Большая биографическая энциклопедия - байер готлиб зигфрид

— филолог, ориенталист и историк. Род. 6-го января 1694 г. в Кенигсберге. С 3-го декабря 1725 г. занимал кафедру древностей и восточных языков в петербургской академии наук и заведовал одно время академической гимназией. Ум. 10-го февраля 1738 г. в Петербурге. Отец его, бедный живописец, поселился в Кенигсберге, после того как бежал из Венгрии, спасаясь от преследования за религиозные взгляды. Первоначальное воспитание Готлиб-Зигфрид Байр получил в одной из кенигсбергских школ, где, между прочим, понуждаемый бедностью, писал за своих более богатых товарищей латинские упражнения и для этого изменял выражения, употребляемые им в своих собственных работах. Это было для него, как он сам говорит, полезным упражнением "ad copiam verborum acquirendam". Дальнейшее его учение в кенигсбергской фридриховой коллегии (collegium Frideri cianum) под руководством способного и широко образованного для того времени преподавателя возбудило в нем интерес к чтению латинских классиков, так что скоро Байер стал выделяться своим искусством писать по-латыни под немецкую диктовку. "Чрез это, говорит он, я отвык мало-помалу мыслить по-немецки и начал думать по-латыни, когда писал". Эти познания в латинском языке пригодились Байеру, когда он поступил в кенигсбергский университет (1710 г.). С этого времени в нем развивается любовь к истории, литературе; он посещает усердно различные библиотеки, и мало-помалу из него вырабатывается типичный немецкий ученый-специалист начала ХVIIІ в., отличающийся огромною начитанностью, не придающий большого значения методу, интересующийся вопросом тем больше, чем к более древним временам этот вопрос относится. Любовь к научным занятиям не уменьшается в Байере и тогда, когда ему пришлось тяжелым трудом самому зарабатывать себе кусок хлеба: он получил место учителя в низшем классе фридриховой коллегии, где ему приходилось заниматься по семи часов в день более, чем с 150-ю учениками. В это время он начинает изучение еврейской библии, и таким образом вступает в новую сферу науки — в восточные древности. Знание еврейского языка помогло ему в изучении других семитических языков, а изучение этих языков привело его к знакомству с историей Востока; чтение Сансонова описания Азии впервые обратило его внимание на Китай, языку которого он также посвящал немало времени. Усиленные научные занятия расстроили здоровье Байера, и в 1714 г. он предпринял небольшое путешествие в Данциг; однако и здесь ученая ревность взяла свое. В Данциге он изучил Corpus Byzantinum, знание которого ему было впоследствии так полезно при его занятиях древнейшей русской историей, и с которым он был знаком лучше всех других русских историков XVIII века, исключая разве Стриттера. По возвращении в Кенигсберг, Байер получил от кенигсбергского магистрата стипендию для ученого путешествия по Германии; это путешествие продолжалось до 1717 г., и во время его Байер посетил Берлин, Галле, Лейпциг, Виттенберг и Иену. Эго путешествие, опять-таки, помогло Байеру расширить свои познания по восточным древностям. В Берлине он сошелся с ученым ориенталистом Лакрозом, начавшим также заниматься китайским языком и устроившим ему доступ в берлинскую библиотеку, в которой Байер познакомился с неизвестными еще ему рукописями о Китае. В Галле он изучал арабский язык под руководством Соломона Ассади, родом из Дамаска; эфиопский — у Михаэлиса, греческую церковную историю — у Гейнекезия. В Лейпциге Байер получил степень магистра, и приготовил каталог восточных рукописей местной городской библиотеки, что помогло ему в занятиях сирийским языком. Кенигсбергский магистрат обещал ему устроить путешествие в Голландию и Англию, но расстроенное здоровье не позволило ему воспользоваться этим предложением. Вернувшись в Кенигсберг, он открыл курс о Гомере, Платоне и Феокрите. Одновременно с этим он занимал административные должности в кенигсбергской кафедральной школе и был сделан библиотекарем альдштатской школы. В это время он начал изучение средневековых и, главным образом, северных писателей. Чтение этих писателей, наряду с изученным ранее Corpus Byzantinum, должно было навести его на мысль, что в русских древностях он может найти много для него интересного. И обстоятельства слагались так, что должны были обратить его внимание на Россию. Во время своего путешествия он познакомился с некоим Родде, который много рассказывал ему о России и сообщил ему тунгусскую и монгольскую азбуки. Как кажется, в Россию влекли Байера не одни научные, но и религиозные интересы. Еще ранее, защищая в Кенигсберге в 1715 г. диссертацию о словах Христа на кресте: "Eli, Eli Lama Asabthani" против Олигура Паули, толковавшего их несогласно с христианским учением, Байер познакомился с Христианом Гольдбахом, бывшим впоследствии также академиком в Петербурге. Гольдбах первый подал ему мысль ехать в Петербург. В 1725 г. академиком Блументростом, хлопотавшим тогда о приглашении в Россию ученых, Байеру была предложена на выбор кафедра или древностей, или восточных языков, или истории, или же звание историографа ее императорского величества. Согласно своим вкусам Байер избрал две первые кафедры, за что и должен был получать по контракту от 3-го декабря 1725 г. 600 рублей в год с казенною квартирою, отоплением и освещением. 6-го февраля 1726 года Байер прибыл в Петербург.

