Большая биографическая энциклопедия - чевкин константин владимирович

— генерал от инфантерии, генерал-адъютант, председатель департамента экономии Государственного Совета, сын Владимира Ивановича Чевкина, род. в Каменец-Подольске в 1802 году. (В формуляре не означено ни точного года, ни месяца, ни числа рождения К. В. Чевкина, но при указании года окончания курса в Пажеском корпусе в 1822 году сказано: на двадцатом году). Когда наступило время отдать мальчика в учебное заведение, то он отправлен был в процветавший тогда в Петербурге пансион отцов-иезуитов, где Чевкин пробыл недолго, за упразднением в 1816 году пансиона. Отданный затем в Пажеский корпус, Константин Владимирович занял первое место в числе отличнейших воспитанников и, достигнув камер-пажа, был фельдфебелем корпуса. На выпускном экзамене он оказался первым по наукам и, 31 марта 1822 года, вступил на службу прапорщиком в гвардейский генеральный штаб. Прикомандированный сначала к военно-топографическому депо, для упражнения и усовершенствования в картографических работах, он уже через четыре месяца был переведен в гвардейский корпус, при штабе которого в течение четырех лет занимал должность начальника квартирмейстерского отделения. Во время нахождения в этом звании, Чевкин впервые имел случай выказать свои замечательные способности к практической деятельности, принимая участие в военном обозрении Тверской губернии (с 9 марта по 8 октября 1823 г.). Управляя квартирмейстерским отделением штаба гвардейского корпуса, Чевкин до такой степени был завален текущею перепискою, что ему почти не оставалось времени для участия в жизни современного общества и для занятий чем-либо посторонним. В начале февраля 1827 годя ему пришлось на время оставить обычные свои занятия. Внезапно возгорелась война с Персиею, и одновременно с этим появились доносы на командовавшего нашими войсками на Кавказе, известного А. П. Ермолова, которого обвиняли в различных, якобы, упущениях и которого старались даже выставить виновником помянутой войны. Для исследования основательности этих доносов, а равно и для разбора пререканий, возникших между Ермоловым и генералом Паскевичем, начальствовавшим частью войск, противопоставленных персиянам, командирован был в Грузию начальник главного штаба Е. И. В. барон (впоследствии граф) Иван Иванович Дибич. Нуждаясь, при выполнении возложенного на него затруднительного и щекотливого поручения, в надежном сотруднике, Дибич выбрал для этого Чевкина, с которым, в феврале 1827 года, и отправился в Тифлис. По возвращении, вместе с начальником своим, из означенной командировки, в мае того же года, Чевкин, не более как через месяц, получил приказание состоять при генерал-квартирмейстере главного штаба графе Сухтелене, отправлявшемся в Кавказский отдельный корпус, назначенный для военных действий против персиян.

С этого времени начинается боевое поприще Чевкина.

Впервые вступивший здесь на настоящее поприще военного человека, Чевкин с честью выдержал эти начальные опыты, этот основной закал боевой жизни, участвуя во многих встречах с врагом. 2 июля 1827 г., находясь в отряде генерала Красовского, он в первый раз попал в огонь, в деле против кавалерии Гассан-хана при д. Джангили, на речке Абарани, — деле, окончившемся бегством персиян в ущелья близ горы Алагез, а с 10-го по 17-е сентября находился при войсках Паскевича, подступивших к крепости Сардар-Абаду; здесь, в качестве офицера генерального штаба, он производил рекогносцировку неприятельских укреплений, присутствовал при открытии траншей и, за оказанные при этом храбрость и усердие, был награжден орденом св. Владимира 4-й ст. с бантом. В конце сентября того же года, находясь, вместе с непосредственным начальником своим, графом Сухтеленом, в главном отряде Паскевича, он принимал участие в осаде и взятии Эривани, — последнего оплота персиян в горах Армении, а затем в походе на Тавриз и при занятии этого города русским отрядом. Когда устрашенное грозным наступлением наших войск персидское правительство изъявило готовность к заключению мира, то для предварительных переговоров послан был из Тавриза в Дейкарган граф Сухтелен. Чевкин находилея в числе лиц его сопровождавших и, по определении мирных условий, отправлен был, 26-го ноября, с донесением об этом к Государю.

По возвращении в Петербург, Чевкин снова был назначен состоять при начальнике главного штаба И. И. Дибиче, который вполне успел оценить его обширные способности и усердие, и с этих пор старался постоянно иметь его при себе. Между тем, отношения наши к Турции, становившиеся все более и более натянутыми, к 1828 году кончились полным разрывом. Император Николай Павлович пожелал сам принять участие в открывавшейся кампании и, 25-го апреля, выехал из Петербурга к армии князя Витгенштейна, сосредоточенной на p. Пруте и готовившейся вступить в турецкие пределы. За двенадцать дней до отбытия Государя из столицы, отправлен был в Дунайскую армию граф Дибич, с инструкциями и приказаниями об открытии военных действий. Уезжая туда, он взял с собою Чевкина, которому, таким образом, пришлось присутствовать при переходе наших войск через р. Прут у д. Водолуй-Исаки. Отсюда 7-й корпус, состоявший под начальством генерал-адъютанта Воинова, направлен был к Браилову и приступил к осаде этой крепости. Осадою, как известно, руководил великий князь Михаил Павлович. Чевкин находился здесь со 2-го по 20-e мая, а затем отправлен был к войскам 3-го корпуса и принимал участие в переправе их через Дунай, у м. Сатунова, 27-го мая. Переправа эта, совершавшаяся в присутствии самого Императора, окончена была блистательно: войска, громимые сильными неприятельскими батареями, соперничали между собою в отваге и самоотвержении; начальники и солдаты жаждали отличиться в этой первой схватке с врагом. Среди столь многих храбрых, Чевкин был замечен самим Государем, который тогда же, на самом месте где происходило дело, лично удостоил его назначением к себе во флигель-адъютанты.

После переправы русских войск через Дунай, авангард 3-го корпуса, вверенный начальству генерала Ридигера, двинулся к крепости Кистенджи. Главная квартира Государя, при которой теперь находился Чевкин, последовала за авангардом генерала Ридигера, а затем была перенесена к Иенибазару, в окрестности Шумлы, осажденной нашими войсками.

Чевкин все время оставался при главной квартире, под Шумлою, принимая участие в большинстве военных действий, происходивших под стенами этой крепости, а 27-го августа отправлен был с донесением к Государю, уже возвратившемуся из временной отлучки в Одессу к войскам, осаждавшим Варну, — где, до прибытия начальника главного штаба, прикомандирован был к особе Его Величества, для военной переписки.

Пребывание его тут не было посвящено, однако, исключительно письменным занятиям. Несколько раз приходилось менять перо на шпагу. 15-го и 16-го сентября, во время действий против турецких корпусов Омера-Врионе и Али-паши, при Гаджи-Гассан-Ларе, а равно при взятии приступом приморского бастиона, 25-го сентября, Чевкин находился в рядах сражавшихся войск.

После покорения Варны, Чевкин, оставленный при графе Дибиче, управлял его походною канцеляриею и вместе с ним отправился к войскам, осаждавшим Силистрию. Дождливая и холодная погода, разрушительно влиявшая на войска, заставила графа Витгенштейна отказаться от дальнейшей осады и отступить в Дунайские княжества. Отступление от крепости произведено было, относительно говоря, довольно благополучно, вследствие разумных мер, принятых графом Дибичем, с которым Чевкин, 17-го ноября, прибыл в Яссы, а в исходе того же месяца вернулся в Петербург.

Кампания 1828 г., кроме звания флигель-адъютанта, доставила Чевкину два чина за отличие: будучи под Шумлою в чине штабс-капитана, он был произведен в капитаны, а под Варною — в полковники.

