Большая биографическая энциклопедия - адашев алексей федорович

— сын боярина Федора Григорьевича, принадлежит к числу замечательнейших русских людей XVI столетия. Сильные впечатления, вынесенные молодым царем Иваном Васильевичем IV из страшного московского пожара 21 июня 1547 года и следовавшего за ним народного бунта, резко отразились в истории последующего десятилетия, ставшего одним из светлых моментов русской государственной жизни. Страстная натура царственного юноши временно подчинилась придворной партии, душой которой были протоиерей Благовещенского собора Сильвестр и Алексей Адашев. Оба деятеля эти по общественному положению не стояли во главе "избранной рады", как называет князь Курбский кружок вновь выдвинувшихся царских советников, но руководили ею, как и самим царем, силой обаяния своих личностей. Сам царь Иван называет их начальниками партии в письме к Курбскому. Если некоторые авторитетные историки, как С. М. Соловьев и К. Н. Бестужев-Рюмин, указывают на ограниченность политического горизонта "избранной рады" и отмечают мелочность Сильвестра, то относительно Адашева, как человека, нельзя подобрать, кажется, свидетельства не в его пользу. Личность эта, может быть, и менее талантливая, чем некоторые из современных ему политических дельцов, сияет таким ярким светом доброты и непорочности, является таким образцом филантропа и гуманиста XVI века, что нетрудно понять обаяние ее на все окружающее. Недаром князь Курбский делает восторженный отзыв: "...и был он (той Алексей) общей вещи зело полезен, и отчасти, в некоторых нравех, ангелом подобен. И аще бы вся по ряду изъявил о нем, воистинну вере не подобно было бы пред грубыми и мирскими человеки". Влияние Сильвестра и Адашева было так сильно, так непонятно неотразимо, что подчинявшиеся ему впоследствии объясняли все чародейством. При опале, постигшей Сильвестра и Адашева в 1560 году, они были осуждены заочно. Новые советники царя боялись личного допроса; они были убеждены и высказывали это, что "...ведомые сии злодеи и чаровницы велицы, очаруют царя и нас погубят, аще приидут!". Слава Адашева распространилась за пределы Московского государства. Когда он послан был в Ливонию, одно появление его произвело уже впечатление: многие города, еще не взятые, хотели поддаться ему "его ради доброты". В 1585 году в Польше, расспрашивая посланника Луку Новосильцева про "шурина государского", Бориса Федоровича Годунова, сравнивали его с Адашевым. Годунов, как правитель земли и милостивец великой", как "ближней человек разумен и милостив", напомнил влиятельному архиепископу Станиславу Карнковскому советника "прежнего государя" Алексея Адашева, который "государство Московское таково ж правил" и был человек такой же "просужий". Сам посол должен был объяснить иностранцам, что Годунов Адашеву не ровня: "и яз ему говорил: Алексей был разумен, а тот не Алексеева верста: то великой человек, боярин и конюший, а государю нашему шурин...". Родился Алексей Адашев в богатой, но не особенно родовитой семье костромских вотчинников. Отец его, благодаря своим способностям и долгой службе, выдвинулся из среды сородичей и успел приблизиться ко двору. Не известно, как и когда Федору Адашеву удалось провести во дворец своих сыновей, но первые же упоминания Алексея Адашева в источниках говорят о его близости к юному великому князю. Было даже сделано предположение, что Алексей Адашев воспитывался вместе с Иваном IV. Судя по тому, что в 1547 году Адашев был уже женат на Анастасии Сатиной, следует думать, что он был старше государя на несколько лет. Разница в возрасте, во всяком случае, была незначительна, чем и объясняется сближение царя Ивана с молодым Костромским "сыном боярским". Два брата — Алексей и Данила Федоровичи Адашевы в чине свадьбы Ивана ІV — 3 февраля 1547 года участвуют как стряпчие и стелют постель новобрачных. Алексей Федорович является, кроме того, спальником и по обряду идет с великим князем в баню: "A в мыльне мылись с великим князем: боярин князь Юрья Васильевич Глинской да казначей Федор Иванов сын Сукин; спальники и мовники — князь Иван Федорович Мстиславской, да князь Юрья Шемякин, да Никита Романов, да Алексей Адашев". Нельзя не обратить в данном случае внимания на знатность всех "мовников", кроме Адашева, имя которого здесь упоминается впервые. В разрядах в июле 1547 года Алексей Федорович упоминается в числе рынд при государе. Эти факты указывают на положение молодого Адашева в момент его возвышения: он был комнатным спальником и стряпчим. Как всегда, государевы постельничие и подведомственные им чиновники сближались с особой государя и приобретали большее или меньшее значение в придворном мире, смотря по своим способностям и степени влияния на царя. Рындой записан Алексей Адашев и в разряде первого похода царя Ивана под Казань, но его нет уже в числе рынд в походе 7058 (1549— 1550) года. Естественное предположение, что около этого времени Адашев был повышен и получил новое назначение, подтверждается фактами. Князь А. М. Курбский называет Алексея Адашева ложничим царским. Этим польским термином может быть обозначена и должность постельничего, и должность спальника. Был ли Адашев постельничим царя Ивана IV? В 1547 году упоминаются двое постельничих — Матвей Федорович Бурухин и Андрей Владимирович Мансуров. Первый из них сходит со сцены до сентября 1551 года, второй умирает в 1551 году и заменен Игнатием Михайловичем Вешняковым. Вполне возможно предположение, что Алексей Федорович Адашев в 1550 году заместил Бурухина, став в один день и постельничим, и начальником новоучрежденного Челобитного приказа. Так именно и толкуют историки известную речь царя Ивана ІV к народу, дошедшую до нас в списках и с несомненными искажениями, хотя бы, например, в словах: "и в той день пожаловал в окольничие Алексея Адашева" . Источники не называют Адашева постельничим. В разрядах (рукописных) под 7061 годом в свите царя помечены: "стряпчие были у государя в избе