Литературная энциклопедия - лафарг

ЛАФАРГ Поль (1842-1911) теоретик и практик марксизма, один из основателей и вождей французской социалистической партии. Р. в Сант-Яго на о-ве Куба. По окончании средней школы в Бордо поступил на медицинский факультет в Париже. За участие в международном студенческом конгрессе в Льеже (1865) исключается из университета и эмигрирует в Лондон, где знакомится с Марксом, пересматривает свои прудонистско-бланкистские позиции и углубляется в изучение марксизма.

В 1869 Л., возвратившись во Францию, основывает в Бордо секцию Интернационала. После неудачной попытки поднять в Бордоском округе восстание для поддержки Парижской Коммуны 1871 Л. бежит в Испанию, принимает деятельное участие в работе испанской секции Интернационала. В качестве представителя последней он присутствует на Гаагском конгрессе, где выступает против бакунистов.

В 1880 получает возможность вернуться во Францию. Вместе с Ж. Гэдом возглавляет основанную в 1879 французскую социалистическую рабочую партию, усиливает свою публицистическую и пропагандистскую деятельность, несколько раз привлекается к судебной ответственности и подвергается тюремному заключению. 90-е и 900-е годы знаменуются усиленной работой Л.

во французской, немецкой и отчасти русской социалистической печати и борьбой с оппортунистами и ренегатами.Замечательна смерть Л.: почувствовав приближение старости и истощение сил, лишающее возможности продуктивно работать и бороться за дело пролетариата, Поль Л. и его жена и соратница Лаура Маркс по намеченному заранее плану кончают жизнь самоубийством.Наряду с активной революционной деятельностью Л. не только популяризирует, но и конкретно применяет учение диалектического материализма, обосновывая его в специальных исследованиях.В области общей теории Л. себя мало проявил; его философская концепция страдает рядом недостатков, свидетельствующих о том, что в вопросах гносеологии и исторического материализма он часто соскальзывал с позиций марксизма на позиции эволюционизма и механицизма.

Лафарг талантливый исследователь в области истории первобытной культуры, истории религии, мифологии, фольклористики, языкознания и литературы, где на новом материале он дал материалистическое объяснение ряда явлений бытия и сознания. Именно этим и ценны для нас работы Лафарга. Однако недостатки философской концепции Л.

не могли не отразиться в его исследовательской практике, в ряде случаев снижая исключительную ценность его работ в целом. Все это полностью относится и к его работам о языке и литературе.В своих исследованиях о первобытной культуре Л. придает лингвистическому анализу огромное значение. Используя яз. как средство для изучения истории производительных сил и производственных отношений, Л.

одновременно материалистически обосновал явления яз. от его простейших форм до образования абстрактных слов-понятий. Исходя из своих изысканий, Л. еще в 80-х и 90-х гг. XIX в. объявляет войну представителям буржуазного языковедения, ищущим единого языкового Адама, тем индоевропеистам, «для к-рых санскрит это Сезам откройся ко всему необъяснимому» и к-рые игнорируют факторы экономического развития.

Единому праязыку и идеалистическому объяснению идентичности развития яз. у различных народов Л. противопоставляет единый экономический фактор возникновения яз., а идентичность стадий развития яз. у различных народов объясняет идентичностью их хозяйственного развития, вынудившего их «прибегнуть к одинаковому способу производства».

Это утверждение относится всецело и к области мифологии, где Лафарг опровергает арийское происхождение ряда мифов, в том числе и мифа о Прометее, который объясняется им как отображение эпохи борьбы матриархата и патриархата, развала последнего и образования семьи, состоящей из одного хозяйства. С теми же индо-европейскими тенденциями Лафарг борется также и в области фольклористики.

Литературно-критическое наследие Л. по объему своему невелико. О литературе и яз. он писал гл. обр. в течение одного лишь десятилетия. Выступив на литературную арену в середине 80-х гг., когда в сознании современников еще живы были проповеди парнасцев о высоком назначении и надклассовом бесстрастии художника, Л. стремился доказать, что поэт сознательно, или сам того не сознавая, отражает и выражает идеологию и эстетические вкусы своего класса.

В связи с этим он говорит, что «историческая критика не считает своей задачей прославлять или осуждать писателей», что она «старается понять все», учитывая при этом, что всякий писатель является представителем и идеологом своего класса.В суждениях Л. о социальной обусловленности литературы и писателя чувствуется влияние франц.

