Литературная энциклопедия - илиада

«ИЛИАДА» эпическая поэма, приписывавшаяся Гомеру , древнейший из сохранившихся памятников греческой лит-ры , представляет собой переработку и объединение многочисленных сказаний феодальной Греции о подвигах древних героев. Действие отнесено к десятому году осады Трои (Илиона) соединенным ополчением греческих вождей. Сказания о предшествующих событиях (похищение Елены Парисом, выступление греков (ахейцев) под верховным начальством Агамемнона), фигуры главных вождей (Агамемнон, Менелай, Ахилл, Одиссей, Нестор, Диомед, Аякс, Идоменей и др., троянский царь Приам, его сыновья Гектор, Парис и т. д.), равно как и исход войны (гибель Трои), предполагаются в «И.» известными. «И.» охватывает незначительный промежуток времени, как бы эпизод из истории осады Трои, в 15 700 гекзаметров. Текст «И.» сохранился и представляет собою большую поэму, в редакции александрийских филологов (III в. до христ. эры) разделенную на 24 книги. Эпические сказания, обработанные в «И.», имеют за собой долгую историю. Раскопки Шлимана в Трое обнаружили культуру, соответствующую описаниям в «И.» и относящуюся к концу II тысячелетия до христ. эры. Недавно дешифрованные хетские надписи также свидетельствуют о наличии могущественной ахейской державы в XIII веке и даже содержат ряд имен, до сих пор известных лишь из греческой саги. Поход какого-либо ахейского царя на Трою, доминировавшую над весьма важным торговым путем, быть может, и является историческим фактом, отдаленным однако от «И.» на ряд столетий, в течение к-рых происходили многочисленные перемещения племен, разрушивших микенскую культуру, и коренные изменения в материальной культуре и социальных отношениях. Эта эпоха бесчисленных войн и колониальных набегов, когда дружинные певцы (см. Греческая литература) славили смелых вождей и распространяли религию Зевса бога новых завоевателей, была временем созидания греческой героической саги, в к-рой отложились наслоения различных эпох. В «И.» изображаются социальные отношения греческого феодализма, но в ней сохранились также и рудименты абсолютной монархии микенского времени. Употребление железа уже известно, но в тех частях, где использован более старинный материал, фигурирует гл. обр. бронза. Многие персонажи «И.» представляют собою древних, иногда еще догреческих богов, видоизменившихся в процессе скрещения местных культов с религией Зевса. И в самом цикле сказаний о взятии Трои («священного Илиона») и последующем несчастном возвращении греческих витязей можно усмотреть отголоски очень древних мифов (Узенер). С другой стороны, ряд эпизодов «И.» лишь искусственно связан с Троей. Патроклия и некоторые из последующих деяний Ахилла первоначально разыгрывались не в Трое, а во Фракии; сцена «смотра со стен» была локализована повидимому в Пелопоннесе и относилась к похищению Елены Тезеем, а не Парисом. Даже троянские фигуры оказываются неожиданно связанными с греческим континентом, и гроб Гектора чтился в Фивах. Мотивы, имеющие конструктивное значение в построении «И.» (см. ниже), повидимому тоже заимствованы из других сказаний: «гнев Ахилла» из эпоса о гневе Мелеагра, а мотив разлада Зевса и Геры из цикла сказаний о Геракле. Хотя и в настоящее время некоторые исследователи (Лиф, Аллен) видят в «И.» рассказ об исторических событиях, чуть ли не опоэтизированную хронику, большинство ученых считает сюжет «Илиады» сложной амальгамой, в которой исторические воспоминания различных времен и местностей, мифологические и лит-ые мотивы, восходящие иногда еще к критско-микенской эпохе, свободно скомбинированы и подчинены поэтическому заданию (ср. аналогичные явления западно-европейского и русского эпоса).Социологический анализ «И.» приводит к следующим выводам:1. Поэма строго аристократична. Персонажи принадлежат к феодальной знати и живут идеалами сословной чести и храбрости. Если в виде исключения встречается фигура незнатного человека, то лишь как объект «усмирения» (Терсит).2. Суровые нравы раннего феодализма и периода колонизации подверглись по крайней мере в идеале значительному смягчению, и формы общения стали утонченнее.3. Аристократическое общество, на к-рое была рассчитана «И.», отличалось своеобразным рационализмом: оно сохраняло культовые обряды, но уже отказалось от многих первобытных анимистических представлений. Все наивно-чудесное тщательно избегается в поэме. Архаическая грубость сцен между богами используется в значительной мере как комический эффект. Таким образом намечается идеологический отрыв господствующих классов от масс явление позднего феодализма.4. Общество сознательно отворачивается от темных сторон жизни, от безобразного и больного (гомеровская «радостность» иногда лишь омрачается мыслью о смерти) в известной мере симптом упадка.Эти выводы в сочетании с языковыми критериями (эпос написан искусственным языком, в котором древнейшие эолийские элементы смешаны с более поздними ионийскими см. Греческий язык) позволяют отнести «И.» к эпохе поздней аристократии, утерявшей в малоазиатских колониях много старых религиозных традиций, приблизительно к 700 до христ. эры (в отношении хронологической фиксации мнения исследователей расходятся). В структуре феодального общества уже пробивается в это время первая брешь, но новые классы еще недостаточно сильны, чтобы заставить о себе говорить, и быть может настолько уже неприятны, что от них предпочтительно отвернуться со свойственным эпосу нарочитым архаизированием.