з бояры — Алексей Федорович Адашев, Игнатий Михайлович Вешняков". Ввиду того что Вешняков в это время несомненно был уже постельничим, можно думать, что в данном случае стряпчество соединено с постельничеством. "Царственная книга", описывая присягу бояр сыну больного царя в 1553 году, прибавляет: "да которые дворяне не были у государя в думе — Алексей Федоров сын Адашев да Игнатей Вешняков и тех государь привел к целованию в вечеру же". Здесь опять ни Адашев, ни Вешняков не обозначены по занимаемым должностям, но самое сопоставление их указывает, что Адашев был тем же, чем и Вешняков, т. е. постельничим. В знаменательную годину покорения царства Казанского Алексей Федорович принимал самое деятельное участие во всех событиях: договаривался с казанскими послами, сам ездил в Казань (и не раз) сначала садить, а потом низводить Шиг-Алея с казанского престола. Когда началась правильная осада Казани, Адашеву поручались предприятия, требовавшие сообразительности, знаний и энергии. Вместе с князем Дмитрием Палецким Алексей Федорович ставил туры (29 августа 1552 года) против города со стороны Арского поля; вместе с князем Василием Семеновичем Серебряным производил подкоп под Казанский тайник, откуда осажденные брали воду. Через несколько месяцев по возвращении из Казани царь захворал в 1553 году горячкой. В минуты страшного раздора из-за присяги Алексей Адашев оказался преданным слугой: он беспрекословно присягнул младенцу-царевичу. Может быть, именно этот факт отсрочил падение "избранной рады". По выздоровлении царь нисколько не изменился в отношении к своему другу: в последних месяцах того же 1553 года Алексей Федорович Адашев был сказан окольничим. Новый чин доставил ему самостоятельное положение в Думе. Еще в 1552 году Адашев ездил с важным дипломатическим поручением к царю Шиг-Алею в Казань, теперь же он начал управлять дипломатическими сношениями вообще, принимал послов, первенствовал в переговорах с ними. Все более и более расширялся круг деятельности этого талантливого и симпатичного человека. Он получил в заведование государственный архив, вел государственную летопись, приготовляя, что писать в "летописец лет новых". Едва ли можно ошибиться, если приписать ему деятельное участие и в своде разрядных книг, и в составлении "государева родословца", который как раз закончен был родом Адашевых. С 1553 и по 1560 год Алексей Федорович постоянно жил в Москве, выезжая только с государем и всюду сопровождая его во всех походах. Слава Адашева все более и более распространялась, его влияние, по-видимому, все крепло и крепло. Переворот в судьбе Адашевых подготовлялся медленно и незаметно. Не много лет продолжалась государственная деятельность Алексея Адашева, но осталась резко заметной, "ибо, как выразился Карамзин, сей знаменитый временщик явился вместе с добродетелью царя и погиб с нею...". Смерть царицы Анастасии Романовны (7 августа 1560 года) нарушила обычный нормальный ход жизни царя Ивана и была последним, окончательным толчком, разрушившим обаяние "избранной рады". Обаяние это последние годы держалось только на привычке, и царь давно уже тяготился своими властными, входившими во все советниками. Со времени своей болезни в 1553 году государь затаил недоверие к "избранной раде", да и как он мог доверять ей, когда она почти в полном составе стояла в вопросе о престолонаследии за князя Владимира Андреевича. A потом возникли новые недоразумения. "Рада" настаивала на покорении Крыма, Иван IV и Захарьины стремились к Балтийскому морю и желали полного покорения Ливонии. Положение дел становилось все более и более натянутым, Алексей Адашев не выдержал и, как говорят, по собственной просьбе в мае 1560 года был отправлен в Ливонию в качестве третьего воеводы большого полка (первым был князь И. Ф. Мстиславский, вторым М. Я. Морозов). В сентябре того же года, по приказанию царя, окольничие Алексей и Данила Федоровичи Адашевы оставлены воеводами в новозавоеванном Феллине. Это была уже явная опала. Князь Курбский отмечает, что Алексей был в Феллине "антипатом" (наместником) "не мало время". Это немалое время — очень относительно. Через несколько месяцев Алексей Адашев находился уже в заточении в Дерпте. Точнее объясняет все дело рукописная разрядная книга: "...и государь царь и великий князь писал к боярину и воеводе ко князю Ивану Федоровичю Мстиславскому с товарищи, а велел в Вильяне (в Феллине) оставити окольничева и воеводу Алексея Федоровича Адашева, да Осипа Васильевича Полева, да Романа Алферьева. И Осип Полев на Алексея Адашева посылал бить челом государю, что ему менши Алексея быти невместно, и государь велел Алексею Адашеву быти в Юрьеве Ливонском, а Осипу Полеву государь велел быти в Вильяне да с ним Роману Алферьеву да Григорью Назимову новгородцу...". Это место разрядов, говорящее об единственном известном случае местничества Адашева, поясняет причину неожиданного перевода Адашева в Дерпт. Царь Иван не стал разбирать местнического дела: он просто развел споривших, удовлетворив таким образом челобитчика, но самое удаление Адашева из Феллина было новой обидой ему, новым знаком немилости. И действительно, гроза разразилась со страшной быстротой: в начале октября 1560 г. имения Алексея Адашева были уже отписаны на государя, сам он заключен в тюрьму и начался свирепый розыск, окончившийся истреблением всех живых Адашевых с их ближайшими родичами. Сохранилось показание, что будто бы уцелела от погрома дочь Алексея Федоровича, Анна, бывшая замужем за Иваном Петровичем Головиным, но и это еще требует документального подтверждения. Между казненными были и дети: сыну Данилы Федоровича — Тарху было только около двенадцати лет. Сам Алексей Федорович избег казни. Возмущенный и огорченный, он не выдержал нравственного потрясения: слег горячкою и умер в Дерпте в начале 1561 года, прохворав "недугом огненным" не более двух месяцев. Эта кроткая и чистая личность ярко выделяется среди грубых нравов своего времени.

