Таковыми были например почти все знаменитые русские паломники, оставившие свои рукописные путевые записки, так наз. «хождения», как игумен Даниил (ок.

1118), Добрыня Ядрейкович (ок. 1200) будущий новгородский архиепископ Антоний, Григорий Калека (1321-1323) также будущий новгородский архиепископ, монах Стефан Новгородец (1350) по происхождению несомненно богатый новгородский боярин и др. Эти паломники ходили со своей большой дружиной, имели большие средства для оплаты панихид и молебнов, пользовались за плату услугами «вожа» проводника.

Дошедшая до нас былина Д. с. «о сорока каликах со каликою» дает прекрасное изображение старинного каличьего быта; онаярко изображает организацию паломничьей дружины, каличьего круга, подробно описывает каличью одежду, указывает на существование специального своего каличьего суда над провинившимися, говорит об обетах и подробно отображает понятия и быт каличьей дружины.

Эта былина, как и ряд других, говорящих о каликах или «старчищах-пилигримищах», изображает калик поющими религиозные, в частности византийские «еленинские», т. е. «эллинские», песни или стихи. В историческом своем развитии Д. с., создание старинных калик, как видим, часто принадлежавших к высшим, владевшим книжным (средневековым, церковным) образованием классам, стали достоянием гл.

обр. профессиональных певцов-нищих, большею частью слепцов, и само слово «калика» (от названия паломничьей обуви caligae) осмыслилось, согласно новой среде певцов, «калекой перехожим». На Украине певцы Д. с. получили под влиянием магдебургского права форму «цеховых» артельных объединений.

Такие общины «гурты» нищих-певцов еще до недавнего времени имели до деталей разработанную форму своего устава, общественную кассу, выборных управляющих лиц, сохраняли преемственость ремесла, особые правила и ритуал приема новых членов, обладали наличием учителей-«мастеров» и их учеников, особыми формами обучения ремеслу и испытаний, делением между певцами территориальных районов и т.

д. Украинские и белорусские певцы обычно поют свои Д. с. под аккомпанимент лиры и иногда бандуры, у русских певцов Д. с. музыкальный аккомпанимент редок, но тем более интересны сведения о наличии таких фактов. Но помимо профессиональных певцов-нищих у русского населения Д.

с. входят в обычный репертуар крестьянства, гл. обр., стариков и старух, в частности сказителей былин. В большом употреблении Д. с. у старообрядцев и сектантов.В отношении географического распространения не все Д. с. имеют одни и те же районы своего бытования. Есть Д. с. одинаково известные и у русского, и у украинского, и у белорусского населения.

Но и чисто русские Д. с. распространены неодинаково: одни известны лишь на русском севере, другие только в центральных русских районах, третьи лишь в южных. Есть Д. с., известные только на Украине или только в Белоруссии. Д. с. делятся на две основных группы: эпические и лирические. Середину между ними в значительной степени занимают Д.

с. лирико-эпические, больше принадлежащие ко второй группе. Это формальное деление вместе с тем в значительной степени является и хронологическим. Эпические Д. с. в большой своей части, судя по всему, являются более древними по времени, Д. с. лирические более новыми (главным образом XVII-XVIII вв.) и находятся под воздействием особых факторов русской лит-ой жизни этой поздней эпохи.

Однако для обеих разновидностей Д. с. несомненна зависимость их от книжных источников. В этом жанре русского фольклора больше чем в каком-нибудь другом сказалось воздействие книжности на устное творчество. Почти для всех Д. с. определен если не непосредственный, то во всяком случае родственный, книжный его источник. Вместе с тем нет почти ни одного Д.

с., рабски следующего своему книжному источнику. Это лишь свидетельствует о том, что Д. с. несомненный продукт поэтического творчества, не только облекшего заимствованную тему или сюжет в своеобразную стихотворную форму, но и часто очень существенно преобразившего свой оригинал. Книжным источником духовного стиха явилось «священное писание» Евангелие и Библия и огромное большинство апокрифов , широко распространенных в древней Руси, жития святых , устные легенды, нравоучительные повести, «чудеса» вообще почти все виды огромной переводной и оригинальной средневековой христианской легенды.

Это и вполне понятно, если принять во внимание религиозно-церковный характер почти всей средневековой русской письменности и образованности. Не раз отмечалось исследователями воздействие на те или другие мотивы или детали Д. с. иконописного изобразительного искусства (в Д. с. об Егории «руки, ноги в золоте», о Дмитрии Солунском и Мамае, о Параскеве-Пятнице, о Страшном суде и др.

