Энциклопедия эпистемологии и философии науки - обоснование

Ориентированность на О. конструируемых учеными систем знания является одной из важнейших особенностей науки вообще. В отличие от представителей других форм познавательной деятельности, профессиональный исследователь всегда должен доказывать правомерность использования своих методов и истинность получаемых результатов. Если, скажем, в религиозной практике основанием общих убеждений является вера в определенные догматы и достаточно надежным аргументом считается ссылка на мнение авторитетных для данной конфессии теологов, то в науке даже самый уважаемый ученый обязан специально обосновывать выдвигаемые им гипотезы или создаваемые концепции. И наиболее важной формой О. в данном случае оказывается такая логическая операция, как доказательство. С точки зрения формальной логики, доказательство представляет собой построение такого умозаключения, в котором специально подобранные истинные высказывания (аргументы) являлись бы посылками, из которых по всем правилам можно было бы вывести заключение, совпадающее с выдвинутым тезисом (утверждением, истинность которого обосновывается).

В реальной практике научного познания процесс О. выдвигаемых гипотез и конструируемых концепций не сводится исключительно к логическим способам и средствам (тем более, что довольно часто возникает необходимость обосновывать само применение именно логических форм рассуждения). Для О. наиболее фундаментальных и общих фрагментов знания (таких, напр., как научные картины мира) используются общефилософские установки и принципы. С этим связана и характерная для классического естествознания ориентация на поиск «абсолютных оснований», понимаемых как система исходных принципов и категорий, с помощью которых строится любая система знаний.

В настоящее время подобная надежда на выявление неизменных оснований перестала быть одним из главных регуляторов научного поиска. Сегодня в большей степени используются такие способы О., которые позволяют показать эффективность применения выдвигаемых положений в определенном контексте деятельности. В связи с этим в методологии науки стали отделять процедуру доказательства от процедуры аргументации, видя в них различные способы О. человеческих знаний и действий. В самом деле, аргументация (в отличие от доказательства) направлена главным образом не на демонстрацию истинности каких-то утверждений, а на убеждение остальных членов некоторого сообщества в их приемлемости на данный момент.

Поэтому при использовании всевозможных приемов аргументации существенно важным оказывается учет специфики аудитории, на которую эти приемы направлены, тогда как доказательство нейтрально по отношению к своим адресатам. Сегодня рост интереса к проблеме аргументации свидетельствует о качественном изменении самого характера современной науки, в которой проблема О. производимых и используемых знаний существенно зависит от того, какой «возможный мир» исследователь имеет в виду в каждом конкретном познавательном акте, а также от того, какими средствами описания изучаемой действительности ученый пользуется.

С.С. Гусев

О. — способ убеждения кого-либо в чем-либо; например, убеждения в истинности мысли или оправданности действия. О. в этом смысле служат и логическое доказательство, и эксперимент, и обычный опыт. Так, истинность суждения «Солнце греет» может быть обоснована теоретическим рассуждением, использующим физические данные (законы) и логику. Но на практике она оправдывается (верифицируется) непосредственно через ощущение.

Если в качестве оснований берутся чувственные восприятия или наглядные представления, то говорят иногда, что О. является абсолютным, так как «независимо от того, насколько туманным оно может быть, в этой туманности есть нечто, данное именно так, а не иначе» (см.: Эйнштейновский сб. 1978—1979. М., 1983. С. 105). Однако в смысле критерия «Человек есть мера всего» (Протагор) такое О. будет и относительным, поскольку оценка, основанная на чувственном опыте, равносильна некоторому суждению восприятия, некоторой субъективной точке зрения на то, что нечто дано нам именно так, а не иначе. А в этом случае «каждый может найти подтверждение для своей субъективной точки зрения, как бы она ни отличалась от других» (Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет. М., 1971. Т. 2. С. 14). Из сравнения этих двух ситуаций естественно возникает мысль о глубине О. и характере приводимых оснований, на что указывает достаточного основания закон.

В сфере дедукции последними по глубине основаниями являются логические законы. Поэтому, чтобы логически обосновать какую-либо связь суждений, ее необходимо привести к форме логического закона. Вместе с тем выбор логических законов сам нуждается в О., а это обычно выходит за рамки самой логики.