При наступлении зимы, военные действия с обеих сторон хотя не были окончательно прекращены, но производились в не столь обширных размерах. Войска, после тяжелой кампании и значительных потерь, нуждались в отдыхе и укомплектовании; к тому же и сам главнокомандующий, граф Витгенштейн, недовольный ходом дел, просил об увольнении его, за расстройством здоровья, от начальствования над действующею армиею. Прошение его было принято и главнокомандующим назначен граф Дибич, который, в начале февраля 1829 г., отправился к расположенным в Молдавии и Валахии войскам, взяв с собою своего надежного и теперь уже неразлучного сотрудника, Чевкина. По прибытии, 15-го февраля, в Яссы, Дибич занялся приготовлениями к новому походу. На долю Чевкина досталось при этом, конечно, немало работы.

Кампания 1829 года открылась движением главных сил наших к Силистрии, в окрестности которой они и прибыли 5-го мая. Здесь, построенные русскими войсками во время предшествовавшей осады, редуты оказались занятыми неприятелем, который воспользовался ими для усиления своей передовой оборонительной линии. Граф Дибич немедленно сделал распоряжение для изгнания оттуда турецких войск и оттеснения их в самую крепость. Атака, поведенная с разных сторон нашими штурмовыми колоннами, несмотря на упорное сопротивление турок, увенчалась полным успехом: неприятель принужден был отступить в свои внутренние окопы и, вслед за тем, крепость была обложена со всех сторон. Чевкин, находившийся при войсках, овладевших передовыми укреплениями, до 24-го мая оставался под стенами Силистрии, против которой повелась теперь правильная и настойчивая осада.

В последних числах мая великий визирь Решид-паша, с сорокатысячною армиею, вышел из Шумлы, намереваясь разбить стоявшие между нею и Силистрией русские отряды и заставить нашего главнокомандующего снять осаду последней крепости. Получив об этом известие, граф Дибич решился сам идти ему навстречу, оставив под Силистрией лишь необходимый для продолжения осады корпус войск, который вверен был им начальству генерала Красовского.

30-го мая 1829 г. произошла блистательная для нас встреча с неприятельскою армиею под Кулевчею, где турки были совершенно разбиты и потеряли почти всю артиллерию. При преследовании их, отряды генералов Рота и князя Мадатова заняли с боя несколько редутов впереди самой Шумлы и, затем, главная квартира графа Дибича перенесена была в с. Инжикиой, находящееся в окрестностях означенной крепости. Чевкин, состоя при главнокомандующем, участвовал в этом славном деле и, затем, в сшибке 29-го июня, при одной из вылазок Шумлянского гарнизона. Во время переправы через р. Камчик и при достопамятном переходе Балканских гор, равно как и при занятии Адрианополя, он постоянно находился при графе Дибиче и, таким образом, был участником всех наиболее выдающихся событий турецкой кампании 1828—1829 годов. По заключении мира с Оттоманскою Портою, Чевкин был отправлен (5-го сентября) графом Дибичем в Петербург, к Государю, с донесением о счастливом окончании войны. Заслуги Чевкина во время кампании в Европейской Турции были щедро награждены Императором Николаем Павловичем. Кроме нескольких полученных прежде отличий, он пожалован был орденом св. Владимира 3-й степени и единовременною денежною наградою в 4000 червонцев; а менее нежели через месяц после этого, за привезенное им известие о заключении мирных условий — арендою в 1000 руб. на 12 лет.

Вскоре по возвращении в Петербург, Чевкин вступил в брак с фрейлиною графинею Екатериною Фоминичною Томатис. В мае 1830 года, Чевкин вследствие сильно расстроенного здоровья нашелся вынужденным просить Государя о заграничном отпуске. Деликатность Чевкина заставила его, однако, поставить вопрос об этом так, чтобы милостями Государя ему не пришлось пользоваться даром, но чтобы, по мере сил своих, употребить и время отпуска на пользу государственную.

Просьба Чевкина была удовлетворена совершенно согласно его желаниям. Как раз в означенное время представился и удобный к тому случай. Воспоследовавшая кончина великого герцога Баденского Людвига могла (как предвидел Государь) вызвать пререкания между его наследником и Баварским правительством, по случаю притязаний последнего на часть Баденских земель. На Чевкина возложено было официальное поручение поздравить нового великого герцога со вступлением на престол, но вместе с тем, конфиденциально, ему поручено было стараться устранять все, что могло бы возбудить распри и неудовольствия между помянутыми германскими дворами, и склонять великого герцога Баденского к уступчивости, там, где Бавария имела неоспоримые права. При отправлении Чевкина за границу ему вручена была соответствующая его поручению инструкция от тогдашнего министра иностранных дел, графа Нессельроде; в конце инструкции этой приписано было следующее:

"По окончании вашего поручения, Его Императорское Величество уполномочивает вас, милостивый государь, продлить свое пребывание за границею для того, чтобы употребить все способы к поправлению вашего здоровья. Желая доставить вам к этому средства и предполагая, что вам придется пользоваться водами на юге Франции, Его Императорское Величество соизволил назначить вам, сверх вашего военного содержания, ежегодный оклад в две тысячи рублей и назначил вас состоять при посольстве в Париже. Граф Поццо-ди-Борго уведомляется об этом в прилагаемом к сему письме, которое вы, милостивый государь, соблаговолите вручить ему. Если, во время пребывания вашего во Франции, вам представится случай собрать некоторые сведения об организации французской армии, а равно и обо всем, касающемся военного дела, то Его Императорское Величество с удовольствием примет эти сообщения. Он советует вам действовать в этом случае крайне осмотрительно, сообразуясь при исследованиях ваших с советами и указаниями нашего посланника, сообщая ему полученные результаты и, в особенности, не предпринимая ничего, не получив его одобрения".

Согласно данному ему поручению, Чевкин, в мае 1830 г., отправился в Карлсруэ, где дипломатическую свою миссию окончил вполне удачно и заслужил этим новое Высочайшее одобрение, выраженное ему через помощника Нессельроде, князя Ливена, в письме от 18-го августа 1830 года. Едва успел Чевкин окончить свое дипломатическое поручение в Карлсруэ и съездить в Париж, куда тем временем прибыла к нему и супруга его, как получил Высочайшее повеление — отправиться в Берлин и состоять при графе Дибиче-Забалканском, посланном к Прусскому королю для переговоров относительно расположения русско-прусской обсервационной армии на Рейне, ввиду возможности столкновений с новым правительством Франции. В Берлине он оставался около трех месяцев и только в декабре 1830 года мог уехать в Париж для выполнения возложенных на него поручений по военной агентуре. Что здесь он тоже не предавался отдыху, доказательством тому служит пространная записка о военных силах Франции, привезенная им, в феврале 1831 года, в Петербург и представленная им Государю, перед отъездом к действующей армии, в Польшу. Пробыв в Париже около двух месяцев, Чевкин снова был вытребован в Россию, опять брошен в тревоги и труды боевой жизни. Разразилась варшавская революция; войска наши с разных сторон вступали в польские пределы. Граф Дибич-Забалканский, отъезжая из Петербурга, просил Государя о немедленном вызове Чевкина и прикомандировании его к главной квартире действующей армии. Из этого видно, насколько важным и полезным лицом считал его фельдмаршал.

Здоровье Чевкина настолько, по-видимому, уже поправилось, что не воспрепятствовало ему принимать участие в открывшейся кампании, до самого окончания оной.

Во всех передвижениях войск наших между Вепржем и Вислою, и делах у Куфлева и мест. Минска Чевкин принимал участие и на него были возлагаемы фельдмаршалом разные доверенные поручения; при движении же главной армии нашей на соединение с гвардейским корпусом, он находился в авангарде, предводимом генералом графом де Виттом, и участвовал в деле при м. Нуре, кончившемся совершенным поражением польского отряда Лубенского, а затем — и в кровавом бою под Остроленкою, где были наголову разбиты главные силы неприятеля, состоявшие под начальством Скржинецкого.

