Литературная энциклопедия - гротеск

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТЕРМИНА. Термин Г. заимствован из живописи. Так называлась древняя стенная роспись, которая была найдена в «гротах» (grotte) подвалах Тита. Рафаэль использовал ее как образец для украшения лож Ватикана, а его ученики для росписи потолков и стен дворцов. Знаменитый итальянский мастер эпохи Возрождения, Бенвенуто Челлини, гравировал Г. на клинках мечей. Историки, описывающие этот род живописи (Вазари), подчеркивают его фантастически-комический характер порождение самой безудержной фантазии.

ИСТОРИЯ ПОНЯТИЯ. Флёгель, первый исследователь Г. (Geschichte des Groteskkomischen, 1788, изд. 2-е, 1862), не дает определения самого понятия. «В изобразительных искусствах гротескно-комическое является в карикатуре... в индивидуализации, доведенной до границ невозможного (zur Unmoglichkeit), а также в юмористическом контрасте, где могут сочетаться сами по себе некомические вещи». Для Флёгеля, так. обр., Г. высшая степень карикатурного изображения и комического контраста. В эстетиках намечаются две основные точки зрения. Одна, считающая основной сущностью Г. карикатурный элемент (Краузе, Эбергарт и Гартман), и другая (Фишер и Костлин) выдвигающая на первый план фантастический элемент. Синтезом обеих точек зрения является исследование Шнееганса (Geschichte der Grotesken Satire, 1894), в к-ром Г. определяется как «фантастическое преувеличение». «Карикатура состоит в преувеличении ничтожного с целью его высмеивания... гротеском она будет лишь тогда, когда она преувеличит до невозможности (термин Флёгеля), т. е. когда у нас явится чувство, что данное изображение не может встретиться» (Einleitung). Фолькельт (System der Aesthetik, B. II, 1910) говорит, что «в Г. выражается нечто смелое, предприимчивое, дающее впечатление возвышенного, великого, проявляющееся в колоссальном и неслыханном стремлении, которое впадает в такое же великое ничтожество... поэтому для Г. в искусстве должны быть взяты фантастические линии. На Г. можно смотреть как на карикатуру в обширном смысле слова, но характерное преувеличено здесь до искаженности». В своем исследовании Фолькельт исходит от определения сущности комического вообще, как понятия родового, а затем рассматривает отдельные его виды. Комическое складывается из двух основных моментов: 1. напряжения (Spannung) когда явление представляется нам как нечто достойное, мы обращаемся к нему с ожиданием, 2. разрешения (Erleichterung) когда ожидание падает, т. к. обнаруживается ложная претензия на достоинство (VI гл.). В Г. этот переход совершается внезапно, резко и воспринимается как контраст. Следовательно отличие Г. от комического не качественное, а лишь количественное. Это лишь высшая степень, «самая характерная форма» комического. В отличие от предыдущих исследователей, Фолькельт рассматривает Г. не в статике, а в динамике, следя за его развитием во времени («нарастание», «крушение») следовательно, он строит свои выводы в расчете на лит-ру, а не на изобразительные искусства. На русской почве термин Г. встречается издавна, напр. мы находим его в статье Надеждина о «Полтаве» Пушкина. Но особое внимание истории Г. было уделено «формальной школой» современного нам литературоведения (Эйхенбаум, Виноградов), не давшей, однако, его теоретического определения. Попытки такого рода имеются в работах Слонимского, Зунделовича и др.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Исходя из истории понятия, можно было бы так определить Г.: Г. это высшая степень комического, проявляющаяся:1. в виде чрезмерного преувеличения, карикатурного искажения, к-рые могут достигать границ фантастического;2. в виде композиционного контраста, внезапного смещения серьезного, трагического в плоскость смешного. Такое построение представляет собой цельный, замкнутый внутренне комплекс и является Г. чистого рода Г. комическим;3. но может произойти обратное движение, если комическое завершится резким трагическим срывом это будет композицией гротескного юмора. Наконец трагическое и комическое могут быть лишь внешне смежны, не составляя единого комплекса. Такое сочетание надо отличать от Г., называя его «гротескно-трагическим», обычно оно служит целям некомическим. Этим формам подачи лит-ого материала соответствует особый гротескный стиль.