СОДЕРЖАНИЕ «И.». Начальная ситуация: после похищения Елены, жены спартанского царя Менелая, троянским царевичем Парисом, сыном царя Приама, греки под верховным предводительством Агамемнона, брата Менелая, уже десятый год безуспешно осаждают Трою. При разорении соседних областей была захвачена в плен дочь Хриса, жреца бога Аполлона, и отдана в качестве добычи Агамемнону. Поэма открывается обращением к Музе и изложением темы: ею являются гнев Ахилла и гибельные последствия этого гнева, происшедшие по воле Зевса. Повествование начинается с прихода в ахейский (греческий) лагерь Хриса, к-рый предлагает выкуп за дочь. После грубого отказа Агамемнона Аполлон насылает на греков моровую язву. По инициативе Ахилла, храбрейшего из ахейских витязей, созывается собрание войска, на к-ром вещатель Калхант объясняет причину божественного гнева. Агамемнон соглашается отпустить пленницу, с тем условием однако, чтобы утрата была ему возмещена, и требует, в ответ на резкие упреки Ахилла, пленницу последнего, Брисеиду; Ахилл тогда отказывается принимать дальнейшее участие в сражениях. Попытка престарелого пилосского царя Нестора примирить враждующие стороны остается без результата. Собрание прервано. Ахилл в гневе удаляется в свой стан, где остается в бездействии; Агамемнон возвращает свою пленницу и отбирает у Ахилла Брисеиду. Мать Ахилла, морская богиня Фетида, получает у Зевса обещание, что ахейцы будут терпеть поражения, пока не дадут удовлетворения ее сыну за обиду. Обещание это вызывает на Олимпе семейную сцену между Зевсом и женой его Герой, покровительствующей ахейцам (кн. I). Зевс навевает Агамемнону обманчивый сон, в котором предвещает победу над троянцами, и Агамемнон созывает собрание всех ахейцев. Не будучи вполне уверен в настроении войска, он производит испытание предлагает прекратить войну и вернуться домой. Народ немедленно бросается к кораблям, и «хитроумный» Одиссей лишь с трудом усмиряет волнение, жестоко избив при этом «буйного» Терсита, к-рый всегда «оскорблял царей». Ахейцы строятся к бою; следует длинный перечень кораблей, племен и вождей греческого войска («каталог кораблей»). Троянцы, со своей стороны, выходят из города под предводительством своего храбрейшего витязя Гектора, сына Приама; краткий перечень сил троянцев и их союзников (кн. II). Перед началом сражения Парис вызывает храбрейших из ахейцев на единоборство. Менелай бросается ему навстречу, и Парис в страхе отступает перед оскорбленным мужем Елены; лишь упреки Гектора заставляют его вернуться обратно. Условия единоборства: Елена останется за победителем. Во время приготовлений к поединку Елена показывает Приаму со Схейской башни главных ахейских витязей Агамемнона, Одиссея, Аякса, Идоменея («смотр со стены»). В единоборстве Менелай уже почти оказывается победителем, но Афродита похищает Париса с поля сражения и переносит в его чертог; туда же она приводит негодующую Елену и заставляет ее покориться желаниям Париса. Ахейцы, между тем, считают Менелая победителем и требуют выдачи Елены (кн. III). Боги, враждебные Трое, недовольны возможностью мирного исхода, и по наущению Афины союзник троянцев Пандар пускает в Менелая стрелу. Перемирие таким образом нарушено; клятвопреступление со стороны троянцев создает у ахейцев новую уверенность в конечной победе; Агамемнон обходит войско, возбуждая к сражению. Бой начинается (кн. IV). Особенной отвагой отличается ахейский витязь Диомед, которому помогает Афина: он убивает Пандара и ранит покровительствующих троянцам богов Афродиту и Ареса (кн. V). Троянцы готовы уже отступить в город; вещатель Елен, брат Гектора, побуждает его устроить шествие троянских женщин к храму Афины с мольбой о спасении. Описание шествия и любовно обработанные сцены братания Диомеда с троянским