Успехи военных действий в Польше далеко, однако, не соответствовали общим ожиданиям, и Император Николай Павлович решился заменить графа Дибича фельдмаршалом графом Паскевичем-Эриванским. Пораженный известием о назначении нового главнокомандующего армиею, Дибич подвергся сильному припадку свирепствовавшей в эту эпоху холеры, которая в несколько часов унесла его в могилу. Чевкин до последней минуты не оставлял одра болезни своего начальника и друга; на его руках, как он сам рассказывал, Дибич и скончался. Сильного и неизменного покровителя лишился в покойном фельдмаршале Чевкин; но он не принадлежал к числу людей державшихся одною протекциею и уже достаточно проявил свои многосторонние способности и блестящие качества для того, чтобы, с переменою начальствующих лиц, сохранить за собою свое почетное положение. С прибытием нового главнокомандующего, он оставался при нем, — вследствие Высочайшего повеления, — на тех же основаниях, как и при Дибиче. Находясь в составе главной квартиры, он участвовал в переправе нашей армии через Вислу, у Осека, при движении ее к Варшаве, в авангардных делах при Неборове (24-го июля) и Болимове (2-го августа), а также в разных рекогносцировках и стычках под стенами Варшавы. 25-го и 26-го августа 1831 г., во время кровавых штурмов варшавских укреплений, Чевкин находился в рядах солдат и, вместе с ними, 27-го августа, вступил в покоренный город. Затем, с 15-го по 28-е сентября он находился в походе в воеводстве Плоцком, в преследовании и оттеснении в пределы прусские остатков польской армии; потом, при занятии крепости Модлина и обратном движении в Варшаву, откуда, в исходе сентября, отправлен был с донесением в С.-Петербург. Во время польского похода уменьем Чевкина владеть пером пользовались столько же, как и его военными способностями. Так, например, обширная и замечательно обстоятельная реляция о штурме и покорении Варшавы вся написана была им и подверглась лишь незначительным изменениям. За заслуги, оказанные в продолжение польской кампании, Чевкин пожалован был вновь арендою (на 12 лет по 1000 руб. ежегодно), орденом св. Станислава 2-й степ., со звездою, и чином генерал-майора, с назначением в свиту Его Величества.

Сведения, собранные Чевкиным о французской армии, во время пребывания в Париже, доказали основательность его познаний и способность к такого рода занятиям, а потому, по окончании военных действий, ему Высочайше повелено было снова отправиться в Париж. Обширных размеров укрепления, по мысли Тьера возводимые вокруг столицы, видимо интересовали Государя, и потому Чевкину поручено было обратить особенное внимание на эти фортификационные работы, не выпуская, конечно, из виду и других интересных в военном отношении предметов. Сведения, доставлявшиеся Чевкиным, были столь полны и занимательны, что Государь оставался вполне доволен ими. Свидетельством тому служит следующее письмо к Чевкину от управляющего главным штабом, графа А. И. Чернышева (15-го апреля 1832 г.; перевод с французского). "Ваше превосходительство. С величайшим удовольствием получил я ваши депеши от 24-го января, 26-го февраля и 15-го марта сего года, и имел счастие представлять их Его Императорскому Величеству, который изволил прочесть их с большим вниманием. Его Величество поручпл мне выразить вам свое полное удовольствие по этому поводу и просить вас так же ревностно продолжать свои исследования, имеющие целью дополнить те сведения, которые мы уже имеем о всем касающемся военной организации Франции, оборонительных укреплений, возводимых в окрестностях Парижа, и новых открытий в области военного искусства". Одно из замечательнейших донесений Чевкина, в 1832 г., касалось солдатского ружья, заряжающегося с казенной части и не имеющего ни шомпола, ни замка. Изобретатель этого ружья некто Робер (Robert ), заявляя, что ружье это обходится дешевле обыкновенного, прочно, легко, удобно чистится и, при малейшем навыке в обращении с ним, может дать до 12 выстрелов в минуту, — предлагал продать свой секрет нашему правительству. Граф Чернышев, за неимением каких-либо более подробных сведений, предложил Чевкину войти в непосредственные сношения с изобретателем, находившимся в Париже, и сообщить о помянутом ружье свое мнение. Это и было исполнено. Затем дальнейшим комментарием к судьбе, постигшей в России это изобретение, может служить сделанная на отношении графа Чернышева, от 5-го января 1832 г., следующая собственноручная пометка Чевквна: "Писано графу Чернышеву 1-го (13-го) мая 1832 г., то же 7-го (19-го) мая, № 246 ". Затем карандашом писано Чевкиным, уже в июне 1875 г., следующее: "И послан полный Mémoire sur le fusil Robert, оставленный, несмотря на мои настояния, без должного внимания. Этим армия наша устранила себя на четверть столетия от пути улучшенного оружия, по которому достигает цели лишь ныне, издержав десяток миллионов рублей".

По возвращении, в 1832 году, из Парижа, Чевкин, приобретший уже значительную опытность как в теоретической, так и в практической части военного дела, назначен был членом комитета, занимавшегося важными вопросами по пересмотру "Учреждения о большой действующей армии ". Насколько суждения Чевкина и здесь принимаемы были во внимание, доказывается тем, что при пререканиях, возникших по вопросу: кому, в случае смерти или внезапной болезни главнокомандующего, следует временно вступать в его права? — мнение Чевкина (он полагал, что в таком случае место главнокомандующего должен временно заступить начальник главного штаба армии, а не старший из корпусных командиров; мнение это он подкреплял весьма основательными и вескими доводами), против которого, за исключением одного лишь члена (начальник штаба гвардейского корпуса, генерал Веймарн) стоял весь комитет, было, однако, утверждено Государем. Участие Чевкина в занятиях означенного комитета продолжалось недолго. В конце того же 1832 года, до сведения правительства дошли известия о политическом заговоре некоторых грузинских князей и дворян. Хотя решительные и деятельные розыски начальствовавшего войсками на Кавказе, барона Розена, удостоверяли, что революционные замыслы помянутых лиц вовсе не разделяются большинством грузинского дворянства, — но Император Николай Павлович, признавая эти замыслы важными не столько по последствиям, которые они могли иметь, сколько потому, что и в таком отдаленном крае стала обнаруживаться наклонность к переворотам, находил необходимым: строжайшим и подробнейшим исследованием привести в точную известность тайные связи этих людей, способы, коими они действовать полагали, и самые причины, побудившие их к противогосударственным намерениям. Вместе с тем, Император желал знать, "не состоит ли частное покушение грузин в связи с каким-либо особым злонамеренным предприятием, внутренним или внешним. Для вящего же утверждения грузинского дворянства в чувствах преданности, Государь признал не бесполезным воспользоваться предстоявшим общим собранием сего дворянства в Тифлисе, дабы удостоверить оное, через нарочно присланного от Его Величества генерала, в постоянном Высочайшем благоволении за верность и усердие к престолу, оказанные как в сем, так и во многих других случаях." Из числа лиц, считавшихся вполне способными исполнить означенные Высочайшие предначертания, выбор пал на Чевкина. Его проницательность и житейский такт могли служить тому ручательством. Представленная Чевкиным всеподданнейшая записка о правилах, какими он предполагал руководствоваться при производстве порученного ему следствия, — кроме нового доказательства разумности и основательности его соображений, свидетельствует и о гуманности его чувств. Записка эта, по ее прочтении, была вполне одобрена Государем. Результатом поездки Чевкина в Тифлис Государь остался тоже весьма доволен и, за отличное исполнение поручения, пожаловал ему, 6-го июня 1833 г., орден св. Станислава 1-и степени.