"Сказания князя Курбского" (СПб., 1842), стр. 215, 188, 189, 92, 42, 62, 10 и 81. "Памятники диплом. снош.", т. I (СПб., 1851), ст. 932—934. Н. А. Полевой, "История рус. нар.", т. VI (M., 1833), стр. 222, пр. 182; А. Н. Ясинский, "Сочинения кн. Курбского" (Киев, 1889), стр. 122—123. "Древ. Рос. Вивлиофика", ч. XIII, стр. 33, 34, 38, 253, 293, 310—312 и 316; ч. XX, стр. 38. В так называемой "тысячной" книге 1550 г. Алексей Адашев записан в первой статье сыном боярским из Костромы. "Разряд. кн." П. Ф. Лихачева под 7055 годом. Ibidem под 7056 годом, стр. 177. Ibidem, стр. 190 (7058). H. С. Арцыбашев, "Повествование о России", т. II, кн. IV, стр. 169—170. "Описание Симонова монастыря" (М., 1843), стр. 70. "Собрание Госуд. Грам. и Дог.", ч. II, стр. 45. "Царственная книга", стр. 80, 285, 286, 342. Н. П. Лихачев, "О происхождении Адашева" ("Истор. Вестн." за 1890 г., № 5), стр. 383, прим. 2. Подробности дипломатической деятельности Алексея Адашева — см. Никоновская Летопись, ч. VII; "Летописец Русский" Н. Львова (СПб., 1792), ч. V, стр. 24, 36, 165, 167, 210, 221, 281, 286, 311; "Сборн. Имп. Рус. Ист. Общ.", т. LIX (под редакцией Г. Ф. Карпова); И. Гамель, "Англичане в России" (СПб., 1865), стр. 25, 26, 51 и т. д. "Акты Археогр. Экспед.", т. I, 354; Устрялов, прим. к "Сказаниям князя Курбского" исследованию А. Н. Ясинского. Рукописные разряды под годами 7063, 7064, 7065 и 7067; "Синбирский Сборник", стр. 3. Разрядная книга П. Ф. Лихачева, стр. 287. "Село Новоспасское" (П. Казанского), стр. 119—120.

Н. Лихачев.

{Половцов}

Адашев, Алексей Федорович