). Так обр. Д. с. представляют в полном смысле религиозный эпос и лирику русского средневековья и самим своим существованием представляют близкую аналогию духовным песням средневековья Византии и Западной Европы.Несмотря на значительное количество сделанных записей и на довольно обширную научную лит-ру о Д. с., они еще не получили вполне точного хронологического приурочения.

Еще менее разработана их социологическая интерпретация, виною чему, помимо общей трудности проблемы из-за «текучести» устных произведений и неизбежных для них в течение веков «наслоений» и «приспособлений», является несомненно и недостаточное внимание прежних исследователей к этому вопросу. Однако можно смело сказать, что Д.

с., взятые в целом, отнюдь не однородны по своей социальной сущности; иной раз и различные вариации одного и того же стиха могут выражать собою различную социальную устремленность и иметь различную социально-экономическую обусловленность, тем более, что каждый Д. с. мог создаться в одной социальной среде известной эпохи и быть перенесенным в позднюю эпоху в другую социальную среду и сознательно или бессознательно ассимилироваться с ней.

Популярный когда-то романтико-мифологический и славянофильско-народнический взгляд, что все Д. с. создание и выражение «народного» (разумей, простонародного или крестьянского) миросозерцания абсолютно неверен. Уже тот факт, что Д. с. стоят в тесной зависимости от средневековой книжной литературы, говорит за то, что большинство Д.

с. создано в среде образованного общества, к каковому отнюдь не могли быть отнесены низшие классы, тем более крестьянство, в подавляющей своей части находившееся не только вне образованности, хотя бы и церковно-средневековой, но даже вне элементарной грамотности. В некоторых Д. с. можно и сейчас, несмотря на указанную малую научную разработанность проблемы и на позднейшее «окрестьянение» фольклора, распознать подлинный социальный характер ц устремленность, лежащие в их основе.

Одним из самых древних эпических Д. с. является знаменитый Д. с. о Голубиной книге, заключающий вопросы царя Волотомана Волотомановича и ответы царя Давыда Иосеевича, вычитанные им из выпавшей с тучи на землю огромной в длину сорока сажен, в ширину двадцать сажен голубиной («глубины» мудрости) книги.Вопросы и ответы касаются происхождения мира и его явлений и главных на земле предметов (какой предмет всем предметам «отец» или «мать»), живых существ и святынь.

Источниками средневековой мудрости, выраженной в этом Д. с., были апокрифы: «Беседа трех святителей», «От скольких частей создан был Адам», «Вопросы Иоанна Богослова на горе Фаворской». Социальные представления достаточно четко выразились хотя бы в ответах на вопросы о создании сословий («Зачадилися цари со царицами от честной главы от Адамовой, Зачадилися князья со боярами от честных мощей от Адамовых, завелось крестьянство православное от того колена от Адамова»).

Конец стиха излагает в символических образах битву между Правдой и Кривдой и победу последней («Нонечь Кривда Правду приобидила, пошла Правда на вышние небеса, а Кривда осталась на сырой земле она пала нам на ретиво сердце»). Упоминание в некоторых вариантах Д. с. о победе Кривды над Правдой «при последнем будет при времени, при восьмой будет тысячи» дает возможность видеть отражение в Д.

с. пессимистических настроений, свойственных периоду ок. 1492, когда оканчивались апокалиптические 7 000 лет от сотворения мира и ожидался «Страшный суд». Здесь отразилась социально-политическая борьба, обостренная в псковско-новгородском крае, в период падения независимости Новгорода и Пскова.

За сложение стиха именно в этом крае есть ряд дальнейших данных в самом стихе.Большой популярностью пользовался эпический духовный стих об Егории Храбром. Известны два сюжета об этом «святом воине», получившем в обработке духовного стиха довольно много общих черт с образом былинного богатыря; один, так наз. Д. с. большой об Егории, говорит о муках, которым подверг его злой царь Деклианище, и о чудесном выходе Егория из глубокого погреба и поездке его по «святой Руси» с книгой Евангелия в руках, с целью устроения Руси и утверждения в ней «святой веры».

Если сюжет мучений Егория целиком восходит к апокрифу на эту же тему, то всю вторую часть о подвигах Егория на Руси мы склонны объяснить как некогда самостоятельно существовавшую песню-былину о насаждении на Руси православия вел. князем Георгием-Ярославом, сыном Владимира. Второй стих, об избавлении Егорием Храбрым девицы от змея, восходит к книжной легенде «о суде Георгия со змеем».