представителей «теории среды». Сам Л. с восхищением отзывается о работах м-м де Сталь. Несмотря на резко отрицательное в общем отношение Л. к Тэну, практически многие положения последнего также близки ему. Но взамен абстрактного идеалистического социологизма историко-культурной школы Лафарг в своем анализе социальной обусловленности литературы и творчества отдельных писателей видит за социальной средой, рассматриваемой теоретиками-идеалистами как самоопределяющаяся субстанция, определяющую ее экономическую базу общества и классовую борьбу.

Рассматривая художника как типичного представителя своего класса, конденсирующего идеологические, художественные и даже бытовые черты и запросы класса для выявления их, Л. первый из классиков марксистской критики обращается к изучению так наз. массовой продукции и читателя. Там, где буржуазные историки литературы видят лишь созданную для недолгого существования, рассчитанную на дешевый и злободневный успех «макулатуру», недостойную изучения, Л.

видит неисчерпаемый материал для выявления эстетических тенденций той или иной социальной группы, потому что «литературное произведение, если оно даже лишено художественных достоинств, приобретает высокую историческую ценность (т. е. высокий интерес как материал для исторического изучения В. Г.), раз оно имело успех у читателей».

Анализируя литературные явления, Л. стремится установить социологическую обусловленность всех элементов литературного произведения в их возникновении и бытовании, нередко давая прекрасные образцы социологии литературного языка (см. например «Французский язык до и после революции»), сюжета (этюд о «Сафо» Альфонса Додэ) и ряда других специфических элементов литературы.

Почти вся литературно-критическая деятельность Л. проходит под знаком «очерков происхождения современной буржуазии». С этим связано особое внимание, которое он уделяет эпохе Великой французской революции. По его утверждению эта эпоха дает лучшую возможность «уловить прямое воздействие общественных событий на мысль», и именно тогда «получили свою формулировку почти все экономические, политические, философские, религиозные, литературные и художественные теории, к-рые и образовали большую часть интеллектуального багажа нового правящего класса».

Л. детализирует этот тезис в собственно лит-ой области, утверждая, что «революционная эпоха подошла ко всем литературным жанрам, к-рые впоследствии романтизм, натурализм, реализм и декадентская школа вновь извлекли на свет божий, развивали, бросали, чтобы снова к ним вернуться». Выявляя социальную обусловленность и роль литературного и бытового яз. в современном классовом обществе, Л. дает нам блестящий анализ роли яз. в борьбе классов во время Великой французской революции. В своем этюде «Французский яз. до и после революции» Л. с исключительной диалектической тонкостью показывает картину полной противоречий борьбы за яз.

и посредством языка между аристократией и «третьим сословием», борьбы, в к-рой часто аристократия оказывается проводником языковых тенденций «третьего сословия», а буржуазия с пеной у рта защищает язык, выработанный в аристократических салонах. Ценность работы Л. в том, что она диалектически вскрывает отобразившуюся в борьбе за язык расстановку классовых сил.

В основной лингвистической работе Л. не обошлось, как было уже сказано выше, без влияния «теории среды» (Сталь Тэн). Однако этот недостаток не является определяющей методологической особенностью работы.Работа Л. над бытовым и литературным яз. эпохи революции тесно связана с его исследованием «Происхождение романтизма», в котором он на основании анализа массовой лит-ой продукции конца XVIII и начала XIX вв.

определяет романтизм как сложную литературную формацию, выкристаллизовавшуюся из литературного потока эпохи революции. Лафарг убедительно доказывает сочетание в романтизме тематико-идеологических тенденций «испугавшегося якобинских ужасов дворянства» с формально-стилистическими тенденциями тех же «якобинцев».

В насыщенной крайним индивидуализмом, сильными страстями, «культом сердца» и экзотикой литературе этого периода, в вычурных образах и напыщенных описаниях, в мистицизме и католицизме во всех этих характерных для романтизма особенностях Л. видит реакцию на рационализм и материализм революции, на политическую неустойчивость, на неожиданности революционного террора и репрессий, представляющихся врагам революции как некий рок.