союзником Главком и прощания Гектора с женой Андромахой и сыном Астианактом основные моменты VI кн. Вернувшись на поле, Гектор вступает с Аяксом в единоборство, которое, вследствие наступления ночи, кончается без результата. Ахейцы окружают свои корабли стеною и рвом (кн. VII). На второй день боя Зевс запрещает богам принимать участие в войне; троянцы под предводительством Гектора заставляют ахейцев отступить к кораблям. Попытка Геры и Афины помочь ахейцам вызывает жестокий гнев Зевса (кн. VIII). Ночью, по совету мудрого Нестора, Агамемнон снаряжает посольство к Ахиллу, обещая возвращение Брисеиды, богатые дары, даже руку дочери, если тот согласится снова принять участие в войне. Ахилл, проводящий время в игре на лире, дружелюбно принимает послов, но ни искусное красноречие Одиссея, ни сильная и прямодушная речь Аякса, ни рассказ старого наставника Ахилла, Феникса, об аналогичном событии прошлого злосчастном гневе Мелеагра не могут заставить Ахилла изменить свое намерение (кн. IX). Диомед и Одиссей отправляются в ночную экспедицию в троянский стан, по дороге захватывают троянского лазутчика Долона и производят резню в стане вновь прибывшего союзника Трои, фракийца Реса («Долония», кн. X). Третий день боя. Зевс посылает Вражду, к-рая побуждает ахейцев к сражению. Блистательные подвиги Агамемнона, Диомеда, Одиссея не могут остановить наступления троянцев; все эти герои уже ранены. Даже Ахилл теряет спокойствие и посылает своего любимого друга Патрокла к Нестору. Старец просит Патрокла или убедить Ахилла вступить в бой или надеть доспехи Ахилла, чтобы испугать врагов (кн. XI). Троянцы продолжают наступать и врываются за воздвигнутую ахейцами стену (книга XII). Зевс, видя поражение ахейцев, отвращает взоры от битвы; этим пользуется Посидон, чтобы воодушевить ахейцев; витязь Идоменей и оба Аякса стараются отразить натиск троянцев («битва у кораблей», кн. XIII). Гера, получив от Афродиты пояс с любовными чарами, усыпляет Зевса в своих объятиях; успех переходит на сторону ахейцев («обман Зевса», кн. XIV). Проснувшись, разгневанный Зевс заставляет богов прекратить всякую помощь ахейцам; троянцы снова одолевают. Гектор разрушает стену, засыпает ров и готовится уже зажечь корабли; один Аякс еще обороняется (кн. XV). Тут Ахилл соглашается, чтобы Патрокл облекся в его доспехи, но лишь для того, чтобы отогнать троянцев от кораблей. Устрашенные видом доспехов Ахилла, троянцы отступают; Патрокл, нарушая наказ Ахилла, гонит их дальше до самых стен Трои, поражает при этом троянского витязя Сарпедона, сына Зевса, но обезоруженный Аполлоном, гибнет от руки Гектора (кн. XVI). Вокруг тела Патрокла возгорается ожесточенный бой, в к-ром особенно отличается Менелай. Но Гектор уже завладел доспехами. Посылают к Ахиллу сообщить о происшедшем (кн. XVII). Ахилл предается горьким стенаниям. Мать его, Фетида, выходит из моря и обещает получить от бога Гефеста новые доспехи. А пока Ахилл выходит невооруженным и одним криком своим отгоняет троянцев от тела Патрокла. Наступает ночь; Гефест изготовляет оружие для Ахилла подробно описываются изображения на щите (кн. XVIII). Ахилл и Агамемнон примиряются; Брисеида возвращена. Плач Брисеиды и Ахилла над телом Патрокла. Ахилл устремляется в битву, причем один из его коней предвещает ему близкую смерть (кн. XIX). Зевс разрешает богам вступить в бой грозная сеча о участием богов. Ахилл покрывает поле телами врагов, но не встречает еще Гектора, а Энея, которому суждено царствовать над троянцами, Посидон спасает от Ахилла (кн. XX). Поток Ксапер, запруженный трупами, тщетно убеждает Ахилла ослабить рвение и даже обрушивается на него своими волнами. Ахилла спасает Гефест, зажигающий поток (кн. XXI). Троянцы убегают в город. В поле остается один Гектор, желающий, несмотря