Энциклопедия Кольера - суфизм

, вскоре после возникновения ислама. Мистический опыт начинает получать теоретическое осмысление у ал-асана ал-Бар, З-н-Нна ал-Мир (8-9 в.), ал-Харрза (ум. 899), философские идеи прослеживаются у Аб Йазда ал-Бисм (ум. 875), Аб Манра ал-аллджа (казнен 922), Аб ал-сима ал-ушайр (986-1072) и др. В суфизме обычно различают умеренное и крайнее течения. Своеобразную "легализацию" умеренного суфизма связывают, как правило, с именем амд ад-Дна ал-азл (1058-1111), мыслителя, принадлежавшего к ашаритской школе калама и высказывавшего симпатии к суфийскому пути познания Бога как достижению истинного знания.

Ярким представителем крайнего суфизма можно считать ал-аллджа с его знаменитой формулой 'ан-л-а ("Я Истина"), отождествляющей "Я" мистика с Богом. Хотя у представителей строгого правоверия, смыкающихся с фундаментализмом, в том числе и современных, суфизм всегда вызывал подозрение, если не открытую вражду, это течение оставалось и остается весьма популярным и охватывает самые широкие слои мусульман.

Суфизм создал и свою философию, в которой поднимались фундаментальные вопросы, стоявшие перед классической арабской философской мыслью: каким образом Первоначало универсума, Бог, может быть понят строго как единственный и вместе с тем порождающий все многообразие мира; каково место человека в мире и его отношение к Богу и божественному; каковы его возможности и границы познания и действия.

Будущий мистик получил традиционное образование мусульманского ученого. В его произведениях немало свидетельств о посещавших его озарениях, нередко о беседах с мистиками прошлого или пророками. Ибн 'Араб много путешествовал, а с 1223 жил в Дамаске, где и скончался в 1240. Великий шейх был знаком с сочинениями выдающихся суфиев ал-Харрза, ал-Мусиб, ал-аллджа, ал-Исфар'ин.

Среди апокрифов двухтомное Толкование Корана (Тафср ал-ур'н), Древо бытия (Шаджарат ал-кавн), Божье слово (Калимат ал-лх), Божья премудрость (ал-икма ал-'илхиййа). Мекканские откровения до сих пор полностью не переведены на иностранные языки из-за объема произведения, которое по праву называют "энциклопедией суфизма", содержащего рассуждения едва ли не по всем вопросам теории и практики суфизма.

Помимо философских, рассматриваются и многие другие вопросы, касающиеся космологии и ангелологии, хуруфизма (учения о сверхприродных свойствах букв), пророчества и Откровения и т.д. Заключительная глава Мекканских откровений представляет собой наставления мурдам ученикам суфийских наставников, выполненные в основном в виде максим, хотя и снабженные философскими комментариями.

Оно излагает учение о Первоначале и его отношении к своему следствию миру, развивает диалектику явленности и скрытости Первоначала, доказывая, что одно невозможно без другого (см. ПЕРИПАТЕТИЗМ АРАБОЯЗЫЧНЫЙ). Хотя идеи этого произведения близки тем, что высказывал Ибн 'Араб, трудно с определенностью утверждать что-то сверх этого относительно связи двух произведений.

Геммы мудрости состоят из 27 глав, каждая из которых соотнесена с одним из посланников или пророков. Изложение не является систематическим в том смысле, какой был бы верен применительно к западной традиции, но оно обнаруживает безусловную внутреннюю связность и последовательность и в терминологическо-понятийном, и в тематическом плане, не отходя от критериев рациональной обоснованности и непротиворечивости излагаемых положений.

Ибн 'Араб полемизирует с арабоязычными перипатетиками по вопросу о способе понимания единства Первоначала, с ал-азл по вопросу о возможности его познания вне связи с миром, с мутакаллимами по вопросу об оправданности понятия "субстанция" в свете атомарной теории времени. Затрагиваются также некоторые нефилософские вопросы, такие как символика сновидений.

