Философский словарь - бог

На основании этих библейских представлений о Б. в первые века христианства был сформулирован принцип, согласно которому Он "неизреченен, недоведом (т.е. не до конца умопостигаем), невидим, непостижим". Именно так говорится в последовании литургии Иоанна Златоуста, которая практически ежедневно совершается в православных храмах всего мира. Об этом же говорит Николай Кузанский, указывая, что Б. нельзя постичь "иначе как негативно", т.е. лишь осознав, каким Он не является. Однако "Он постигается через наслаждение от пребывания в истине и жизни среди мира и покоя в небе эмпирея, то есть высшего восторга нашего духа", иными словами, через приобщение к Его истине самой жизнью, нравственным выбором и внутренним состоянием человеческого Я. С т. зр. Николая Кузанского, Б. "не находится в области, или сфере, интеллекта" уже по той причине, что превосходит всякое человеческое представление о нем. Но при этом Он может открыться нам "лицом к лицу" через "радость Господню, которую никто не может отнять от нас, когда мы ощутим, что прикоснулись к нетленному бытию".

Богами в древних, т.н. языческих, религиях называются Амон, Мардук, Зевс, Аполлон, Гермес и др. адресаты поклонения. Однако этим же словом обозначается и "quo majus nihil cogitare potest" ("тот, больше которого невозможно себе представить никого"), как говорит "язычник" Луций Анней Сенека, формулировку которого впоследствии будет использовать христианин и святой Ансельм Кентерберийский. В "неподвижном двигателе", являющемся причиной всего, о котором говорит Аристотель, Филон Александрийский узнал того самого Б., что некогда открылся Аврааму, а затем Моисею и ветхозаветным пророкам, так состоялся синтез греч. филос. монотеизма с монотеизмом Библии. Того самого Б. можно узнать и в "Боге философов и ученых" Б. Паскаля.

Мифологемы, во-первых, о сотворении мира одним из богов (демиургом), а вовторых, о Б., который царствует над миром (как Зевс у греков), в монотеистическом варианте составляют основу библейского видения Б., "творца неба и земли", царствующего над миром. При этом надо иметь в виду, что и библейское видение Б. формируется постепенно. Из представлений о племенном Б. Израиля (первые книги Пятикнижия), который любит исключительно свой народ, со временем, во Второзаконии и в книге пророков (прежде всего у Исайи) выкристаллизовывается образ благого и милосердного Отца всех людей и защитника вдов и сирот, "Отца вашего Небесного" Нагорной проповеди Иисуса Б., который согласно определению Нового Завета есть любовь (1 Ин 4,8). В отличие от многочисленных богов народов Др. Востока Б. в Библии един "и нет иного бога" (Ис 45,14), ибо "все боги народов идолы (или даже "ничто" [2 Пар 16, 26]), а Господь небеса сотворил" (Пс 96,5). Он всемогущ (Быт 17,1 и др.); о чем, напр., так говорится в книге Иова (42,2): "Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено". Однако сам термин "всемогущий" (лат. omnipotens) в Ветхом Завете отсутствует и вошел в язык богословия и в богослужебную практику христианского Запада из антич. литературы. Б. согласно библейским текстам не только царствует над всем миром, но и как бы пребывает повсюду. "Разве Я Бог только вблизи, говорит Господь, а не Бог и вдали? Может ли человек скрыться в тайное место, где Я не видел бы Его? говорит Господь. Не наполняю ли Я небо и землю" (Иер 23,2324). Термин "вездесущий" (греч. pantachou paron) в Библии также не встречается, хотя имплицитно представление о вездесущии Божием присутствует в разных местах Священного Писания.

Нельзя не указать на то обстоятельство, что и с богами в древних религиях, и с единым Б. Ветхого Завета люди находятся приблизительно в одних и тех же отношениях: во-первых, им поклоняются, а во-вторых, просят о помощи и защите, но в то же время боятся. Наконец, им жалуются на трудности жизни, находя в них источник утешения, молятся и обещают следовать в жизни тем или иным принципам или правилам. Т.о., в отношениях между человеком и Божественной силой главную роль всегда играют молитва и благочестие, которые, разумеется, далеко не всегда имеют формы христианской морали.

Несомненное сходство между языческими верованиями самых разных народов и библейским представлением о Б., которое затем перейдет в Коран, одним исследователям и мыслителям дает основание говорить о религии как об общечеловеческом феномене, который, по-разному преломляясь в разных культурах, в главных чертах остается неизменным, другим о том, что истинное представление о Б., пусть в искаженной форме, но все же присутствует не только в библейском откровении.