на убеждения близких, сразиться с противником, но с приближением Ахилла его охватывает страх, и он бросается в бегство. Зевс взвешивает на весах жребии Ахилла и Гектора жребий Гектора падает, и покровительствующий ему Аполлон покидает его. По коварному наущению Афины Гектор, наконец, принимает бой с Ахиллом и в этом бою гибнет. Плач Приама, Гекубы (матери) и Андромахи о Гекторе (кн. XXII). Душа Патрокла является к Ахиллу и требует скорейшего погребения; похороны и описание состязаний, устроенных Ахиллом для погребального торжества (кн. XXIII). Ахилл ежедневно привязывает тело Гектора к колеснице и волочит вокруг могилы Патрокла. Однажды ночью к нему по воле Зевса является Приам с выкупом и умоляет вернуть тело сына для погребения. Ахилл соглашается. Причитаниями по Гекторе и описанием его погребения кончается «И.» (кн. XXIV).«И.» состоит из ряда эпизодов, последовательно развертывающихся во времени и часто имеющих вполне самостоятельный и законченный характер (следует отметить открытый Ф. Зелинским «закон хронологической несовместимости»: действия, происходящие по существу фабулы одновременно в нескольких планах, излагаются как последовательные). Целостность поэмы достигается подчинением материала двум организующим моментам:1. Гнев Ахилла дает возможность, сохраняя Ахилла главным героем, выдвинуть ряд других фигур, действующих в его отсутствии.2. Решение Зевса мотивирует неуспех греческих витязей и разнообразит перипетии борьбы введением нового плана действия: сцен богов на Олимпе.Однако далеко не весь материал входит в эти рамки. Решение Зевса, принятое в I песне, забыто вплоть до VIII песни: предательский выстрел Пандара предполагает совершенно иной ход событий; единоборство Париса и Менелая и смотр со стен вряд ли были первоначально задуманы для десятого года войны. Отдельные эпизоды «Илиады» слабо связаны, и сцепление их нуждается в мотивировке божественным вмешательством. В сюжетном построении наблюдается ряд противоречий и неувязок.

Заключительные строки «Илиады» (1-е печатное издание Бартоломео ди Либри, Флоренция, 1488)       Старая «песенная» теория (Лахман и др. (см. «Гомеровский вопрос»)), объяснявшая композиционное своеобразие «И.» механическим сцеплением самостоятельных «песен», соединенных впоследствии неким «редактором» в единое целое, в настоящее время совершенно отвергнута, как в силу того, что единство «И.» предполагает поэтический замысел «автора», так и потому, что отдельные эпизоды «Илиады» отнюдь не являются «песнями». «И.» относится к той стадии развития эпической поэзии, когда сжатый «песенный» стиль в эпоху высокой феодальной культуры (ср. германский эпос) уступает место «распространенному» стилю больших поэм. Законченность отдельных эпизодов вызвана необходимостью исполнять произведение по частям, а неувязки в построении «И.» должны быть в значительной мере отнесены за счет неполного приспособления материала различных сказаний к предполагаемой в поэме ситуации. Однако многочисленные попытки исследователей конкретизировать это общее положение и дать картину возникновения «Илиады» до сих пор не привели к убедительным результатам, несмотря на разнообразие применявшихся методов (сюжетологический анализ, изучение поэтической техники различных частей «И.», языковые и культурно-исторические критерии). Спорным является и основной вопрос, представляет ли собой «И.» распространение новым материалом основного ядра, баллады о гневе Ахилла (теория «пра-Илиады»), или организующие поэму моменты относятся уже к позднейшим стадиям ее оформления. Но и последняя гипотеза имеет свои разновидности: «унитарную» теорию единого творца «И.» и, с другой стороны, допущение, что «И.» уже в качестве поэмы большого стиля подверглась позднейшим дополнениям и расширениям.