Это в числе прочего означает невозможность однозначно определить иерархические отношения между любыми двумя вещами: каждая может считаться и превосходящей другую, и превзойденной другой. Первоначало и порождаемый им ряд вещей понимаются в суфизме как условия друг друга. Когда отношения между ними описывается в терминах "явное скрытое" (хир бин) или "основа ветвь" ('ал фар'), линейность, характерная для предшествующей традиции арабского философского мышления, уступает место взаимному предшествованию: и Первоначало, и производные от него вещи могут характеризоваться во взаимном отношении и как явные, и как скрытые, и как основа, и как ветвь.

Собственная терминология суфизма, именующего Первоначало "Истиной" (ал-а), ряд вещей мира "Творением" (ал-хал), а их двуединство "миропорядком" (ал-'амр), подчеркивает эту взаимосвязь, называя последний "Истиной-Творением". Понятия "предшествования" (тааддум) и "следования" (та'аххур) играют в классической арабо-мусульманской философской мысли важнейшую роль в упорядочивании сущего, расставляя его в неоплатоническом духе в фиксированной последовательности на лестнице совершенства: чем ближе к Первоначалу, тем сущее совершеннее, превосходя все, что следует за ним, т.

е. располагается ниже его. Но в суфизме эти понятия теряют свою фиксированную ранжированность и вместо этого приобретают свойство переходить одно в другое и, более того, непременно предполагать другое как собственную характеристику: предшествующее не может оказаться предшествующим, не будучи вместе с тем и последующим, и наоборот.

Более того, невозможно однозначно решить вопрос об их приоритете, поскольку время оказывается не просто совечным вечности, но и условием и формой ее осуществления. Двуединство противоположностей, о котором идет речь в суфизме, является характеристикой полноты истины и не предполагает необходимости снятия антитез в некоем синтезе.

Постижение полноты этой истины составляет цель и вместе с тем содержание метода познания, который именуется "растерянностью" (айра) и не имеет ничего общего с тем "смущением", которое в античности ассоциировалось с апориями. Открываемое в "растерянности" двуединство противоположностей в наиболее обобщенной форме может быть выражено как диалектика утверждения и отрицания "инаковости" (айриййа) вещей друг относительно друга.

Их ранжированность, или взаимное "превосходство" (тафул) во временнм существовании снимаются их вечностной ипостасью, благодаря чему любая вещь оказывается и иной и неиной в отношении любой другой вещи. Хотя "растерянное" знание выражается дискурсивно, оно прямо связано с актом непосредственного познания и ни в чем не противоречит истине последнего.

В этом смысле теорию познания суфизма и его опирающуюся на "растерянное" знание философему можно рассматривать как попытку преодолеть разрыв между непосредственным и дискурсивным знанием, молчаливо признававшийся в классической арабо-мусульманской философии. Тезис о двуединстве миропорядка, в котором Истина и Творение (Первоначало и мироздание, Бог и мир) полагают друг друга как условия самих себя и невозможны одно без другого, является центральным для суфийской философии в том классическом виде, какой она получила в трудах Ибн 'Араб.

Проработка этого тезиса в ракурсе всех центральных философских проблем классического периода составляет содержание философии суфизма. Но значение этого тезиса не ограничивается собственно философией. Оно простирается и за ее пределы, захватывая, в частности, вопросы этики, повседневной морали и вероучения. Суфийские мыслители, как правило, сохраняют верность положению ислама о том, что это учение является высшим и последним выражением истинного вероисповедания, принесенного человечеству.

Высказывая мысль о том, что именно последователям Мухаммеда принадлежит "наивысшее место" в мироздании, Ибн 'Араб доказывает, что эта вознесенность касается двух составляющих вероисповедания знания и действия: сохраняет свою силу и общеисламское положение о неразрывности этих двух сторон, ни одна из которых в отдельности не составляет веры.

Точно так же в суфизме поддерживается положение ислама о том, что целью ниспослания веры является "польза" (манфа'а) людей. О столь же безусловной укорененности этической мысли суфизма в общеисламской почве свидетельствует категорическое неприятие идей и идеалов христианского монашества, тем более красноречивое в устах авторов столь терпимых, какими являются суфии: принципиальное отрицание установки на преодоление плоти как таковой (как источника греховности, а не ограничение плотских излишеств, как то характерно, скажем, для ригористического исмаилизма) свойственно всем исламским авторам, за очевидным исключением ас-Сухравард и некоторых других представителей ишракизма, у которых идея преодоления телесности имеет равно дохристианские и доисламские, прежде всего зороастрийские, корни.