Характерные признаки его таковы:1. преднамеренное разрушение сюжета путем вставок, отступлений, перерывов, прихотливых перестановок частей повествования;2. культивирование асимметрии, беспорядочности и беспланности композиции;3. ряд словесных эффектов, рассчитанных на контрастное воздействие: звуковые нагромождения, стремление к звукоподражательности, игра словами, синонимами, неожиданные словопроизводства, употребление метафорических выражений в прямом значении, гиперболические сравнения, нарушение серьезного тона рассуждения алогизмом вывода, несоответствие тона повествования содержанию.Основным недостатком приведенного выше эклектического определения будет, однако, чисто формалистический подход к явлению Г., устраняющий возможность его более глубокой социологической интерпретации. Между тем, и в трагической, и в комической, и в юмористической форме Г. можно указать ряд общих черт, позволяющий установить общность лежащей в их основе психоидеологии и определить ее. Этими чертами, общими для всех видов Г., являются: расхождение с реалистическим отображением соответствующего явления не только благодаря гиперболизации его (прием, типичный для «грубой комики» (Derb Komisches), например бурлеска), но и благодаря искажению реальных взаимоотношений между его отдельными элементами, смещению их; использование общего для всех видов комики контраста не только для смещения планов возвышенного и вульгарного, но и для смещения планов реального и ирреального, для введения двухплановой действительности. Поэтому-то, будучи одной из излюбленных форм «высокой комики» и юмора, Г., вместе с тем, является характерной формой «поэзии ужасов». Эти основные черты, свойственные Г. в целом, позволяют определить особенности лежащей в основе его психоидеологии; последняя, очевидно, характеризуется так сказать нарушенным (дуалистическим, иррациональным) восприятием действительности, связанным с эмоциональным и мистическим мироощущением; отсюда, как мы увидим ниже, характерное тяготение к гротеску сентиментализма и романтизма. Подобная психоидеология, отражая в себе осознание надломанности, ущербности, неустойчивости бытия соответствующей общественной группы, обычно появляется в эпохи экономических, политических и идеологических кризисов; наиболее типична она для упадочнических настроений отмирающих, отметаемых с арены истории общественных групп. Однако при изучении истории Г. как лит-ого явления не следует упускать из виду, с одной стороны, что искусство эпигонов далеко не всегда находит адэкватное выражение своей упадочнической идеологии и часто продолжает традицию эпохи расцвета классовой культуры, пользуясь, как штампом, ее формами (ср. например пережитки «неоклассицизма» в немецкой лит-ре первой половины XIX в. Платен или пережитки реализма в современной русской эмигрантской литературе); с другой стороны, войдя в канон лит-ых форм, Г. может быть использован как средство карикатурного и пародийного изображения противников и в сатире молодого поднимающегося класса (ср. напр. гротескные моменты в творчестве Sturm und Drang’a Ленц).

ИСТОРИЯ Г. Проблема Г. в поэзии и мифологии первобытного и древнего (восточного) мира представляет большие трудности для разрешения. Бесспорно, с точки зрения современной эстетики, здесь налицо многочисленные гротескные элементы, такие например произведения, как ведийские гимны к лягушкам и игральным костям, как египетская сказка об обреченном царевиче, как античные мотивы гарпий, сирен, Кирке, Полифема, производят впечатление Г. на современного читателя. Однако почти с такой же уверенностью можно утверждать, что впечатление гротескного не только не входило в задачи автора или авторов подобных произведений, но что в столь же малой мере гротескность их воспринималась слушателем. Впечатление гротескности достигается здесь коренным переломом в эстетических воззрениях далеко отстоящих друг от друга эпох, окончательным освобождением человечества от пережитков примитивного «дологического» мышления с его смещением планов реального и ирреального, причин и следствий.