Уже в самый момент оформления первого периода романтизма, начало которого отмечается появлением романов Шатобриана (1801 и 1802), в нем заметны не только дворянские, но и буржуазные тенденции. И если корни романтизма частично восходят к дворянству, пользующемуся новым литературным течением для классовой самообороны, то другие его корни восходят к буржуазии, присвоившей себе завоевания революции и использующей романтизм как орудие классового господства.

Поэтому следя за возникновением и дальнейшим развитием романтизма, Л. оценивает его по преимуществу как буржуазную литературную формацию. «Романтизм, к-рый лишь в 1830 сформулировал свой знаменитый девиз искусство для искусства , представляет собой классовую литературу. Романтики всегда брали сторону буржуазии, присвоившей себе завоевания революции».

Переходя ко второму периоду романтизма, к «романтизму 1830 года», Лафарг выделяет творчество Гюго; после того как благодаря Шатобриану «романтический яз. утвердил в прозе гегемонию своей риторики и выработал элементы поэтического яз.», Гюго завершил литературную революцию, добившись «триумфа романтизма в поэзии». Отдавая в этом отношении должное Гюго, который, по мнению критика, подобно хамелеону, попеременно менял свою дворянско-роялистскую и республикански-буржуазную окраску, Лафарг посвящает ему острый бичующий памфлет «Легенда о Викторе Гюго». Он рассматривает шатания писателя как результат типичного буржуазного деляческого приспособленчества и с резкой прямолинейностью непримиримого революционера развенчивает этого кумира европейской либеральной буржуазии. Следя за влиянием на литературу и отображением в ней дальнейшего развития буржуазии, Лафарг останавливается на «натурализме» (этом «охвостье романтизма», по парадоксальному утверждению Лафарга) как на литературной формации, знаменующей собой рост промышленной и финансовой буржуазии и появление на исторической арене крупного промышленного пролетарита, противостоящего «господствующему классу». И так же, как он осмелился на «святотатственное» развенчание В. Гюго, он пытается, правда в более мягкой форме, разоблачить и либерализм крупнейшего представителя натурализма Э. Золя, видя в нем апологета столкнувшейся с пролетариатом буржуазии.В связи с критикой творчества Золя Л.

разоблачает буржуазный реализм и натурализм. «Самое поверхностное наблюдение, никогда не идущее от следствий к причинам и от действий к их конечным результатам, вот чем является триумф реалистов». А натурализм определяется им как «чисто механический» творческий метод. Эмпирическому верхоглядству реалистов и натуралистов Л.

противопоставляет метод диалектического материализма (см. ст. о Золя, воспоминания о Марксе и др.). Многие высказывания Л. по вопросу о творческом методе звучат актуально и по сей день, давая небезынтересный материал для дискуссии о творческом методе пролетарской литературы.

Указывая, что марксистская критика «не считает своей задачей прославлять или осуждать писателей», Л. отметал оценки нормативной идеалистической критики, руководствующейся «правилами» и «вкусом», не никоим образом не отказывался от классовых оценок. Наоборот, мало кто с такой резкостью «прославлял или осуждал» писателей с классовой точки зрения, как Л.

В этом отношении современная критика может у него многому поучиться, но при этом необходимо учесть те крайности, к-рые имеются в его оценках и к-рые отразились и в его историко-литературной концепции вообще и в отношении к буржуазным литературным формациям XIX в. в частности. Стремясь увидеть в эпохе революции зародыши всех буржуазных литературных формаций, развернувшихся впоследствии, Л.

стал на эволюционистские позиции, противоречащие его же собственным диалектическим построениям. Неутомимо разоблачая буржуазию, рассматривая и отвергая с пролетарской революционной точки зрения буржуазные литературные формации, он не диференцирует буржуазию и никак не ставит проблему соотношения романтизма и нар. мелкой буржуазии и ремесленного пролетариата, революционные завоевания к-рых присвоила крупная и средняя буржуазия.

Благодаря тому что оценки Лафарга выдержаны в духе огульного «разоблачения» буржуазии как монолитного массива, они иногда близки к вульгаризации марксистского метода. В частности это относится к оценке тех же романтиков, к-рые рассматриваются Л. как приспособленцы, очковтирательствующие фразеры, ловкие ханжи и т. д. Все это приводит Л.

