КЛЮЕВ Николай Алексеевич (1887-) поэт. Родился в крестьянской семье; литературную деятельность начал в 1912. К. является одним из виднейших представителей кулацкого стиля в русской лит-ре, оформившегося перед войной 1914 на основе форсированного выделения «хозяйственных мужичков» (столыпинские отруба и хутора). Поэтические черты этого стиля стремление отрицать классовую борьбу в деревне, представив ее как патриархально-идиллическое единство; резкая вражда к городу, разрушающему эту идиллию, рисуемую в религиозно-мистических и фантастических тонах, и стремление конфликтом города и деревни (взятых вне их социального расслоения) подменить те классовые конфликты, которые развертываются в подлинной деревне (это и ведет к отрыву от реальности и фантастико-мистическому изображению несуществующей деревни); наконец заостренно-враждебное отношение к социалистической революции и социальной перестройке, к-рое она с собой принесла. В ряде стихотворений К. с особенным пафосом развертывает идиллические сусальные картины своей деревни, поэтизируя каждую мелочь в ней и превращая ее в совершенно особый мир: «В селе Красный Волок пригожий народ, / Лебедушки-девки, а
парни, как мед, / В моленных рубахах, в беленых портах, / С малиновой речью на крепких губах».Эта «Избяная Индия» и является единственной носительницей творческого начала для К.: «Осеняет словесное дерево, / Избяную дремучую Русь». В ней для К. заключается все подлинное, ценное:«Олений гусак сладкозвучнее Глинки,Стерляжьи молоки Верлена нежней,А бабкина пряжа, печные тропинкиЛучистее славы и неба святей».Понятно, что изменение этого уклада, те новые моменты в жизни деревни, к-рые связаны в деревне с процессами, протекающими в городе, вызывают у К. резкую вражду: город он трактует как носителя бесовского начала в противовес божественному началу деревни; город для К. «ад электрический». «Книги-трупы, сердца папиросные, ненавистный творцу фимиам», «Город-дьявол копытами бил, устрашая нас каменным зевом».Характерно, что в дни империалистической войны К. мотивировал патриотизм своих оборонческих стихов тем, что в лице Германии на Русь ополчился мир машинной техники и городской культуры.Вся эта система отношений к действительности, четко намечающаяся еще до Октября, это прославление богатой, сытой, «божеской», деревни естественно определяет и его отношение к революции. Первоначально, поскольку окончательная ликвидация дворянства совпадала с интересами кулачества, К. приемлет революцию,
но уже здесь у К. выступает совершенно специфическое ее понимание:«Обожимся же, братья, на яростной свадьбеВсенародного сердца с Октябрьской грозой,Пусть на полке
Тургенев грустит об усадьбе,Исходя потихоньку бумажной слезой».Революция с самого начала трактуется К. в тех же религиозных и даже монархических тонах («Боже, свободу храни, Красного государя коммуны»), понимается только как революция мужицкая: «Пробудился народ-Святогор», «ставьте свечи мужицкому спасу» и т. д.Даже
образ Ленина дается в религиозно-народнических тонах («Есть в Ленине керженский дух, игуменский окрик в декретах»).Пролетарская революция и ее вождь гримируются под кулака, происходит сусально-националистическое и византийски-церковное искажение лица революции, выраженное в максимально-реакционней форме.Это своеобразное кулацкое «приятие» буржуазно-демократических завоеваний революции органически связано еще со стихами Клюева о революции 1905, резко враждебными помещичьему строю, но расплывчатыми и религиозными, стилизованными под старинку.Однако
по мере развития революции К. резко начинает от нее отталкиваться, снова развивая мотивы той же «особой» деревни, идущей по своим, «высшими силами» начертанным путям. Революция идентифицируется с тем же дьявольским городом, она разрушает клюевскую сусальную деревню:«Древо песни бурею разбито,Не триодь, а Каутский в углу».«Облетел цветок купальской веры,Китеж-град ужалил лютый гад».И К. остается только обращаться с мольбой к «Егорью» «страстотерпец, вызволь, цветик маков». Революция разрушает старый уклад и поэтому яростно «разоблачается»:«Вы обещали нам садыВ краю улыбчиво далеком.На зов пошли чума, увечье,Убийство, голод и разврат...За ними следом страх тлетворныйС дырявой бедностью пошли, -И облетел ваш сад узорный,Ручьи отравой потекли».«Не глухим бездушным словомМир связать в снопы овинные».«И цвести над Русью новоюБудут гречневые гении».Эта враждебность к пролетарской революции, постепенно разрушающей базу кулачества в деревне и наконец ликвидирующей его как класс, и является доминантой послеоктябрьского творчества К., она же и вызывает весь тот культ старой, красочной, патриархальной деревни, которую он дает в своих исключительно изощренных в изобразительном отношении стихах. Эту свою установку на «старину» он демонстративно подчеркивает напр. в своем предисловии к сб. «Изба в поле» (1928), завляя, что «знак истинной поэзии бирюза. Чем старее она, тем глубже ее зелено-голубые омуты...»Поэмы «Деревня» и «Плач по Есенину» (1927) совершенно откровенные антисоветские декларации озверелого кулака. К. открыто проклинает революцию за разоблачение мощей и т. д. и предрекает, что «мужик сметет бородою» новое татарское иго. Так развертывается социальная сущность клюевской «старорусской» эстетики.Мироощущение вымирающего кулачества, цепляющегося за прошлое и отталкивающегося от революции, и выражено в творчестве К. как одного из наиболее ярких представителей кулацкого стиля, среди к-рых следует назвать Клычкова, Орешина, раннего Есенина и др. см. Кулацкая литература.
Библиография:
I. Песнослов, кн. I, изд. ЛИТО НКП, П., 1919; То же, кн. II, П., 1919; Медный Кит, изд. Петр. совдепа, П., 1919; Песнь солнценосца, Земля и железо, изд. «Скифы», Берлин, 1920; Избяные песни, изд. «Скифы», Берлин, 1920; Львиный хлеб, изд. «Наш путь», М., 1922; То же в изд. «Скифы», Берлин, 1922; Четвертый Рим, изд. «Эпоха», П., 1923; Мать суббота, изд. «Полярная звезда», П., 1923; Ленин, Гиз, П., 1924; Изба и поле, М., 1928.
II. Каменев Ю., Литературные беседы, Н. Клюев, «Звезда», 1912, № 10; Троцкий Л., Литература и революция, изд. 2-е, М., 1924; Шапирштейн-Лерс Я., Общественный смысл русского футуризма, М., 1922; Лелевич Г., Окулаченный Ленин, сб. «На литературном посту», М., 1924; Его же, Литературный стиль военного коммунизма, «Литература и марксизм», 1928, II; Князев В., Ржаные апостолы (Клюев и клюевщина), изд. «Прибой», П., 1924; Безыменский А., О чем они плачут, «Комсомольская правда», 5/IV; Бескин О., Кулацкая художественная литература и оппортунистическая критика, Изд. Комакадемии, 1930.
III. Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия (1917-1927), т. I, Гиз, М. Л., 1928.