Вскоре К. В. Чевкин был призван к новой деятельности. В 1834 году последовала весьма важная реформа в высшей горной администрации, а именно: образование корпуса Горных Инженеров, причем эта реформа была проведена при самом деятельном непосредственном участии Императора Николая I; все проекты, все записки, относившиеся к этому делу, рассматривались и собственноручно исправлялись Государем. Корпус Горных Инженеров учреждался для заведования распорядительною и искусственною частями горного, монетного и соляного производств. Министр финансов назначен главноначальствующим означенным корпусом, а за тем вскоре переименован в главноуправляющего, а начальником штаба был назначен, 9 апреля 1834 года, по личному выбору Императора Николая I, К. В. Чевкин, бывший главным сотрудником Государя при произведенных преобразованиях.

Чевкин с необыкновенною энергиею посвятил себя новому делу. Так как начальник штаба, на основании закона и данной ему инструкции, должен был заботиться о положении заводов и, вообще, стараться об улучшении горной части, то Чевкин несколько раз объезжал горные округа, посвящая таким объездам продолжительное время. С 6 по 22 марта 1835 г. посвящено им обозрению Олонецких заводов; с 31 мая 1835 г. по 7 апреля 1836 г. — осмотру Уральских и Сибирских горных заводов; с 17 июня по 25 октября 1838 г. Чевкин обозревал Луганский горный округ и Старорусские и Крымские соляные промыслы; с 6 июня по 23 октября 1843 г. он был командирован для осмотра горных и соляных промыслов южной России.

При этих объездах Чевкин вникал во все подробности техники и заводского хозяйства; заботился о заготовлении и удешевлении провианта на заводах, в особенности на Нерчинских, что имело огромное влияние на положение и быт рабочих, а также радел о распространении просвещения, устраивая школы для детей рабочих и для семейств горных чиновников: так, дом Екатеринбургского Горного Училища был им расширен и самое устройство этого заведения получило надлежащее развитие. Кроме осмотра русских заводов К. В. Чевкин осматривал иностранные горные заводы, куда был командирован также на продолжительное время. Одна командировка продолжалась с августа по ноябрь 1831 года, а вторая с мая по декабрь 1840 года. Столь близкое знакомство с современным состоянием горного дела, как в России, так и за границею доставило ему надлежащий авторитет в вопросах горного хозяйства, и все представления Чевкина об ассигновании значительных сумм на улучшение горных заводов были постоянно удовлетворяемы. В 1837 году при корпусе горных инженеров учрежден Горный Аудиториат, в который должны были поступать на окончательную ревизию все военно-судные и следственные дела, вносившиеся до того времени в Горный Суд Департамента Горных и Соляных Дел, а из последнего входившие в Совет Корпуса Горных Инженеров. Изданное в 1838 году положение о частных золотых приисках в Сибири содействовало увеличению добычи золота в этом отдаленном и малонаселенном крае.

Выдающеюся была деятельность Чевкина и по Горному Институту, который был преобразован одновременно с преобразованием Горного управления. Инициатива этого преобразования исходила от Императора Николая Павловича и основания его были изложены в записке, присланной Государем министру финансов в ноябре 1833 г. Записка эта была следующего содержания: "При предполагаемом преобразовании всего Горного Корпуса в Корпус Горных Инженеров, с мундиром наподобие военного, как сие уже существует в Корпусе Инженеров Путей Сообщения, — нахожу приличным устроить и бывший Горный Кадетский Корпус, что ныне Горный Институт, наподобие Института Путей Сообщения, дав оному равномерно военное образование. Горному Институту состоять впредь: 1) из офицерских классов и 2) из кондукторской роты". Новое устройство Горного Института придало ему военный характер и он подошел к уровню остальных военно-учебных заведений. Везде старались ввести строгую военную дисциплину; на воинские упражнения воспитанников обращено особенное внимание и значительная часть времени посвящалась приготовлениям к разводам и парадам. Кадетам вообще не нравились эти военные упражнения, особенно строгое обращение с ними военных и что им говорили "ты", так что немало потребовалось труда, чтобы уладить неприятные отношения, явившиеся вначале между кадетами и их военными учителями. Император Николай Павлович живо интересовался преобразованием Горного Института и, в начале 1834 года, бывал в нем еженедельно, причем внимательно осматривал все части института, ходил по классам и присутствовал на лекциях. Первое распределение воспитанников по ротам было сделано самим Императором, который приехал в Институт 17 февраля 1834 года, вместе с Чевкиным, и лично распределил воспитанников по ротам, назначил унтер-офицеров и фельдфебелей. Вообще, с февраля по май 1834 года, Император был семь раз в Институте и не переставал входить во все подробности совершаемого преобразования. Так как преобразование Института шло успешно, то Государь был очень доволен и в одно из своих посещений, именно 24 мая 1834 года, изволил всех поблагодарить и уезжая сказал: "наконец-то я все корпуса привел к одному знаменателю".

К. В. Чевкин деятельно принялся за управление Горным Институтом, постоянно его посещал и с удивительным вниманием вникал во все дела; ничто не ускользало от его взора: он все знал и всем руководил. Благодаря ему, содержание кадет было еще более улучшено и учебная часть усовершенствована. Особенное внимание он обратил на преподавание специальных предметов и иностранных языков, так как, по его мнению, хорошим горным инженером может быть только тот, кто имеет возможность следить за успехами горнозаводских наук за границею. Внимательно следя за системой и объемом преподавания, он постоянно присутствовал на экзаменах и во время его управления программы преподаваемых предметов были значительно расширены, а экзамены производились так строго, что надо было отлично знать горные науки, чтобы получить звание горного инженера, которое он старался возвысить. Благодаря ему многие горные инженеры посланы за границу для усовершенствования в горнозаводских науках.

Особенное же внимание он обращал на правильность занятий геологией и старался, чтобы наши геологи следовали пути более наблюдательному и практическому, чем это было прежде; вследствие сего преподавание минералогии, геологии, палеонтологии в Институте было совершенно преобразовано и направлено преимущественно к приготовлению специалистов по этим предметам. К. В. Чевкин оказал особенную услугу геологии России посылкою русских окаменелостей в Берлин к Леопольду фон Буху, который опубликованием в 1840 г. сочинения: "Beiträge zur Bestimmung der Gebirgfsormationen in Russland" положил краеугольный камень для изучения осадочных формаций России. Нельзя также забыть и того участия, которое принял К. В. Чевкин при сформировании многознаменательной экспедиции гг. Мурчисона, де Вернейля и графа Кейзерлинга, столь богатой своими результатами и доставившей много материалов для познания геологического строения России. В музеуме Института К. В. Чевкиным положено основание новым обширным коллекциям горных пород и окаменелостей, как из русских, так и из иностранных местностей, а минеральное собрание того же музеума, благодаря заботливости его, обогатилось превосходными и редкими экземплярами русских минералов. Его именем назван минерал "Чевкинит", найденный на Урале. При деятельном участии Чевкина осуществлен, составленный академиком Купфером в 1833 году, "Проект учреждения системы метеорологических и магнитных наблюдений в различных местах Российской Империи, находящихся в зависимости от Горного Департамента". В 1834 г., по почину Чевкина и по представлению министра финансов графа Канкрина, Высочайше повелено: 1) учредить при Горном Институте нормальную обсерваторию, в коей приучать к магнитным и метеорологическим наблюдениям, как некоторых из воспитанников офицерских классов, так и нескольких детей заводских нижних чинов; 2) учредить вновь магнитную обсерваторию в Екатеринбурге и усилить средства уже ранее существовавших обсерваторий в Нерчинске и Барнауле; 3) учредить одни метеорологические наблюдения в Златоустовском, Луганском и Богословском заводах; 4) наблюдение за исполнением всего этого возложить на особое попечение начальника штаба Корпуса Горных Инженеров. Сосредоточение магнитных и метеорологических наблюдений в горном ведомстве составило новую эру в истории магнитных и метеорологических наблюдений в России, сеть обсерваторий горного ведомства, с Купфером во главе, стала ядром для собирания материала наблюдений, производимых в России. По словам Гумбольдта, нигде в Европе эта полезная отрасль физических наук не была развита в такой высокой степени, как в России, а Лондонское королевское общество еще только совещалось о приведении в действие того, что уже 8 лет исполнялось прекрасно подготовленными молодыми людьми, воспитанниками Горного Института. Затем К. B. Чевкин немало содействовал устройству при Горном Институте "Главной физической обсерватории" для производства физических наблюдений и испытаний в обширном виде и, вообще, для исследования России в физическом отношении. В 1845 году, 25 июля, К. В. Чевкин назначен сенатором с оставлением членом Совета Корпуса Горных Инженеров. С выходом К. В. Чевкина из начальников штаба, последний уже не имел того значения, как при нем; учреждение осталось, но не было лица, которое давало жизнь и значение этому учреждению. За время службы начальником штаба Чевкин был произведен в генерал-лейтенанты в 1843 году и за выслугу 25 лет в офицерских чинах награжден, 4 декабря 1843 г., орденом св. Георгия 4-й степени.