Другим важным положением исламской этики является положение о непосредственной связи действия и намерения

(см. Арабская Философия).

Намерение прямо определяет результат действия: каждый получает то, что ищет. Однако такие однозначные суждения возможны только в сфере адаба (морализаторских наставлений), в том числе и суфийского, поскольку прямо противоречат основному тезису философии суфизма невозможности однозначной фиксации того или иного утверждения как окончательного.

Поэтому суфийская этика в той части, в какой она составляет органическую часть общефилософских построений этой школы, содержит немного оснований для традиционной классификации намерений и сопровождаемых ими действий. Более того, суфийская философия в ее наиболее тонких построениях лишает этические рассуждения того реального основания, на котором они строятся в традиционных теориях.

Этическое суждение относительно человеческого действия предполагает принципиальную возможность определить деятеля, того, кто осуществляет действие. Оно, далее, возможно только в том случае, если действие дает закономерный результат; если одно и то же действие может повлечь непредсказуемо различные последствия, никакая однозначная его оценка невозможна.

Но именно эти основания и ставятся под сомнение суфийской философией. В суфизме невозможно однозначно соотнести действие человека с его собственной или с божественной волей. То же касается и определения самого действующего: поскольку человек является воплощением Бога, невозможно прямо соотносить действие с человеком, не соотнося его одновременно и с Богом, а значит, вопрос об ответственности человека за свои действия не может иметь однозначного ответа.

Определение истинного деятеля для поступков, совершаемых человеком, связано с проблематикой, живо обсуждавшейся еще в каламе. В суфизме и человек и Бог с равным правом могут быть названы подлинными действователями, причем эти точки зрения не просто не альтернативны, но необходимы как условия одна другой. Это относится к рассмотрению соотношения между временнй и вечностной сторонами существования в пределах одного атома времени.

Что касается двух даже соседних атомов времени, не говоря уже о более отдаленных, то они не связаны отношениями причинности, что создает принципиальную трудность в обосновании этики. Вместе с тем в суфизме восприняты и разработаны многочисленные моральные максимы, смягчающие этот "этический нигилизм" высокой философии. Кроме того, в практическом суфизме, особенно в его зрелый период, связанный с оформлением различных орденов, были развиты разнообразные практики совершенствования адепта, проводящие его по "пути" (ар а, также маслак) к высшим ступеням познания.

Они основываются на представлении о возможности градуированного приращения совершенства в результате целенаправленных усилий адепта, тем самым ориентируя на процессуальность совершенствования, хотя и имеют мало оснований в собственно философской системе суфизма, где понятие "совершенный человек" (инсн кмил, также инсн тмм) носит скорее метафизический, нежели этический характер.

Те же идеи разрабатываются в суфизме с использованием одной из центральных категорий фикха (религиозно-правовой мысли) термина 'амр ("приказание"). Выражая идею нефиксированности содержания даже такого как будто однозначно определенного понятия (приказание направлено от Бога к человеку и всегда предполагает подчинение ему, т.

е. послушание как похвальное действие), суфизм различает "созидающее приказание" ('амр таквнийй) и "опосредованное приказание" ('амр би-л-всиа): опосредованное приказание может не выполняться, а созидающее приказание выполняется всегда. Опосредованным является приказание, выраженное в Законе, и потому его выполнение зависит от того, совпадает оно или не совпадает с божественной волей, выражающейся как созидающее приказание.

В контексте этого учения понятия "похвала порицание" (амд замм), а также "послушание ослушание" ('а ма'ийа), столь важные для исламской этики, теряют свою однозначность, переставая выражать соответствие или несоответствие человеческих поступков божественной воле. В каждом своем действии человек руководим Богом, а точнее, самим собой через Бога и в Боге.

Например, "страсть" (хаван), одно из наиболее осуждаемых исламской этикой качеств человеческой души, оказывается на самом деле страстным желанием Бога: и в том смысле, что она направлена в любом случае на Бога, и в том смысле, что объятый страстью человек выражает желание самого Бога, а не кого-то иного. Классификация состояний души возможна также на основе представления о том, что предметы стремления, то, к чему устремляется человек, различны и отделены одно от другого, причем одни из них приносят пользу, а другие вред; именно потому в традиционном понимании страсть пагубна для души, а стыдливость (ай') полезна, что первая отвращает от полезного и приносит больше вреда, чем пользы, а вторая, напротив, способствует приобретению полезного.