К этому же типу змееборческих легенд относится также популярный и приобревший чисто былинную форму Д. с. о Федоре Тироне, избавляющем от змея свою мать; источником и этого стиха было апокрифическое сказание о св. Федоре Тироне. Д. с. о третьем святом воине, Дмитрии Солунском, восходя к соответствующему книжному сказанию о нем, получил чисто русское историческое и бытовое приурочение: Дмитрий Солунский поражает не царя Колояна, а татарского царя Мамая и избавляет от плена двух русских полонянок.

Темой Д. с. об Анике-воине служит битва Аники-воина со смертью, источником чего было зашедшее к нам с Запада не ранее XVI века «Прение живота со смертью», само же имя Аники объясняется из византийских сказаний и песен о греческом эпическом герое Дигенисе Акрите, непобедимом (akritos непобедимый): эпитет понят был как имя. Из других эпических Д.

с. укажем на Д. с. о Николае Чудотворце и спасенном им Агриковом сыне Василии (источник «чудеса» Николая). Эти старшие эпические Д. с. и по своей тематике, и по сюжету, и по доминирующим образам стоят в тесной связи с героическими воинскими былинами и, всего вероятнее, были продуктом творчества тех же высших классов, которыми создавались такие былины (см. Былины).Иное дело ряд других стихов. Чрезвычайно распространенный Д. с. об Алексее-человеке божием сложился в XVII в.; в основе его лежит «житие» этого святого. Покровительство царя Алексея Михайловича, оказывавшееся своим, живущим при дворце, «верховым нищим» (в противовес к жестоко преследовавшимся им скоморохам), возможно дало особый толчок к воспеванию «святого» царского патрона, кстати говоря, по житию и стиху, в качестве неузнанного нищего проживавшего по милости своего отца царя при его доме. Этот стих уже явно отображает психоидеологию «нищей братии». В этом же разрезе можно осознать и другие два популярных среди нищих-певцов Д. с. «О Лазаре» и о «Вознесении Господнем». «Петь Лазаря» стало синонимом пения нищими Д. с. и испрашивания ими милостыни. В основу Д. с. о Лазаре легла соответствующая евангельская притча; однако автор стиха дополнил ее мотивами о милостивой и немилостивой смерти (ср.

на эту тему Д. с. о расставании души с телом) и осложнил драматизм притчи, превратив богача и бедняка в родных братьев. В Д. с. между прочим затрагиваются средневековые представления привилегированных классов, что средством спасения души является милостыня, вклады в монастыри на помин души («Мне есть чем, богатому, в рай превзойти, мне есть чем, богатому, душу спасти: много у богатого именья-житья, хлеба и соли, злата и сребра»; бедняку, наоборот, «нечем в рай превзойти, нечем в убожестве душу спасти»).

Стих о «Христовом вознесении» говорит о том, как Христос перед своим вознесением хотел оставить нищей братии гору золотую, но Иван Богослов этому воспротивился, так как привилегированные классы овладеют этим богатством и нищих к нему не допустят («Зазнают гору князи и бояра, зазнают гору пастыри и власти, зазнают гору торговые гости отоймут у них гору золотую, по себе они гору разделят, по князьям гору разверстают, да нищую братию не допустят»).

Иван Златоуст советует Христу дать вместо золотой горы свое христово имя, которым они будут собирать милостыню. За это Христос дает Ивану «уста золотые». Недавно было высказано интересное мнение (В. Ф. Ржига) о сложении этого Д. с. в XVI в., в связи с идейной и социальной борьбой вокруг вопроса о монастырских имуществах как достоянии нищих, когда «были налицо все реальные исторические данные для мотива о золотой горе, предназначенной нищим, сделавшейся предметом общей борьбы и нищим недоставшейся».

Особый разряд составляют многочисленные стихи лиро-эпического характера на темы «О страшном суде», «Грешной душе», «О расставании души с телом», «О милостивой аллилуевой жене» и пр. Некоторые из них довольно почтенной древности, напр. Д. с. «О покаянии земле» ставят не без основания в связь с известной ересью стригольников XIV века, духовный стих «Плач Адама» зафиксирован в одной рукописи еще XV века с весьма характерной пометкой «Стих старина за пивом».

Но расцвет лиро-эпических и, гл. обр., лирических стихов падает на XVII и позднейшие века в связи с развитием старообрядчества и сектантства. По форме своей эти Д. с. стоят в связи с расцветшей у нас под влиянием юго-западной лит-ры «виршевой» поэзией и носят характерные названия «псальм» и «кантов». Эти Д. с., наряду с устной традицией, широко распространены были уже в XVII в.