Библейское представление о Б., разрабатывавшееся в святоотеческой литературе и в церковном предании, легло в основу доказательств бытия Божия, поисками которых начинает заниматься филос. мысль в Средние века, когда эта проблема была сформулирована Ансельмом Кентерберийским. В 19 и 20 вв. на фоне бурного развития естественных наук традиционные представления о Б. подвергаются ревизии, в особенности после Ф. Ницше, заявившего, что "Бог умер", т.е. перестал играть к.л. роль в жизни человечества. Дж.С. Милль предложил концепцию, согласно которой Б. хочет добра, но ограничен в своем могуществе. Ее развил амер. персоналист Э. Брайтман, считавший, что существующее в мире зло есть некая "данность", в условиях которой вынужден действовать Б., могущество которого, естественно, не беспредельно. Дж. Дьюи предложил видеть в Б. "активное отношение" между реальным и идеальным, а А. Швейцер "этическую волю" или "безличную силу". Наконец, Дж.Э. Будин видит в Б. "духовное поле, в котором мы живем, движемся и существуем".

Др. путем пошел B.C. Соловьев, утверждавший в "Духовных основах жизни", что "Бог есть внутренняя истина, которая нравственно обязывает нас добровольно признать ее... Верить в Б. значит признавать, что добро, о котором свидетельствует наша совесть, которого мы ищем в жизни, но которого не дают нам ни природа, ни разум, что это добро все-таки есть, оно существует помимо нашей природы и разума, оно есть нечто само по себе". Его продолжателем стал С.Н. Булгаков (см.: "Свет невечерний"), указавший, что "Бог есть нечто, с одной стороны, совершенно трансцендентное, иноприродное, внешнее миру и человеку, но, с другой стороны, Он открывается религиозному сознанию, его касается, внутрь его входит, становится его имманентным содержанием. Оба момента религиозного сознания даны одновременно, как полюсы, в их взаимном отталкивании и притягивании". Булгаков подчеркивает, что "Бог есть вне меня, но и для меня, превыше моей субъективности, однако сообщаясь ей" и, главное, указывает на то, что вне личных отношений с Б., вне личного опыта встречи с Ним в ЕСИ (имеется в виду 2-е лицо единственного числа глагола "быть" из славянского текста молитвы "Отче наш"), вне обращенной к Нему молитвы ставить вопрос о Б. невозможно. "Громовый факт молитвы как в христианской, так и во всех религиях должен быть, наконец, понят и оценен в философском своем значении".

Вне зависимости от Булгакова к этим же выводам приходят М. Бубер, Г. Марсель, С.Л. Франк, Ф. Варийон и др. Бубер, вернувший религиозную мысль к чисто библейским основам, выдвигает тезис, согласно которому Б. это всегда "Ты", которое ни при каких обстоятельствах не может превратиться в "Он". Концепция Булгакова и Бубера вытекает непосредственно из Нового Завета, где Иисус предстает как носитель уникального опыта богообщения и молитвы, обращенной к Б. как Отцу. Эта концепция не случайно появляется именно в то время, когда Новый Завет становится объектом пристальнейшего изучения для филологов, богословов и философов. "Пред лицом этого ЕСИ, этого синтетического религиозного суждения, конечно, безмолвствуют так называемые "доказательства бытия Божия", утверждает Булгаков, полагая, что они могут иметь известное значение в философии, но не в собственной области религии, где "царит радостное непосредственное ЕСИ". По Булгакову, доказательства бытия Б. самим своим появлением свидетельствуют о кризисе в религиозном сознании. "Единственным же путем реального, жизненного познания Бога остается религиозный опыт", религиозная жажда, ибо "в вере Бог нисходит к человеку, установляется лестница между небом и землей, совершается двусторонний, богочеловеческий акт. И это объективное содержание веры имеет для верующего полную достоверность, есть его религиозное знание, полученное, однако, путем откровения". Булгаков показывает, что вера предполагает в качестве своего объекта, а вместе и источника, т а й н у, а не Б., что чрезвычайно важно для современного понимания среди прочих и такой идиомы, как, напр., "всемогущество Божие", которое может быть обнаружено не глазами стороннего наблюдателя, какими пытались быть Милль или Брайтман, но только в измерении личных отношений между Я и Ты, человека и Б.

Булгаков С.Н. О Богочеловечестве. Париж, 1933; Франк С.Л. Непостижимое. Париж, 1939; Buber M. Werke. Munchen, 1962-1964. Bd 1-3.

Г. П. Чистяков