Научная деятельность Байера в его бытность русским академиком является по существу продолжением его более ранних трудов. Его исследования по русской истории за это время касаются тех тем, которые стоят в связи с его изысканиями в области восточных древностей, и русская история интересует его лишь постольку, поскольку она необходима для уяснения этих последних. От истории киммерийцев он переходить к изысканиям в области скифской истории в эпоху Геродота, Александра Великого и Митридата. В более тесной связи с русской историей стоит другой ряд его исследований: о варягах, руссах и русской географии в IX в. Но это, главным образом, результат его занятий над византийскими и скандинавскими источниками; русские летописи он знал только в латинском переводе. В то же время Байер не покидал и своих любимых изысканий в области восточных языков и, главным образом, китайского. В этих занятиях он нашел поддержку в лице вице-канцлера гр. Остермана, библиотека которого заключала в себе многие китайские лексиконы. В это же время Байер вступает в переписку со многими иезуитскими миссионерами. Почти с детскою радостью извещает он Геснера, что имел случай лично видеть и разговаривать с некоторыми лицами из китайского посольства. В Петербурге же изучил Байер, под руководством жившего здесь индейца Зонбара, санскрит. К этому времени относится издание его, Museum Sinicum, которое он посвятил Феофану Прокоповичу. Известно близкое отношение этого просвещенного иерарха к Академии Наук. Байер с большим уважением относился к Прокоповичу, при чем, как кажется, не только уважал его за его образованность, но и интересовался его богословскими взглядами.

Любопытно, что все свои восточные исследования Байер производил, имея официальную обязанность, возложенную на него академией, делать открытия в области греческих и римских древностей. Обстоятельства и внешняя обстановка не благоприятствовали научной деятельности Байера в Петербурге. Ему приходилось выносить много неприятностей от библиотекаря академии Шумахера, который не допускал его даже к описанию монет в академической библиотеке и кунсткамере; лишь некоторые из них были сообщены ему Делилем. Часть времени отымалась у него различными официальными работами, как, например, написанное им на немецком языке введение в древнюю историю для Императора Петра II. Наконец, с 1727 года, после отъезда академика Коля, он заведовал академической гимназией. Байер, очевидно, тяготился всем этим и, наконец, решился просить в 1737 г. об увольнении; есть известие, что еще в 1731 г. его приглашали на кафедру красноречия в Галле. Отставка была им получена, но покинуть Россию ему не удалось. Он отправил уже в Кенигсберг свою богатую библиотеку, но заболел горячкой и умер.