Поэтому о Г. в собственном смысле слова можно говорить лишь там, где смещение планов и нарушение естественного взаимоотношения элементов изображения носит характер нарочитого художественного приема, отнюдь не воспроизводящего подлинного мировосприятия автора. В этом смысле в античной поэзии гротеск расцветает в эпоху своеобразных романтических настроений начала упадка Империи (Апулей, Лукиан). В литературе христианского средневековья первыми представителями Г. являются ваганты деклассированные клирики; в своей сатире они мастерски используют комический Г., тогда как авторы фаблио и фарсов выразители еще смутно-революционных настроений третьего сословия предпочитают формы «грубо комического» (Derb Komisches). Экономический кризис послевоенного разорения и сдвиг социальных отношений во Франции XV в. порождают такого мастера Г., как Вийон . Во всех перечисленных здесь лит-ых явлениях форма Г. отражает упадочнические настроения. Иначе в лит-ре Ренессанса: здесь наряду с приемами «грубой комики», пользующимися большим успехом (такие формы сатиры, как Narrenliteratur, повесть об Эйленшпигеле), гротеск становится орудием сатиры в руках молодого подымающегося третьего сословия. Лит-ра XVI века создала целый ряд образцов гротескного стиля в его чистом виде. Социальная почва для этого была чрезвычайно благоприятна. Писатели эпохи Возрождения подвергли критике все устои общественной жизни и орудием борьбы за новые идеи сделали сатиру и карикатуру, поэтому Г. выразился здесь гл. обр. в формах «чрезмерного преувеличения» и «комического контраста». Такова так наз. «макароническая» поэзия в Италии, наиболее известные представители которой Бартоломей Бола и Фоленго. Описывая напр. войну мух и комаров, Фоленго пародирует бесчисленные войны итальянских государств, он высмеивает духовенство, для к-рого «желудок это бог, еда закон, а бутылка священное писание», и создает ряд сатир на нравы современников. Самые фантастические приключения передаются с соблюдением реалистической точности, о комических героях и их поступках рассказывается в патетическом тоне. Во Франции знаменитым мастером Г., испытавшим на себе влияние Фоленго, был Франсуа Рабле. В его пятитомном романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» затронуты все принципиальные основы мировоззрения Ренессанса и осмеяны его враги. В Германии последователь Рабле, знаменитый полемист и памфлетист Фишарт, перевел на немецкий язык «Гаргантюа» (1575), превзойдя подлинник в его гротескном колорите. Он уснастил рассказ отступлениями, каламбурами, синонимами, ассонансами, новыми словами.В то время как в творчестве Свифта Г. продолжает играть роль приема политической и социальной сатиры, он получает существенно новые функции в творчестве английского сентиментализма середины XVIII столетия (Стерн) как форма юмора. Стерновский «Тристрам Шенди» создает целую школу «шендеизма». Среди его многочисленных подражателей следует отметить: во Франции Ксавье де Местра («Путешествие вокруг моей комнаты», русск. перев. появился в 1802), а в России своеобразного, забытого мастера Г. Вельтмана с его «Странником» (1831), «Кащеем Бессмертным» (1833) и т. д. Упадочнические настроения, достаточно заметные в сентиментализме середины XVIII в., выступают еще отчетливее в Г. романтиков конца XVIII и начала XIX веков. Вместе с тем именно в романтическую эпоху гротеск получил свое теоретическое обоснование и явился основой целого мировоззрения. И это имеет свое социологическое объяснение: начало XIX века эпоха экономических, политических и идеологических крушений. На арену экономической и политической жизни выступает буржуазия, дворянство вынуждено уступить ей первенствующую роль. Но в самой буржуазии происходит расслоение. Выделяется «мелкая буржуазия», политически бесправная и экономически неустойчивая, положение к-рой в данный момент совпадает с состоянием мелкого деклассированного дворянства. На этой почве вырастает Г., являясь стилем мелкобуржуазного класса и отражая в себе восприятие ущербности, неустойчивости бытия. Действительно, эпохи социально-экономического равновесия не знают Г. Так классицизм, отразивший в лит-ре устойчивость дворянского класса и его бытия, создал свою рационалистическую поэтику, изгнавшую из «высшей сферы» лит-ры комическое и не допускавшую смешения жанров. Напротив, романтическая поэтика выдвинула Г. в числе своих основных лозунгов и впервые обосновала его философски. Виктор Гюго посвятил этой теме свой манифест предисловие к драме «Кромвель», основные положения которого таковы: «Дуалистическое мировоззрение открывает искусству новый тип, новую форму Г. Муза увидит сразу вещи высокие и низменные, гротескные и возвышенные и смешает их, подобно природе, в своих созданиях. Настоящая поэзия это гармония контрастов, и как средство контраста Г. самый богатый источник, который природа открывает искусству. Романтическая драма должна поэтому сочетать в себе трагедию с комедией, низменное с возвышенным». В. Гюго осуществляет это сочетание не только в драмах, но и в романах: «Собор парижской богоматери», «Человек, к-рый смеется» и др.