ПОЭТИЧЕСКАЯ ТЕХНИКА «И.» представляет собою сочетание примитивной беспомощности с развитым и даже замысловатым искусством повествования и огромным богатством средств выражения. О «законе хронологической несовместимости» было сказано нами уже выше; не выработана еще техника массовых сцен, и многочисленные описания битв разбиваются на ряд единоборств. Зато широко использован прием ретардации , а также ведения рассказа во многих планах, причем каждый план расчленяется на части, и последовательно подаются части разных планов в почти симметричном членении. Быстрый темп рассказа варьирует с медленным «эпическим раздольем», повествование с искусно компонованными речами и диалогами. Сюжетный интерес к целому отступает на задний план перед рельефной отделкой части, отсюда драматическая напряженность отдельных сцен и небрежность в мотивировке этих сцен. Речь богато расцвечена эпитетами, метафорами и «гомеровскими» сравнениями, из к-рых многие являются традиционными и восходят к глубокой древности. Техника «И.», как ее сюжет и язык, является результатом долгого развития: поколения эпических певцов, оставаясь на базе традиционных приемов, создавали утонченное мастерство; искусство подчинять большие массы материала композиционному единству еще не выработалось в полной мере.

ЛИТЕРАТУРНАЯ СУДЬБА «И.». Превознесенная античными критиками, «И.» в средние века была совершенно неизвестна европейскому Западу, к-рый черпал свои сведения о троянской войне (например в «Романе о Трое» Бенуа де Сен Мора, XII века) из позднейших латинских источников (Диктис, Дарес, краткий парафраз Бэбия Италика «Латинская И.», приписывавшийся в средние века «фиванцу Пиндару»); непосредственное знакомство с Гомером сохранилось лишь у византийцев. В Италии «И.» становится впервые известной во второй половине XIV в. (Петрарка, Бокаччо), но знакомство это приобретает историко-литературную значимость лишь с конца XV в., в эпоху создания рыцарской поэмы Боярдо и Ариосто . Ссылки на «И.» и на снова ставшую известной в начале XVI в. «Поэтику» Аристотеля играют значительную роль в полемике католической реакции против рыцарской поэмы и в формулировке лозунга «единства» эпической поэмы. Торквато Тассо широко пользуется «И.» в «Освобожденном Иерусалиме» (1575), в особенности в позднейшей редакции поэмы «Завоеванный Иерусалим» (1593), а также в своих теоретических «Рассуждениях о поэтическом искусстве». Однако для придворного общества эпохи абсолютизма и католической реакции «Илиада» оказалась недостаточно «пристойной» и «величественной» из-за непочтительного отношения к богам и героям, «грубого» стиля, «низких» сравнений, недостойных эпической поэмы (ни один из переводчиков «И.» до середины XVIII в. не решался передать место XI, 558-569, где Аякс сравнивается с упрямым ослом); принимали при ее оценке во внимание и многочисленные преувеличения, ретардации, отступления, отсутствие единства в поэме. Эпическая поэма императорского Рима «Энеида» казалась более пристойной и корректной, и Вида (1527), а также Скалигер (1561) определенно формулировали положение: «Вергилий выше Гомера», к-рое и оставалось преобладающей оценкой во все время лит-ого господства французского классицизма (резкая критика «И.» у Тассони (1601), Демаре (1670), Ш. Перро (1687) зачинателя известного «спора древних и современных», апология в сочинениях переводчицы Анны Дасье (1699, 1714)). От внимания критиков XVI-XVII вв. не укрылись и многие из тех несообразностей и противоречий в «И.», к-рые и в настоящее время составляют исходный пункт «гомеровского вопроса» : д’Обиньяк («Академические предположения или рассуждение об И. », около 1664, напечатано в 1715) высказывает уже мысль, что «И.» составлена из самостоятельных стихотворений различных певцов. В Англии, где положения классической поэтики никогда не пользовались особым