КУПЕР Фенимор (James Fenimor Cooper, 1789-1851) североамериканский писатель. Из трех групп его произведений (1. Эпопея «Кожаного Чулка» и романы исторические и морские, 2. романы «Anti-Rent Trilogy» и памфлеты против Америки, 3. три романа и памфлеты, обращенные против Европы, см. библиографию) мировую славу и почетное право быть писателем для детей обеспечила ему первая.
Но это не должно заслонять писателя-борца, очень часто ставившего себе отнюдь не развлекательные цели.К. жил в пору, когда феодально-англофильская Америка уступила место зачинавшейся «демократической» плутократии. Еще отец Купера мог хвастать, что «40 тысяч живет на его земле», и в 1792 собирал избирательные голоса арендаторов угрозой разорить их, а уже сын Фенимор за попытку вернуть участок земли, бывший в пользовании общины, выслушивает в 1838 резолюцию порицания, к-рая рекомендует «собрать все книги К. из библиотек и сжечь». К. долго не ввязывался в борьбу (1806-1811 он во флоте,
по 1821 живет скуайром в поместье жены, в 1820 выходит первая
книга К. «Precaution», затем литературный успех «Шпиона» и «Пионеров» и с 1826 по 1833 пребывание в Европе). Аристократ по американской мерке, он был все же республиканцем и не мог ужиться с деспотией Реставрации. В своих «европейских» романах он обличает Европу, в «Сведениях об американцах» защищает американский уклад. Но стоило ему вернуться в США, и «То, что он нашел дома», определило его как консерватора. Борясь за старый феодально-помещичий строй, К. горячо восстал против «рваческого большинства, к-рым вертит подкуп и спекуляция». В «Home as Found» уже видно, что К. чувствовал, как растет вытесняющий его американский буржуа, хищник в области хозяйственной, обыватель в области культурно-бытовой. В «Monikins» едкой, чисто свифтовской сатире, К. видит корень зла в алчности разбогатевших выскочек; в «Anti-Rent Trilogy» выступает собственником, охранителем поместной системы и культурной роли джентри. В пору «черного передела» сн не мирится с пуританами-скваттерами, вроде Аарона Тысячеакра, к-рый, захватывая землю, «купленную» скуайрами у индейцев за бутылку виски, аргументирует против дутой купчей то стихом Библии, то доводами от здравого смысла: «Здесь стою здесь останусь». Ряд памфлетов К. направил против пуританина буржуа, проводившего разорительную для джентри земельную реформу, и скоро, как и все препятствующие развитию американского капитализма, был объявлен «un-american» (не 100-процентным американцем), подвергнут травле, принужден вести ряд процессов; наконец, озлобленный, изолированный, подобно своему Бумпо, возвратился к теме Кожаного Чулка. В поисках утешения он обращается к прошлому, создавая «породу американских скуайров, существовавших только на его страницах» (Эффингамы), «естественного человека» Бумпо их слугу и благородных индейцев их союзников. Он заглядывает в будущее, пробуя создать малоубедительную утопию «Колония на кратере» (1847). В то же
время он в ряде книг настойчиво ведет борьбу с «расточением» (waste), как системой пионерского хозяйства Америки. Мы видим у К. три группы: 1. первые колонизаторы солдаты и помещики Эффингамы, разведчики, вроде Бумпо, который берет у природы лишь излишки на пропитание; 2. дельцы-хищники и пенкосниматели Буш, Тысячеакр, Кэрби и 3. хозяева, охранители и предтечи будущей индустриальной Америки (идеализированный отец К. судья Темпль). К. на стороне первых, за союз их с третьими и склонен чернить вторых. Отношение К. к индейцам двойственно, для него они не всегда лишь «навоз для белой расы» (взгляд, характерный для типичных колониальных писателей). Союзники французов, минги, это индейцы-враги, коварные и жестокие; их по К. не грех и уничтожать. Но делавары индейцы-друзья во многом образец для излюбленного К. героя Бумпо. Скорбя о романтическом прошлом, К. ставит индейца Джона в один ряд с Бумпо оба они жертвы колониального заселения. Джона приручили и спаивают, а Кожаного Чулка топор Кэрби и кляузы Дулитля выгоняют из лесов в прерию, но и там его преследует опустошительное вторжение пионеров Бушей, в лице к-рых К. показал ненавистное ему, но неудержимое продвижение авангарда колонизации. Однако истинные вдохновители колонизации капиталисты-буржуа (Темпль), в руках к-рых Кэрби и Буши только слепое орудие, импонируют К., и объективно он оказывается на стороне тех, кто неминуемо ведет к уничтожению индейцев и романтики первого заселения, воплощенной в образе Кожаного Чулка.Что касается оформления, то в К. борется тенденция натуралистически воспринятого и разработанного материала с тенденцией романтической его подачи в духе Руссо и В. Скотта. Все описания действительно виденного К. (особенно мо'ря, о'зера Отсего) и построенные как мемуары произведения (так, первые 26 глав «Пионеров» в сущности