Немецкая романтика, в лице Гофмана , провозглашает также, что «величайший трагизм должен явиться посредством особого рода шутки». Образцом для своего стиля Гофман избирает Г. художника Калло, «смешные образы которого открывают серьезному наблюдателю все таинственные намеки, скрытые под покровом комизма». Реализм расцвет искусства ощущающей прочность своего бытия буржуазии не знает гротеска в целом. Но у отдельных писателей выразителей настроений общественных групп, попавших под колесо истории, не трудно отметить тяготение к Г. Как форма юмора Г. широко используется Диккенсом (гротескность образов Диккенса отмечена еще Тэном) и его школой; в России им умело пользуется Достоевский, который также стремится в своих романах «забавной перетасовкой деталей оцарапать сердце читателя» (слова Гофмана). Достоевский вообще прошел хорошую школу гротескного стиля у него мы найдем все виды этого жанра. Но Г. в его творчестве играет служебную роль. Натуральная школа культивировала Г. вслед за Гоголем в повестях-анекдотах; присоединяя к ним неожиданную трагическую концовку, она стремилась вызвать у читателя сочувствие к угнетенным и обездоленным (повести Буткова, Гребенки). С другой стороны, в творчестве таких писателей, как Эдгар По и Барбэ д’Оревильи, Г. теряет всякую связь с комикой, становясь адэкватным выражением кошмарно-бредового восприятия действительности. Огромные потрясения мировой войны 1914-1918, ощущение неустойчивости казавшихся незыблемыми отношений, сильный рост упадочнических настроений в кругах среднеи мелкобуржуазной интеллигенции порождают последний по времени расцвет Г. в послевоенной западной литературе. Характерно, что Г. представлен не только в литературе стран, особенно пострадавших от войны (возрождение романтического Г. в немецком экспрессионизме, Г. «кошмара» в художественной технике различных направлений французской лит-ры Мак-Орлан), но правда, значительно слабее и в американской лит-ре.В современной русской лит-ре Г. наиболее ярко представлен (в качестве сатирического приема) творчеством правобуржуазных писателей (Булгаков, Эренбург). В этом случае Г. носит явно упадочнический характер, отражая раздвоенность и неустойчивость миросозерцания соответствующей общественной группы обломков буржуазной интеллигенции. Пролетарские поэты, предпочитая в области сатиры формы Derbe Komik, пользуются иногда гротеском как формой юмора, продолжая традицию сентиментально-реалистического Г. (Светлов, Уткин).

Эйхенбаум Б., Как сделана «Шинель», сб. «Поэтика», П., 1919 (перепеч. в его сб. «Сквозь лит-ру», Л., 1924 и в его книге «Лит-ра», Л., 1927); ВиноградовВ., Стиль петербургской поэмы «Двойник», сб. «Ф.М. Достоевский». Статьи и материалы, под ред. А.С.Долинина, изд. «Мысль», П., 1922; СлонимскийА., Техника комического у Гоголя, изд. «Academia», П., 1923; ЗунделовичЯ., Поэтика гротеска, сб. «Проблемы поэтики», под ред. В.Я.Брюсова, «ЗИФ», М., 1925; ЕфимоваЗ., Проблема гротеска в творчестве Достоевского, «Наукові записки наук.-дослідчоi катедри істор. европейськоi культури», 1927, II, 145-170; Ее же, Начальный период литературной деятельности А.Ф.Вельтмана, сб. «Русский романтизм», изд. «Academia», Л., 1927; Flogel, Geschichte des Groteskkomischen, 1788, 2-е Aufl., 1862, 3-е Aufl., 2 Bde, 1914; Jean-Paul-Richter, Vorschule der Aesthetik, 2-е Aufl., 1813, 28; Bohtz, Ueber das Komische und die Komodie, 1844; Krause, Vorlesung uber Aesthetik, 1882, 275-276; Fischer, Aesthetik, I, 400-409; Schneegans, Geschichte der grotesken Satire, 1894; Folkelt, System der Aesthetik, B. II, 1910; Ernst Fr., Die romantische Ironie, 1915; Hugo, Preface de Cromwell, Ouvres completes, т. I, Brux., 1837; GautierT., Les grotesques.