В Сенате Чевкин был первоприсутствующим — до 1852 г. в 4 межевом департаменте, а с 1852 г. в Д-те Герольдии. В Сенате своим терпением, усердием, усидчивостью, юридическою правильностью решения дел, он заслужил всеобщее почтение.

Кроме занятий по Сенату, в это же время Чевкин был приглашен по Высочайшему повелению к участию в нескольких комиссиях. В начале 1846 года он участвовал в трудах комиссии, учрежденной для обсуждения вопросов о поставке металлов с Уральских заводов в Артиллерийское ведомство. В конце 1848 года он участвовал в комитете по рассмотрению вопросов, относящихся до частной золотопромышленности. Участие в этих трудах заслужило Чевкину Высочайшее благоволение. В 1845 году Чевкин по Высочайшему повелению был назначен для сопутствования герцогу Лейхтенбергскому при осмотре Уральских горных заводов и работ С.-Петербурго-Московской железной дороги. С введением в России железных дорог вообще, и с постройкою Петербурго-Московской железной дороги имя Чевкина связано неразрывно.

К. В. Чевкин косвенно содействовал возникновению в России железных дорог. По его приглашению, для ознакомления с металлургическою деятельностью Уральских горных заводов, приехал из Австрии в Россию, в 1834 году, профессор Высшего Политехнического Института Франц Антон Риттер фон Герстнер, первый концессионер на постройку в Австрии железно-конной дороги между Будвейсом и Маутгаузеном. (По рассказу одного из современников, со слов Чевкина, жена его училась в Вене вместе с женою Герстнера и сохранила с нею дружбу. Когда у Герстнера расстроилось дело с австрийскою компаниею, Чевкин вызвал его в Россию). Путешествуя по России по делам горного ведомства, Герстнер пришел к убеждению, что Россия, столь богатая естественными силами и столь обширная в своей территории, более всякого другого государства нуждается в железных дорогах. Исходя из этого соображения, Герстнер запискою на Высочайшее Имя, от 6 января 1835 года, испрашивал привилегию на сооружение в России частными средствами обширной железнодорожной сети. В это время не только в России, но и во всей Европе железнодорожное дело находилось в зачаточном состоянии. Хотя в России внимательно следили за успехом железнодорожного дела в Европе и Америке, но интерес к нему значительно ослаблялся, как в правительственных сферах, так и среди большинства русских инженеров, сомнениями относительно возможности сооружения и выгодности эксплуатации железных дорог в России. Большинство мнений сводилось к тому, что наши климатические условия слишком неблагоприятны для сооружения железных дорог и что стоимость их значительно превысит ожидаемую от них доходность. Кроме того, многие выражали опасения, что железные дороги могут произвести целый переворот в народной жизни государства и изменить, быть может, к худшему искони установившиеся обычаи и порядки в торговле и промышленности. При таком всеобщем недоверии к пользе и возможности сооружения железных дорог в России, предложение Герстнера было бы безусловно отклонено, если бы не просвещенная воля Императора Николая I. Предложение Герстнера на выдачу ему привилегии на сооружение всех железных дорог в России было отклонено, но ему предоставлялось образовать особое общество, с капиталом в три миллиона руб. асс., для постройки, в виде опыта, железной дороги от С.-Петербурга до Царского Села, с продолжением до Павловска. Во главу этого предприятия стал граф А. А. Бобринской; составилось акционерное общество, Герстнер приступил к работам и 4 апреля 1838 г. открылось постоянное паровозное движение по всей дороге. Открытие Царскосельской железной дороги и, вообще, выяснившееся уже значение железнодорожных сообщений для государства, промышленности и торговли, вызвало со стороны правительства стремление стать ближе к этому делу, вследствие чего, по Высочайшему повелению, в 1839 году были командированы в Северо-Американские Штаты инженеры путей сообщения Н. О. Крафт и П. П. Мельников, с поручением подробно изучить постройку и эксплуатацию железных дорог, получивших уже в Америке достаточное распространение. В то же время, на рассмотрение правительства начали поступать различные предложения от частных лиц на сооружение железных дорог, как вообще в России, так в особенности между Москвою и Петербургом. Император Николай, видя всю важность сооружения железной дороги между столицами, возложил на Комитет Министров обсуждение проекта постройки такой дороги. Комитет Министров занимался в продолжение двух лет разработкой этого вопроса. Несмотря на благоприятные сведения относительно пользы и возможности постройки железных дорог в России, представленные вернувшимися из Америки инженерами Мельниковым и Крафтом, Комитет Министров, значительным большинством голосов, признал постройку железной дороги между Москвою и Петербургом невозможной и бесполезной. Главноуправляющий путями сообщения и публичными зданиями граф Толь полагал, что местные трудности будут непреодолимы, вследствие непроходимости болот в Новгородской губернии, трудности перехода через Валдайские горы, и разливов рек, а если бы даже дорогу и удалось построить, то наши морозы и снега будут препятствовать движению по ней; кроме того граф Толь находил, что "внутренняя торговля нуждается лишь в дешевизне доставки, а не в скорости" и потому предпочитал между столицами водное сообщение. Министр финансов опасался чрезвычайных расходов на сооружение дороги и сомневался в доходности ее. Сторонниками же возможности и пользы устройства железной дороги между С.-Петербургом и Москвою являлись лишь трое приглашенных в Комитет, а именно: граф Бобринской, генерал Чевкин и герцог Лейхтенбергский. На последнем заседании (в конце января 1842 года) присутствовал Император Николай. Выслушав мнения министров, Государь решительно заявил, что находит вполне возможным устройство железной дороги между столицами и повелевает немедленно приступить к ее сооружению. Для осуществления этого важного предприятия Он учреждает особый Комитет, под председательством Наследника Цесаревича Александра Николаевича. Первое заседание Комитета было 29 января 1842 года. В составе Комитета находились следующие лица: графы Толь, Канкрин, Бенкендорф, Орлов, Левашев, Киселев, Клейнмихель, Л. Перовский; генералы Дестрем, К. Чевкин, герцог М. Лейхтенбергский и граф Бобринской (не присутствовавший в первых заседаниях). Открывая это первое заседание Комитета, Августейший Председатель его объяснил важность и обширность предстоящего труда, успешное выполнение которого составляет цель Комитета, пригласил членов указать и других подведомственных им лиц, которые своею деятельностью могли бы быть полезны в делах Комитета. В том же заседании были изготовлены для Высочайшего подписания проекты Указов Правительствующему Сенату, было предположено образование при Комитете Строительной Комиссии и возложено было на генерал-адъютанта графа Клейнмихеля и на генерал-майора Чевкина составление проекта положения о Комитете и Строительной Комиссии С.-Петербурго-Московской железной дороги. 