в рукописных тетрадках и даже цельных сборниках.Большое количество старообрядческих (разных толков, в частности неговцев, странников-морельщиков и др.) стихов касается тем о пришествии антихриста и кончине мира, о соблазнах мира и бегстве для спасения в «пустыню» с восхвалением пустынного жительства, благодетельного значения смерти, призывом к ней (в частности, в некоторых сектах в виде самосожжения).

Особую группу старообрядческих Д. с. занимают стихи с историческим содержанием из жизни старообрядчества и его толков: об осаде Соловецкого монастыря, о разорении скитов, о преследовании старообрядцев, об отдельных старообрядческих учителях (напр. об Андрее Денисове и др.), об идеях, служивших предметом раздора между отдельными толками (напр.

вопрос о браке и безбрачии). Целый цикл старообрядческих духовных стихов имеет сатирический обличительный характер: обличение недостатков жизни, обычаев, гражданских порядков и всякого рода «новшеств» господствовавшей церкви, а также обличение недостатков старообрядческой бытовой жизни. Наконец имеются многочисленные Д. с.

на религиозно-исторические и нравоучительные темы: о наказании, молитве, загробном мире и пр.Большим запасом религиозных песен, стихов, «роспевцев» владеют русские мистические секты (хлысты, «люди божьи», «Новый Израиль», скопцы и мн. другие). Песни эти далеко еще не собраны во всей полноте. Многие из них имеют характер импровизации, а поэтому варианты сектантских стихов часто сильно отличаются друг от друга и по содержанию и по форме.

Многие из этих Д. с. говорят о различных деятелях сектантства («христах», «богородицах», «архангелах», «пророках», «святых» и других чинах сектантской иерархии), об их судьбах, гонениях, заключениях, «страдах», молитвенных обращениях сектантов к своим «батюшкам» и «матушкам» и пр. Немало стихов посвящено аллегорическим изображениям сектантской церкви в образе сада с древами кипарисными, с находящимися в нем реками, горами, с населяющими его птицами, в образе корабля, плывущего по морю житейскому, и пр.

Другие сектантские песни касаются общих религиозных и нравственных тем, в частности умерщвления плоти, отношений между сектантами и несектантским «миром», призыва к терпению и пр. Особый интерес представляют сектантские песни, соединенные с обрядовым культом, с радениями (тоска по радению и призыв на него, радельные молитвы, изображение радения, изречение судьбы и пр.

). При новой записи этих сектантских песен должно быть обращено особое внимание на точное и объективно-научное описание радения и всех его моментов; это тем более необходимо, что в бывших до сего времени печатных сведениях о сектантах слишком много имеется данных неточных, часто тенденциозно изложенных, особенно в сведениях, доставленных православными миссионерами и старой судебной и полицейской властью.

Интересны наблюдения над экзальтирующим воздействием сектантских Д. с. на участников радения (ср. сектантское выражение «Песенка к богу лесенка»).О западных Д. с. см. Легенды.

Библиография:

Материалы: Бессонов П., Калики перехожие. Сборник стихов I-VI вв., СПБ., 1861-1874; Варенцов, Сборник русских духовных стихов, СПБ., 1880; Ляцкий Е., Стихи духовные, СПБ., 1912; Рождественский и Успенский М., Песни русских сектантов-мистиков, СПБ., 1912; Бонч-Бруевич В. Д., Материалы к изучению русского сектантства и раскола, СПБ., вв. I-IV, в. VII, СПБ., 1909-1918. О певцах духовных стихов, каликах, слепцах: Веселовский А., Калики перехожие и богомильские странники, «Вестник Европы», 1872, IV; Максимов, Бродячая Русь Христа-ради, СПБ., 1877 (или в Собр. сочин., т. V, ч. 1); Сперанский М. Н., Южно-русская песня и ее современные носители, «Сб. Ист.-фил. об-ва при Институте Безбородко в Нежине», т. V, Киев, 1904; Его же, Духовные стихи из Курской губ., «Этногр. обозр.», кн. 2. Исследования: Библиографический обзор исследований см. в книге Адриановой В. П., Житие Алексея-человека божия в древнерусской литературе и народной словесности, П., 1917; Кирпичников А. И., Духовные стихи, в «Истории русской словесности» А. Галахова, т. I, М., 1894; Сперанский М. Н., Русская устная словесность, М., 1917. .