воспоминания о святках в родном Куперстауне) точны и осязательны. В ряде предисловий он ставит себе целью то «дать дагеротипную точность описаний», то «привлечь внимание читателя к социальному злу верной его картиной». Но поиски романтики по аналогии с шотландской экзотикой Скотта привели к куперовым индейцам и наградили К. традиционной фабулой и ситуациями (см. ниже). Индейцев К. лично не наблюдал (кроме вымирающих одиночек, вроде Джона и депутатов индейских участков). Сведения о них он почерпнул из книги миссионера Хэкуэлдера, жившего в 1760-1780 среди делаваров, и из др. источников. Прерии он также ни разу не видел. Все это плюс стремление помещика идеализировать XVIII век повело к романтическому абстрагированию эпопеи Кожаного Чулка, начатой в «Пионерах» (1823) чисто натуралистически. Характерно развитие составного образа Бумпо: в «Пионерах» это комплекс бытовых черт (хвастовство, болтливость и т. п.) реально жившего в Куперстауне охотника Шимпэна, но уже с XXVII главы он получает героическую прививку от другого прототипа, героя пионеризма XVIII века Даниэля Буна. В «Прерии» окончательно формируется эпический облик Бумпо сына природы и резонера в духе «моравских братьев». А затем, на пути к идеализированному образу,
Купер в «Последнем из могикан» подчеркивает верность Бумпо, в «Следопыте» его самопожертвование, в «Зверобое» юношеское обаяние. Кожаный Чулок стал эпическим героем, собранием добродетелей, нарицательным идеальным типом американца, в особенности для экспортного применения. Когда в 1917 США собирались стать в ряды Антанты, французские дипломаты говорили, что «дух Кожаного Чулка еще жив в американском народе». Рядом с Бумпо героизируется и его друг-индеец (от Джона до Чингачгука). Но при американской тенденции к снижению образа «цветного», Джон не может служить обобщением индейца своего времени, и позднейшие индейцы Купера, данные сквозь призму Хэкуэлдера, ближе к правде, несмотря на весь свой романтический убор.Наряду с созданием высокого эпоса у Купера в то же время никогда не притуплялась зоркость натуралиста, и на этом пути он приблизился к правдоподобной трактовке индейца, хотя бы в фигуре Вайандотте (1843). Романтизируя Зверобоя у столба пыток, К. показывает и повседневные явления американской жизни того времени: белого охотника за скальпами Гуттера, суд Буша в прерии и т. п. Не видев прерии, он
пейзаж последней сцены дает в тонах зловещей символики, близкой к синтетической абстракции ужасов Эдгара По.Литературное мастерство Купера не всегда на одинаковой высоте. Рядом со сжатым и точным описанием вычурность и длинноты; писатель пользуется авантюрно-романтической схемой, причем центр тяжести у него не в любовной интриге, слабо развернутой и очень сдержанной (обычны у К. самопожертвование, гибель страстных натур и т. д., в чем, несмотря на неприязнь К. к пуританам, сказалась все же пуританская закваска писателя), а в несложной авантюрной обработке (преследование, пленение, таинственный незнакомец, тайное убежище) богатого фактического материала. Эти черты сделали Купера излюбленным писателем для детей. Основные герои Купера четки, и показательно, что характер и речь их формирует профессия (напр. высокопарность Бумпо, которого Буши почти не понимают, когда он говорит о море или природе, морские словечки Бена Помпы или сравнения лесоруба Кэрби вроде: «Нечего тебе шуметь, как подрубленной сосне»). Второстепенные персонажи К. часто шаблонны; таково большинство женских типов, кроме, пожалуй, Эсфири Гуттер, или обычные у Купера простаки (Гамут, д-р Бат).К., в творчестве к-рого скрестились аристократические тенденции, руссоизм и традиция В. Скотта, одним из первых дал толчок развитию американского романа. По линии разрыва с окружающим и мизантропии творчество Купера не является исключением в американской литературе (см. «Твен», «Джеймс» и другие).В России К. стал известен в скверных переводах с французского тотчас же по выходе его книг. Во Франции Бальзак «рычал от восторга, читая его романы», у нас
Белинский восхищался тем, как К. из «видимой простоты творит великое и необъятное и... дает всему особый отпечаток Новой земли». Об единственной серьезной своей беседе с Лермонтовым Белинский пишет: «Я был без памяти, когда он сказал, что К. выше В. Скотта, что у него больше глубины и художественной целости». После известных переводов Введенского (40-е гг.) и некультурных во многих отношениях переводов Коковцева (60-е гг.), в 80-90-х гг. прошла волна детских переделок с немецких искажений Купера, затем вышло полное собрание его
романов в издании Сойкина. В наши дни сочинения Купера издает «ЗИФ», имея в виду «отображение Купером американской жизни, здоровую авантюру и волевую зарядку».