30 января Строительная Комиссия уже начала свои действия в составе председателя графа Бенкендорфа и членов: графа Клейнмихеля, генерал-лейтенанта Дестрема, герцога Лейхтенбергского, генерал-майора Чевкина, полковников Крафта и Мельникова. В этом заседании комиссия возложила производство изысканий и составление сметы на полковников Крафта и Мельникова. Упомянутые журналы Комитета от 29 и Строительной Комиссии от 30 января были Высочайше утверждены 1 февраля 1842 г. И таким образом был, наконец, решен этот возбужденный еще Герстнером и 7 лет стоявший на очереди вопрос о постройке С.-Петербурго-Московской жел. дороги. Тотчас же было приступлено к деятельной организации всего дела постройки, которое получило еще более энергическое движение, когда, с кончиною, 11 апреля 1842 года, графа Толя, главноуправляющим назначен был, 11 августа того же года, граф Клейнмихель. Одновременно с назначением графа Клейнмихеля произведены коренные изменения и в высших органах, ведавших железные дороги. 11 августа упразднена была Строительная Комиссия и взамен ее учрежден департамент железных дорог, на обязанность которого было возложено ведать всем касавшимся не только С.-Петербурго-Московской, но и других железных дорог. При нем была образована временная техническая комиссия на время сооружения С.-Петербурго-Московской железной дороги. Самый Комитет, созданный для С.-Петербурго-Московской железной дороги, не только заменил собой Комитет Министров во всем, касавшемся этой дороги, но стал ведать и дела по предположениям о сооружении других железных дорог. Единомыслие в решении дел Комитета изредка нарушалось разногласием. В одном случае такое несогласие возникло по вопросу о направлении С.-Петербурго-Московской железной дороги. В этом отношении существовало два предположения: одно — вести дорогу прямо на Москву, другое — с заходом в Новгород. Когда в заседании Комитета было заслушано представление Главноуправляющего, от 4 февраля 1843 года, о результатах изысканий в обоих направлениях: на Сосницкую пристань, как более прямом, и на Новгород, то мнения в Комитете разделились. Председатель Комитета Наследник Цесаревич и министр финансов соглашались с мнением Главноуправляющего — вести дорогу по прямому направлению, генералы же: Дестрем, Готман, Рокасовский и Чевкин полагали вести дорогу на Новгород. Этого же последнего решения держался и министр Государственных Имуществ граф Киселев, представивший особое мнение, к которому присоединились генерал-адъютант граф Орлов, граф Левашов и министр Внутренних Дел, и сущность которого сводилась к тому, что дорога не должна миновать Новгорода, несмотря на увеличение расходов, так как город этот представляет крупный торговый, промышленный и административный центр. Журнал Комитета был представлен с особым мнением графа Киселева на благоусмотрение Государя, причем Его Величество изволил положить следующую резолюцию: "Дорогу устроить по прямому направлению, ибо не нахожу ни одной уважительной причины вести ее на Новгород, который не лишится тех выгод, коими пользуется". С открытием С.-Петербурго-Московской железной дороги, бывший Комитет для сооружения этой дороги был заменен другим Комитетом, который тоже остался под председательством Наследника Цесаревича и имел следующее полное наименование: "Комитет Высочайше утвержденный для рассмотрения предложений о сооружении железных дорог". К. В. Чевкин остался в составе членов этого комитета. 30 августа 1855 года он был назначен членом Военного Совета. Именным Высочайшим указом, подписанным в Николаеве 15-го октября 1855 года, К. В. Чевкин, в чине генерал-лейтенанта и в звании сенатора, назначен исправляющим должность главноуправляющего путями сообщения и публичными зданиями, причем оставлен в звании сенатора и членом Военного Совета и совета корпуса горных инженеров. Главное управление путей сообщения и публичных зданий, развившееся из учрежденного в 1809 году управления путями сообщения, достигло к началу пятидесятых годов большого усложнения. Ни в один из периодов и даже моментов своего существования главное управление не обнимало столько отраслей администрации и, вообще, предметов ведомства, как в эпоху вступления в должность главноуправляющего генерала Чевкина. Главное управление заведовало тогда железными дорогами, государственными и губернскими шоссе, всеми скотопрогонными, вдоль сих последних, дорогами, всеми внутренними водами, строительною частью в портах, всею губернскою строительною и дорожною частями (незадолго до передачи строительной и дорожной части в ведение Министерства Внутренних Дел, а именно в 1862 г., дорожные комиссии заведовали 176000 верст почтовых, торговых и военных дорог), арестантскими ротами, публичными зданиями, телеграфами, корпусом собственно инженеров путей сообщения, строительным отрядом, военно-рабочими ротами гражданского ведомства и гардкоутным экипажем или командою. Такая обширная деятельность главного управления усложнялась еще более не вполне правильным устройством финансовой его части, что уже ясно из того, что к ноябрю месяцу 1855 года долги главного управления разным подрядчикам и, вообще, контрагентам доходили до 10½ миллионов рублей. Не меньшим тормозом служили: доставшаяся от тридцатых и сороковых годов в наследие большая рутина в деле администрации вообще, и в частности оттого развивавшиеся бесплодные переписка и формализм. Немедленно по назначении на должность, Чевкин собрал всех начальствующих по ведомству лиц в конференц-залу Института Инженеров Путей Сообщения, где и произнес свою вступительную речь. По рассказам лиц, присутствовавших в зале Института, Чевкин вошел неспокойно, угрюмо, и объявил, что каждый должен быть честен; но ведомство путей сообщения не таково. Его обвиняет народный голос, т. е. народная совесть. Слова эти произвели на слушателей, как рассказывают, потрясающее впечатление, как укор, обращенный ко всему решительно ведомству, а не к некоторым лишь лицам. Произнесенная речь, без высказанных порицаний, вошла в приказ № 1, от 24 октября 1855 г. "Пути сообщения", сказано, между прочим, в приказе, "составляют везде коренную потребность жизни государственной и частной; но в России, при значительности ее протяжений и суровости климата, потребность эта ощутительнее, и среди нынешних военных обстоятельств, она выражается еще разительнее, по тесной связи ее с обороною пределов Империи, столь нуждающихся в частых и удобных сношениях с внутренними областями. Поэтому, более чем когда-либо, мы все обязаны усугубить старание ко всемерному улучшению, умножению, упрощению сих сношений". "Удобства и дешевизна путей сообщения — вот прямая цель управления оных. Призываю всех чинов сего управления, от старших до младших, сохранять постоянно в виду, при всех служебных действиях, эту главную цель, и стремиться непрестанно к достижению оной". Со вступлением генерала Чевкина в управление ведомством путей сообщения и публичных зданий начинается на деле новый фазис железнодорожной деятельности в России — период постройки главных линий государственных железнодорожных путей, средствами частной предприимчивости, сначала чрез иностранцев, а затем уже при помощи отечественных капиталистов.