к антиисторическим установкам, к недооценке тех исторически-прогрессивных элементов, к-рые заключались в художественном наследии прошлого, к ограничению этих элементов только областью литературного яз. и к огульному отвержению с точки зрения интересов пролетариата всех жанров, культивируемых буржуазной литературой. Ошибочной является и концепция Л.

в вопросе о развитии пролетарской литературы. Веря в расцвет пролетарской культуры при диктатуре пролетариата, он сомневался в возможности возникновения литературы пролетариата до пролетарской революции, указывая на то, что в условиях чрезмерной капиталистической эксплоатации «рабочий теряет прекрасный дар поэзии». Уже в момент высказывания эта концепция (90-е годы) опровергалась фактами появления зачатков пролетарской литературы на Западе, в Америке и в России.

Многое из того, что может показаться «вульгарным» и «циничным», обусловлено памфлетической целеустремленностью статей Лафарга. Талантливейший мастер памфлета, автор знаменитого «Права на лень», неутомимый разоблачитель буржуазного лицемерия Лафарг сознательно выделял лишь реакционные черты буржуазной культуры и ее представителей, оставляя в тени проблему культурного наследства и его революционно-критической переработки пролетариатом.

Вся литературно-критическая работа Лафарга связана с его практической революционной деятельностью. Страстный боец-революционер, пламенно ненавидящий буржуазию и бичующий ее даже в исследованиях о первобытных временах, Лафарг обращается к литературе XIX в. для того, чтобы показать пролетариату облик класса-угнетателя. Но метод этого показа не абстрактные теоретические рассуждения, а конкретный исследовательский анализ.

Это избавило наследие Л. от публицистической эфемерности и позволило Мерингу сказать, что «очерки Лафарга принадлежат к той марксистской литературе, которая имеет непреходящее значение».Современному этапу развития марксистско-ленинского литературоведения особенно созвучны два момента в работах Лафарга: неразрывная связь теории с практикой, классовая непримиримость и строгая партийность при подходе к историко-литературным явлениям.

Относясь к работам Лафарга критически, отдавая себе полный отчет в наличии у Л. ошибочных установок и отбросив имеющиеся у него элементы механицизма и антиисторизма, марксистско-ленинское литературоведение имеет полное основание включить положительные элементы литературного наследия «одного из самых талантливых и глубоких распространителей идей марксизма» (Ленин о Лафарге) в свой железный фонд.

Библиография:

I. Экономический детерминизм К. Маркса, изд. 2-е, «Московский рабочий», М., 1928; Очерки по истории культуры, изд. 2-е, «Московский рабочий», М., 1928; Собр. сочин., под ред. Д. Рязанова, тт. I, II и III, Гиз, М., 1925-1930 (в III том вошли историко-литературные статьи: «Французский язык до и после революции», «Происхождение романтизма» и «Легенда о В. Гюго»); Язык и революция, «Academia», Л., 1930; «Деньги» Эмиля Золя, «Литературное наследство», кн. II, 1932; не переведены на русск. яз.: «Sapho» (о романе А. Додэ), «Neue Zeit», 1886, S. 237; «Der Darwinismus auf der franzosischen Buhne», «Neue Zeit», 1890, I.

II. Ленин В., Речь на похоронах Лафарга, Собр. сочин., т. XV; Стеклов Ю., Поль Лафарг боец революционного коммунизма, издание 3-е, П., 1924; Дешевов К., Поль Лафарг, 1926 (на укр. яз.); Кривцов Ст., На заре французского марксизма, «Воинствующий материалист», IV, 1925; Удальцов А., О новом издании сочинений Лафарга, «Книга и пролетарская революция», 1932, № 1; Гоффеншефер В., Лафарг и проблемы языка, вступ. ст. к этюду Лафарга «Язык и революция», 1930; Его же, Лафарг о реализме и натурализме, «Литературное наследство», книга II, 1932; Его же, Практик марксистской критики Поль Лафарг, ГИХЛ, М., 1932; Mehring F., Paul und Laura Lafargue, «Neue Zeit», 1911, Dez., S. 337; Его же, Рецензия о Лафарге, «Neue Zeit», 1908-1909, I; Braun A., Lafargue, «Kampf», Wien, 1911, l/XII; Bure, La legende de V. Hugo par Paul Lafargue, «Le mouvement socialiste», 1902, № 85. .