Потребность в О. — важнейшая потребность научного мышления, которое, по словам Гегеля, знает лишь основания и выведенное из оснований. Между тем сама проблема О. — ответ на вопрос «почему и как?» — родилась, прежде всего, как философская проблема (а с нею, начиная с античности, и все множество философских гипотез об основах бытия и познания). Только позднее пришла отдельная методология науки с ее требованием технических средств, дающих право на логическую обоснованность (см. Доказательств теория).

Вообще говоря, доказательство и О. соотносятся между собой, скорее, так, как соотносятся логика и аргументация. О. — акт мышления, родственный доказательству, но с более широким и более интуитивно значимым классом аргументов. В то же время общая тенденция к О. показывает, что «обоснованность была, есть и, по всей видимости, будет синонимом рациональности в самом широком смысле этого слова.., не обязательно направленной на доказательство истинности» (Алексеев И.С. Проблема обоснования теоретического знания и различные подходы к ее решению // Методология обоснования квантовой теории. М., 1984. С. 7). В самом деле, О. в широком смысле прежде всего должна сопутствовать убедительность, а убедительность никогда не бывает абсолютной. У ж е Платон отмечал разницу между понятиями «убеждать» с помощью разумного (сегодня скажем — логически корректного) довода, обращенного к рассудку, и понятием «внушать» с помощью доводов, обращенных к сердцу, к чувству, к интуиции, что вполне может служить О. в широком смысле.

О. как «интеллектуальная задача» — это, можно сказать, оборотная сторона открытия, когда отчетливо осознается, что «принять» еще не означает «понять». Причем понять так, чтобы стало очевидным «существо дела». Напр., систему вещественных чисел принимали и до попытки арифметизации анализа. Но только диссонанс между «принять» и «понять» математическую идею непрерывности (континуума), особенно подчеркнутый логическими пробелами в наивных концепциях вещественного числа, породил потребность в ее рациональном О. на базе интуитивно ясных арифметических представлений. В свою очередь, это стало только прелюдией к более общей интеллектуальной задаче, которая вначале оформилась в задачу теоретико-множественного О. анализа, а с открытием парадоксов (когда вновь зазвучал диссонанс между «принять» и «понять», и речь пошла уже о самой теоретико-множественной концепции) обрела чисто методологическую значимость — реформировать множеств теорию на приемлемой аксиоматической основе (позиция математического формализма) или, напротив, вовсе отказаться от этой теории в пользу конструктивных методов (интуиционизм и конструктивизм). Именно здесь и вступают в силу методологические (философские) установки, которые существенны особенно тогда, когда общая задача О. определилась и вопрос стоит только о форме этого О.

Говоря об О. теории, нельзя не отметить, что в основе любой теории (в том числе и математической) лежит не только логика, но и опыт. А это означает, что в ней сочетаются дедуктивный и индуктивный аспекты О. И хотя логика теории и логика опыта служат одной цели познания, это все же различные логики, лишь в некотором смысле согласованные между собой. Есть определенные основания считать, что именно в силу особой логики опыта теория, описывающая этот опыт, независима от него. Никакой эксперимент не может фальсифицировать утверждения, основанные на чистой логике теории. Он может лишь обозначить интервал применяемых при этом абстракций. Ведь не зря же, применяя абстракции, мы нередко отказываемся от критерия практической (интуитивной) очевидности и доверяемся только логике теории. Если же мы совсем отказываемся от интуиции, то логика теории становится абсолютным критерием О., даже если полученные с ее помощью результаты противоречат возможностям опытной проверки (пример: теорема Банаха—Тарского). И все же мы понимаем, что выбор теоретических принципов (например, принципа выбора) и доверие к ним сами нуждаются в О., которое может и не принадлежать чистой логике.

ММ. Новосёлов

Лит.: Никитин Е.П. Природа обоснования. М., 1981; он же: Открытие и обоснование. М., 1988; Новосёлов ММ. Абстракция в лабиринтах познания. Логический анализ. Гл. 11. М., 2005; The Foundation of Statements and Decisions. Warszawa, 1965.

Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация»

И.Т. Касавин

2009