9 августа 1856 года Высочайше утвержден устав Общества Петергофской железной дороги, которым разрешено было д. с. с. барону Александру Людвиговичу Штиглицу построить железную дорогу между С.-Петербургом и Петергофом на собственный его капитал 2 миллиона руб., с правом, по окончании постройки и по открытии по ней движения, возместить затраченный капитал выпуском акций учрежденного Общества. Правительство оставляло за собою право, по истечении первых 15 лет с открытия дороги, сроком которого назначалось два года, выкупить ее у Общества после шестимесячного предварения, по биржевой цене акций последних до того трех лет и, во всяком случае, не меньше их нарицательной стоимости. Едва последовало утверждение постройки Петергофской железной дороги и, между тем, разрешался вопрос о постройке Риго-Динабургской, как уже подготовлялся один из крупнейших того времени актов железнодорожной политики, имевший капитальное значение в деле русских железных дорог. По Высочайшему повелению 10 октября 1856 г. назначено было экстренное заседание Комитета Министров для выслушания разных вопросов, относящихся до устройства железных дорог в России. В заседании этом Чевкин словесно, указав первоначально на пользу и необходимость для России железных дорог, объяснил причины, побудившие его привлечь для их устройства содействие и капиталы иностранных банкиров, переговоры, которые он с ними по сему случаю вел и сущность условий двух компаний, делающих нашему правительству окончательные предложения. Одну из этих компаний составляли банкиры Штиглиц, Гоппе и Перейра, другую банкиры Оппенгейм и Вандельштадт с некоторыми германскими и бельгийскими домами. Условия, предложенные первой компанией, заключались в следующем. Компания принимает на себя сооружение сети железных дорог из 4-х главных линий: а) от С.-Петербурга до Варшавы, с особой ветвью до Прусской границы, на соединение с Кенигсбергской железной дорогой; б) от Москвы до Тулы, Орла, Курска, Харькова и Феодосии; в) от Курска или Орла, через Динабург до Либавы; г) от Москвы до Нижнего Новгорода. Первые три дороги подразделялись каждая на два отделения. Компания обязывалась все эти дороги построить в 10 лет, пока в один путь, а когда движение усилится и сбор дойдет до 9 тыс. рублей с версты, то уложить и второй путь. Ценность по примерному исчислению расстояния в 3900 верст определялась в 260 млн., или по 69000 руб. сер. с версты. На эту сумму правительство должно было гарантировать процентов и погашения пять на сто в продолжение 85 лет со времени истечения десятилетнего срока, предназначенного для окончания работ. Гарантия должна была начинаться лишь по окончании и открытии каждого отделения и соразмеряться с поверстною ее длиной. Через 20 лет по истечении десятилетнего срока, определенного на постройку, правительство получало право выкупить дорогу и ее принадлежности, причем цена выкупа подлежала определению по сложности дохода за последние 7 лет, а за движимое имущество правительству надлежало уплатить по 5000 рублей на версту. Компания в течение 20 лет со времени приступа к работам сохраняла за собой преимущественные права на постройку всех новых параллельных или могущих войти в соприкосновение с сетью компаний железных дорог. Начатые и оконченные участки работы и все без изъятия имущество С.-Петербурго-Варшавской железной дороги подлежали передаче в полное распоряжение компании, которая обязывалась из доходов, превышающих норму 5%, выплачивать половину в пользу правительства, впредь до постепенного погашения 18 млн. руб. сер., затраченных казною на сооружение этой линии. Компания требовала понижения тарифа Николаевской железной дороги. Надзор со стороны правительства выговаривался "умеренный", могущий собирать все нужные сведения, но не вмешиваться в распоряжения компании. Компания подчинялась главноуправляющему Путями Сообщения и Публичными Зданиями и, в случае недоразумений, последние подлежали разбирательству в Комитете Министров и разрешению, окончательно, Высочайшею властью. Компания приобретала право выпускать не только акции, но и облигации. Ей присваивалось название Главного Общества железных дорог в России.

По изложении вышеприведенных в общих чертах условий банкиров первой группы, генерал-адъютант Чевкин объяснил Комитету, что он признает возможным принять предложение компании, но считает необходимым войти с учредителями в ближайшее рассмотрение предложения. Что касается условий второй группы, германских и бельгийских банкиров, то она не представляла существенной разницы от предыдущих, за исключением более кратких сроков: пользования дорогами (75 лет), права выкупа (5 лет) и в предоставлении правительству 1/3 дохода, если таковой будет превышать 6%. 11 октября Комитет Министров, по Высочайшему повелению, собрался в Собственном Кабинете Его Величества в Зимнем Дворце для обсуждения и окончательного решения этого дела. В заседании этом Императору Александру Николаевичу угодно было предложить к обсуждению Комитета вопросы: 1) Железные дороги составляют ли неотложную необходимость для России? 2) Можем ли мы достигнуть скорого их сооружения одними собственными средствами, без содействия иностранного? 3) Буде нет, то выгодны ли предлагаемые банкирами Штиглицем, Гоппе, Берингом, Перейра и К° условия? Но прежде всего, достаточно ли обеспечено своевременное выполнение тех условий? 4) Если выполнение достаточно обеспечено, то должно ли, по сравнению с предложением банкиров Оппенгейма и К°, принять условия Штиглица, Гоппе, Беринга, Перейра и К°: а) 85-летнего срока пользования и б) 20-летнего срока для права выкупа? Можно ли допустить преимущественное право на дороги параллельные? 6) Можно ли допустить обязательное уравнение тарифа Николаевской железной дороги? 7) Могут ли затем быть приняты и прочие условия банкиров Штиглица, Гоппе, Беринга, Перейра и К°? После происходивших по сим Высочайшим вопросам рассуждений, Комитет полагал принять, предпочтительно перед компанией Оппенгейма, условия, предлагаемые компаниею Штиглица, с тем, чтобы по возможности убедить последнюю: а) не делать уравнения тарифа Николаевской железной дороги обязательным, а обусловить возможностью, и б) ввести "обещание" понизить плату для пассажиров третьего класса в поездах товарных; относительно распределения акций в России и за границей войти министру финансов и главноуправляющему Путями Сообщения и Публичными Зданиями в окончательное с компанией соглашение и представить таковое на Высочайшее утверждение. На этом основании возложить на главноуправляющего Путями Сообщения и Публичными Зданиями, обще с министром финансов, дальнейший ход дела и по окончательном с компаниею соглашении во всех предметах, предоставить им заключить с представителями компании предварительное условие, которое, по воспоследовании Высочайшего на оное утверждения, имеет быть к окончанию сего года, как о том просит компания, обнародовано при надлежащем указе. Государь утвердил журнал Комитета Министров по сему предмету 16 октября 1856 года. Выработкою условий образования Главного Общества Российских железных дорог занимался сам Чевкин в продолжение почти всего 1856 г., не посвящая в эту работу никого из своих сослуживцев. Условия эти, окончательно принятые высшим правительством, заключались главным образом в следующем: Общество обязалось в течение 10-ти лет построить и содержать 85 лет сеть в 4000 верст. Правительство гарантировало 5% со строительного капитала. Четырехтысячноверстную сеть составляли линии от С.-Петербурга до Варшавы и прусской границы; от Москвы до Нижнего Новгорода; от Москвы, через Курск и низовья Днепра, до Феодосии, и от Курска или Орла, через Динабург, до Либавского порта. Строительный капитал был исчислен в 275000000 рублей. В состав общества вошли известные иностранные и русские капиталисты. Центром распорядительной деятельности Главного Общества являлся учрежденный в Париже комитет, а для заведования делами в России был учрежден совет из 20 членов, из коих половина русских. Ближайшее распоряжение делом было поручено французскому инженеру Колиньону, с званием главного директора. Дела означенного общества пошли, однако, далеко не с тем успехом, который всеми ожидался. Взяв несколько наших хороших инженеров и архитекторов, общество наводнило Россию малопригодными для дела людьми. Иностранцы эти начали распоряжаться, как в завоеванной земле, с неслыханною смелостью, не признавая над собою никакой власти. Однажды Колиньон позволил себе писать Чевкину, по делам Общества, карандашом на лоскутке бумажки. Чевкин, возвратив лоскуток, сообщил этому иностранцу, что от совета Общества, на основании устава, должно поступить официальное донесение.

Заправлявшие делом иностранцы, видя настояния Чевкина, чтобы Главное Общество не выходило из рамок устава, стали злословить Главноуправляющего, утверждая, что он угнетает Общество и стремится разорить его.

Общество, расходуя бесконтрольно строительный капитал (который не был собран полностью), стало нуждаться в деньгах, а потому стало видимо уклоняться от исполнения принятых на себя обязанностей.