Библиография:
I. Переводы (из ранних): Шпион, перев. с французск. перевода В. Скотта Ив. Крупеникова, М. 1825; Поселенцы, перев. с французск. М. Салемана, СПБ., 1832; Лоцман, перев. с французск. Сорокина, СПБ., 1832; Путеводитель в пустыне, перев. Кетчера, СПБ., 1841; Последний из могикан, перев. С. Майковой, СПБ., 1874. Почти все переводы Кетчера и Введенского первоначально печатались в журналах, особенно в «Биб-ке для чтения» и «Отечественных записках» 40-50-х гг. Из собраний сочинений: сокращенные переводы Коковцева 60-х гг. переизданы в Собр. сочин., изд. Вольф, СПБ., 1940; Иллюстр. собр. романов, изд. Сойкина, СПБ., 1913; Эпопея Кожаного Чулка, полный перевод И. Введенского, под ред. и с примеч. М. Горького, Гиз Гржебин, 1923; Иллюстр. собр. романов в сокращен. перев., под ред., с вступ. статьей Могучего и с предисл. Динамова, «ЗИФ», 1927, и сл. Из переделок для детей: Борьба с дикарями, техасские рассказы, перед. для юнош., перев. с немецкого Макаровой, СПБ., 1881; Конанчет, Индийский вождь, Рассказы, перераб. Гофмана, перев. с немецкаго, изд. Аскарханова, СПБ., 1897. На англ. яз.: лучшее собр. сочин., 32 тт., с введением дочери Купера Сюзанны Купер, изд. Houghton Mifflin, Boston. Главные произвед. Купера: а) Пенталогия Кожаного Чулка (в порядке развития действия): Deerslayer, 1841; Last of the Mohicans, 1826; Pathfinder, 1840; Pioneers, 1823; Prairie, 1827; авант. и морские: Spy, 1821; Pilot, 1823; Red Rover, 1828; History of the Navy, 2 vv., 1839. б) Полемические сочин.: Letter to his Countrymen, N.-Y., 1834; Monikins, 1835; Homeward Bound; Home as Found, 1838; American Demokrat, Cooperstown, 1838; Anti-Rent Trilogy: Satanstoe, 1845; Chainbearer, 1845; Redskins, 1846. в) Европейские сочин.: Notions of the Americans, 1828; ром. Bravo, 1831; Heidenmauer, 1832; Headsman, 1833; Cleanings in Europe (8 тт. путевых очерков); Correspondence of J. F. Cooper, 2 vv., New-Haven, 1922.
II. Белинский В. Г., Рецензия на «Путеводитель в пустыне» и ст. «Разделение поэзии на роды и виды», Сочин., ред. С. А. Венгерова, тт. V, VI и XIX, СПБ., 1903; Жорж Санд, Фенимор Купер, ст. в № 32 «Сына отечества», 1856; ст. в «Библиотеке для чтения»: «Талант Купера», т. XI, № 20, «Политические мнения Купера», т. XIII, № 23; Рецензия о «Monikins», там же, т. XIV, № 26; Lounsbury, J. F. Cooper, N.-Y., 1883 (изд. 2-е, 1910); Clymer, J. F. Cooper, Boston, 1900; Philipps M., J. F. Cooper, N.-Y., 1913 (фактический и локальный материал); Gibb M. M., Le Roman de Bas de Cuir, Champion, P., 1927.
III. «Cambridge History of American Literature» (полная библиография).