Но коль скоро ничто не является иным, нежели Бог, коль скоро никакая вещь в мире не застывает в границах своей безусловной отличности от всего остального, но во всякое мгновение возвращается в Бога, чтобы в тот же момент возникнуть как иная, то и страсть не сбивает человека с единственно верного пути, ведущего его к благу и счастью, как то трактуют традиционные теории, просто потому, что нет единственно верного пути и всякий путь ведет к Богу.

Ислам это знание о Боге и соответствующее этому знанию действие. Однако никакая вещь в мире не является иной в отношении Бога, а значит, и никакое знание не является иным, нежели знанием о Боге. То же относится и к действию: никакое действие не совершается ради чего-то иного, нежели Бог, а значит, всякое действие творится во имя единственного Бога.

Поэтому существенным следствием суфийской философии является веротерпимость, выраженная в принципе "невозможно поклоняться ничему, кроме истинного Бога". Всякое поклонение и оказывается по существу поклонением Истине, но при том обязательном условии, что не претендует на исключительное владение истиной, предполагая таким образом иные исповедания (в том числе и как будто исключающие его самого, как "многобожие" исключает "монотеизм") как собственное условие.

Этот тезис, вызывающий крайнюю неприязнь некоторых мусульманских идеологов-традиционалистов, апеллирует, вкупе с мистической составляющей суфизма, к современному сознанию, чем в значительной степени объясняется популярность суфийских идей. Эти общефилософские положения в приложении к конкретным эпизодам истории взаимоотношений человечества с божеством или божествами, которые поведаны в Коране, дают парадоксальные следствия.

Согласно Ибн 'Араб, нельзя отрицать истинность ни одного из вероисповеданий; идолопоклонничество древних арабов, религия египтян (коранический Фараон предстает отъявленным врагом единобожия и истинной веры), любые Законы и вероучительные своды любых религий истинны. Напротив, те, кто пытался доказать их безусловную ложность, действовали в ущерб истинному исповеданию.

Единственное, что может быть неистинным в любой из религий, это ее притязание на исключительную истинность и неприятие истинности остальных религий. Философский суфизм после Ибн 'Араб развивался под решающим влиянием его идей. Взгляды Ибн 'Араб получили в дальнейшем известность как концепция вадат ал-вуджд ("единство существования"), которая нашла сторонников в суфийской среде в лице таких выдающихся мыслителей, как ал-ашни (ум.

1329) и ал-Джл (1325-1428), и встретила оппозицию со стороны ас-Симнн (ум. 1336), который выступил с альтернативной теорией ва дат аш-шухд ("единство свидетельствования"). Суфизм оказал большое влияние на арабо-мусульманскую философскую мысль, особенно в период позднего Средневековья, равно как и на культуру в целом. Большую известность суфийские идеи получили благодаря творчеству таких поэтов и мыслителей, как Фард ад-Дн ал-'Ар (ум.

1220), Ибн ал-Фри (1181-1235), Джалл ад-Дн ар-Рм (1207-1273) и др., опиравшихся на суфийскую символику любви, тоски по Возлюбленному и т.п.

ЛИТЕРАТУРА

Степанянц М.Т. Философские аспекты суфизма. М., 1987 Ибрагим Т.К. Философские концепции суфизма (обзор). В кн.: Классический ислам: традиционные науки и философия. М., 1988 Суфизм в контексте мусульманской культуры.

М., 1989 Тримингэм Дж.С. Суфийские ордена в исламе. М., 1989 Ибн Араби. Геммы мудрости. В кн.: Смирнов А.В. Великий шейх суфизма (опыт парадигмального анализа философии Ибн Араби). М., 1993 Ибн ал-Араби. Мекканские откровения (ал-Футухат ал-маккиййа). СПб, 1995 В поисках скрытого смысла. Суфийский путь любви. Духовные учения Руми. М., 1995 Ибн Араби.