9 июня 1860 года Комитету железных дорог пришлось рассматривать представление Главного Общества, в котором оно объясняло, что окончание строящихся и значительно подвинутых уже линий из С.-Петербурга в Варшаву и к Прусской границе, и из Москвы в Нижний Новгород обеспечено средствами, которыми Общество располагает, что же касается линии от Москвы в Феодосию и от Курска в Либаву, то при возрастающей дороговизне рабочей платы и материалов, а также падении вексельного курса, сооружение их по цене 62500 руб. за версту оказывается невозможным, привлечь же достаточные для упомянутых двух линий капиталы без изменения первоначальных условий и новых льгот представляется невероятным. Посему Общество поставлено в необходимость или отказаться от этих двух линий, или ходатайствовать о новых условиях и новых льготах.

Ввиду этого Общество ходатайствовало: 1) об уступке ему Николаевской железной дороги, подкрепляя это ходатайство необходимостью дать сооружению железной дороги в России сильное развитие, которое, по мнению Общества, возможно только при продаже ему Николаевской железной дороги, потому что только этим способом могут быть привлечены значительные капиталы, необходимые для осуществления остальных линий, Обществу уступленных; 2) об установлении особого по каждой линии счета доходу, с тем, чтобы ручательство процентов применялось отдельно к каждой из 4-х линий; 3) об отделении в пользу правительства той только части избытка чистого дохода С.-Петербурго-Варшавской линии, который будет превышать 8% гарантированного капитала; 4) о возвышении поверстного гарантированного капитала по всем линиям до размера, какой определится действительными расходами; 5) о дозволении Обществу выпускать облигации, когда и как оно признает полезным, при соблюдении пределов, уставом указанных. При обсуждении означенного ходатайства в Комитете произошло разногласие.

По рассмотрении же дела в личном присутствии Государя в Совете Министров, 22 июня 1860 г., было предоставлено главноуправляющему Путями Сообщения и Публичными Зданиями войти в переговоры с главноуправляющим Общества по всем предметам его ходатайства, но с тем, чтобы вся сеть железных дорог, назначенная указом 26 января 1857 года, была окончена своевременно и чтобы к несомненному сего достижению имелось положительное ручательство.

Совет Общества, не исполнив этого требования, вошел в мае 1861 г. с новыми просьбами о даровании других льгот. Просьба эта тоже была рассмотрена в Совете Министров, причем Государь признал просимые Обществом льготы чрезмерными и что если Общество не может исполнить принятых на себя по действующему уставу обязательств, то может войти с ходатайством о пересмотре сего последнего. Составленный вслед за сим проект нового устава, с изменениями согласно Высочайше одобренным 16 июля замечаниям Совета Министров, сохранял за Обществом лишь дороги С.-Петербурго-Варшавскую и Московско-Нижегородскую, обязывая окончить их к исходу 1862 г. На это окончание правительство выдало 28 млн. рублей сер. с возмещением их из доходов Общества; основной капитал Общества ограничен суммой 112359625 руб. сер.; залог Общества в 3 млн. руб. сер. назначен к возвращению Обществу. Новый устав Общества был утвержден 3 ноября 1861 г.

Не с большим успехом вело дело другое акционерное общество, образованное для постройки железнодорожной линии от Москвы до Саратова на протяжении 725 верст. Предполагалось примером этого общества, исполняющего в точности и беспрекословно распоряжения правительства, обуздывать самовольство Главного Общества. Но общество Московско-Саратовской железной дороги, получив концессию в 1859 году, испросило в 1861 году новые льготы и, несмотря на это, в конце 1862 года уполномоченные Общества заявили, что вследствие банкротства главных акционеров и затраты на первый участок капитала, значительно большего чем гарантированный, Общество не может продолжать дорогу до Саратова, и потому, просили ограничить их предприятие устройством дороги от Москвы до Рязани.

Замечательною является деятельность Чевкина относительно Николаевской дороги. Видя, что дорога не приносит никакого дохода, он полагал, что причина такого положения кроется в злоупотреблениях, и потому решил, вскоре по вступлении своем в управление ведомством, произвести самую подробную и строгую ревизию дороги. Результатом этой ревизии было выяснение Чевкину, что причина незавидного состояния дороги кроется не в злоупотреблениях, а в самой системе ремонта пути и, главное, подвижного состава. Несмотря на сильную оппозицию большинства членов комиссии, рассматривавшей доставленные сведения, и департамента железных дорог, Чевкин отвергнул систему оптового подряда, и ремонт дороги был передан в хозяйственное распоряжение управления дороги. Результатом было то, что вместо 1100000 руб., платившихся до того времени оптовому подрядчику, ремонт, в первый же год, обошелся лишь в 650000 руб. При этой реформе удалось склонить Чевкина к тому, чтобы инженерам, служащим на дороге, вместо ничтожного жалования по чину, назначено было надлежащее содержание, без чего нельзя было подвергать их строжайшей ответственности. Таким образом, Чевкин положил начало падению существовавшей до того рутины казенных операций по ведомству Путей Сообщения.

Но по отношению к Николаевской дороге, Чевкину предстояло решить более серьезную и более крупную задачу, касающуюся ремонта подвижного состава. В то время всем был известен контракт Уайненса, по которому все 95 его параграфов ограждали лишь интересы контрагента, в полный ущерб казны, и по ремонту, например, вагонов, составлявшему главную цифру платежей по контракту, Уайненс получал в 17 раз более, чем этот ремонт обходился в других странах Европы. Подробные расчеты показывают, что за 12 лет ремонта подвижного состава Уайненсом, казна заплатила ему лишних до 30000000 руб. Чевкин решил во чтобы то ни стало не допустить Уайненса продолжать производить ремонт после истечения срока контракта. Между тем, Уайненс для сохранения за собою подряда повел сильную интригу, подавая различные заявления через посольство Североамериканских Соединенных Штатов, соблазняя громадным залогом, который он предлагал внести при новых долженствовавших быть торгах, рассчитывая отстранить этим всех конкурентов. Внести громадный залог было ему нетрудно, ибо он имел в руках на 5000000 квитанций, неоплаченных казною. В таком смысле и был первоначально составлен проект контракта, но понижение залога предоставило возможность явиться новым конкурентам, и новый контрагент, Кайль и К°, спустил цену на половину против прежнего контракта. Хотя и эта цена была высока, но Чевкин достиг главной цели, разбив сильную интригу Уайненса и удалив его от ремонта Николаевской дороги.

Неудача двух акционерных обществ, созданных Чевкиным, Главного Общества и общества Московско-Саратовской дороги, подвинула его к мысли о постройке железных дорог правительством.

Он воспользовался первым представившимся случаем произвести подобный опыт, но на иных основаниях, чем производились в то время казенные работы. Наказный атаман Войска Донского, генерал-адъютант Хомутов, ходатайствовал о разрешении постройки железной дороги на счет войсковых сумм, от Грушевских каменноугольных копей к р. Дону, протяжением 63 версты. Выработанное особое положение для ведения этого дела было Высочайше утверждено и постройка дороги произведена с полным успехом.

В 1857 г., в год образования Главного Общества Российских железных дорог, несколько польских и германских капиталистов приняли на себя эксплуатацию, в течение 75 лет, Варшавско-Венской железной дороги, — не только без правительственного ручательства за доходность этого предприятия, но с следующими обязательствами перед правительством: 1) уплачивать в казну ежегодно, в первые пять лет по 200000 руб., во вторые пять лет по 225000 руб., а в остальные годы — по 250000 руб., и 2) построить и эксплуатировать на свой счет и страх, но с гарантиею правительством дохода, железную дорогу от Ловича к Бромбергу, до Прусской границы. В следующем 1858 году третье Общество капиталистов иностранных и местных приняло на себя постройку железной дороги между Ригою и Динабургом.

Всех железных дорог, открывшихся для движения за время управления генерала Чевкина, было 2123 версты.