признанием, «Илиада», с которой были отлично знакомы Спенсер и Мильтон, ценилась гораздо более высоко, как «естественное» произведение «гения» (Драйден, Аддисон, Поп), и эта оценка еще более повысилась, когда новая буржуазная струя в лит-ре XVIII в. создала интерес к примитиву «народной поэзии» (староанглийские баллады, «Оссиан»). Вслед за англичанами Гердер , впервые открывший значение саги, определяет Гомера как «народного поэта» («Голоса народов», 1778) и превозносит «Илиаду» за господствующее в ней настроение радостности и гуманности. Представление о стихийном «органическом» росте «народной» поэзии ставит резкую грань между поэмами Гомера (в это же время создается теория Вольфа (см. Гомер)) и «искусственным» эпосом Вергилия, Тассо и т. д., в корне меняя основную установку классической поэтики, искавшей в «И.» «правил» героического эпоса. Шиллер, читая Гомера, «плавает в поэтическом море» и строит теорию «наивной поэзии», в к-рой мышление еще не оторвалось от непосредственного переживания; Гёте , давший в «Германе и Доротее» образец буржуазного эпоса, хочет построить на гомеровском материале эпос «Ахиллеиду» (отрывок 1799). Со времени романтиков «И.», высоко ценимая ими как выражение греческого национального духа, теряет литературную актуальность, и действенность ее в XIX и XX вв. проявляется лишь спорадически.В России интерес к «И.» впервые с достаточной определенностью обнаруживается в XVIII в., когда появляются первые опыты переводов «И.»: Екимова (1776-1778) прозаический и Кострова (п. I-VI, 1787; п. VII-IX, «Вестник Европы», 1811) александрийским стихом; эти переводы всецело основываются еще на теориях французского классицизма как в понимании задач перевода (приноравливание к современному вкусу и значительная свобода в обращении с подлинником), так и в общих представлениях об античности (отсутствие исторической перспективы, смешение ранних и поздних эпох). Стремление возможно теснее приблизиться к стилю оригинала, придерживаясь принципов немецких переводчиков (напр. Фосса), привело Гнедича, начавшего было переводить «И.» александрийским стихом, к использованию гекзаметра. Достоинства перевода Гнедича (изд. 1-е, СПБ., 1829; неоднократно переизд.) чрезвычайная близость к подлиннику и вместе с тем сжатость и выразительная энергия языка; но «высокий» стиль перевода, обилие архаизмов и славянизмов являлись несколько устаревшими уже для его времени. Попытка А. Е. Грузинского «подновить» перевод Гнедича (Поэмы Гомера, М., изд. «Окто», 1912 Биб-ка всемирной лит-ры, «Европейские классики») проведена очень непоследовательно и часто в ущерб силе яз. и точности перевода. Перевод Минского (М., 1896) ближе и к современному яз. и к современному состоянию филологической науки, но в общем, являясь вполне удачным, уступает сжатой выразительности Гнедича. Совершенно неудачны опыты перевода «И.» русским «народным» языком (напр. Б. И. Ордынского, «Отечественные записки», 1853).

Библиография:

I. См. библиографию к ст. «Гомер»; изд. Nauck’a (1877), Ludwich’a (1902-1907), Monro-Allen’a (1907). О русских перев. «И.» см. обмен мнений между С. С. Уваровым, Гнедичем и Капнистом о размере для перевода «И.», «Чтения в Беседе любителей русского слова», кн. 13 и 17, 1813.

II. Из огромной лит-ры следует выделить: Lachmann, Betrachtungen uber Homers Ilias, 1837-1841; Milder D., Quellen d. Ilias, 1910; Rothe, Die Ilias als Dichtung, 1910; Bethe, Homer, 1914; Cauer, Grundfragen d. Homer-Kritik, 1921; Wilamowitz, Die Ilias und Homer, 1916; Finsler, Homer, 1916-1924; Drerup, Homerische Poetik, 1921.

III. Пономарев С. И., К изданию «Илиады» в переводе Гнедича, «Сб. Отд. русск. яз. и слов. Акад. наук», т. XXXVIII, 1866, стр. 1-144 (здесь же «Гомеровская библиография на Руси»); Прозоров П., Систематический указатель книг и статей по греческой филологии, СПБ., 1898.