Большая биографическая энциклопедия - киреевский петр васильевич

— брат Ивана Васильевича, собиратель произведений русского народного творчества, род. 11 февраля 1808 года в селе Долбине, вблизи г. Белева, родовом имении своего отца, ум. 25 октября 1856 года в своей орловской деревне Киреевской слободке, в трех верстах от Орла. Детские годы, вместе с братом, он провел в Долбине. Обстановка и влияния, под которыми проходило его детство, были те же, что и для старшего брата; с переездом в 1822 году в Москву братья Киреевские занимались у одних и тех же профессоров и вращались в одном и том же кругу товарищей, хотя Петр Киреевский, отличаясь крайнею застенчивостью и несообщительностью, сближался до дружбы с немногими. По словам брата, это была душа глубокая, горячая, но несокрушимо одинокая... Любопытно, что для своего общественного образования Петр Киреевский находил в эту пору полезным поступить на некоторое время в военную службу и оставил это свое намерение лишь потому, что не пожелал огорчить матери, отказавшейся благословить сына на задуманный им шаг в жизни. По свидетельству знавших Петра В. Киреевского, у него были богатые и разносторонние способности, но менее блестящие, нежели у старшего брата; он говорил и писал на семи языках, но у него не было такого редкого дара слова, каким владел его брат; писал он также с большим трудом, что, впрочем, объясняется отчасти и его крайнею требовательностью к себе... Первые литературные произведения Петра Киреевского относятся к тому же году, когда выступил впервые на литературное поприще и брат его: в 1828 году он напечатал в "Московском Вестнике" в переводе с испанского отрывок из комедии Кальдерона "Трудно стеречь дом о двух дверях" (день первый).. В примечании редакции было сказано, что П. В. Киреевский намеревается заняться переводом всех лучших произведений Кальдерона; по свидетельству составителя материалов для биографии Ивана Киреевского, после Петра Киреевского в рукописи действительно осталось несколько оконченных переводов трагедий Кальдерона и Шекспира, но в печати, кроме указанного отрывка из Кальдерона, ничего затем не появлялось. В том же 1828 году Петр Киреевский напечатал особою книжкою свой перевод с английского повести Байрона "Вампир", с примечаниями к ней и приложением в переводе отрывка из другого, недоконченного сочинения Байрона. Выбор оригинала для перевода из Байрона, может быть, объясняется пробуждением уже тогда у П. В. Киреевского интереса к народным верованиям и сказаниям. В июле 1829 года Петр Киреевский отправился для довершения образования за границу и через Бреславль и Дрезден, проехал в Мюнхен. Здесь он прожил почти все время пребывания за границей и слушал в университете лекции Шоллинга, Аста, Окена, Цинкейзена, Герреса, Шорна, Тирша, Баадера, Деллингера и др. Вместе с братом, тоже приехавшим впоследствии в Мюнхен, П. Киреевский занимался также итальянским языком. "Занимается он здесь, писал о Петре Киреевском из Мюнхена домой брат его, много и хорошо, т. е. сообразно с своею целью. Особенно в его суждениях заметно то развитие ума, которое дает основательное занятие философиею, соединенное с врожденною верностью взгляда и с некоторыми сердечными предрассудками, на которые, может быть, сводится все достоинство человека, как человека". С Шеллингом, Океном и Цинкейзеном П. Киреевский познакомился лично и бывал у них в их приемные дни. Шеллинг отзывался о нем с большим сочувствием и, говорят, ценил его даже выше старшего брата. Кроме профессоров П. Киреевский часто бывал у поэта Ф. И. Тютчева, служившего тогда при посольстве в Мюнхене. "Необходимость сообщаться с людьми, писал Иван Киреевский о брате, сделала его и сообщительнее и смелее, уменьшив несколько ту недоверчивость к себе, которая могла бы сделаться ему неизлечимо-вредною, если бы он продолжал еще свой прежний образ жизни. Конечно, его внешняя сторона никогда не достигнет внутренней, даже и потому, что ей слишком далеко было бы гнаться, но все-таки это внешнее образование будет одною из главнейших польз его путешествия". "Не подумайте однако же, писал матери, с другой стороны, сам о себе Петр Васильевич Киреевский, читая, что я так часто бываю на балах, что я пустился в большой мюнхенский свет, сделался развязен, многоглаголен и танцующ; напротив: язык мой костян по-прежнему, неловкость та же, и я возвращаюсь с бала, не произнеся ни одного слова. Они (т. е. балы) интересны для меня только как немецкие панорамы. Это не значит однако же, чтобы я думал, что общество для общества и без других отношений не нужно и бесполезно; я давно убежден в важности светских качеств, и даже до некоторой степени в их необходимости. Но чем больше я в этом убеждаюсь, тем больше убеждаюсь и в своей совершенной к ним неспособности, которая заключается не в неловкости, не во французском языке, с которым бы можно было сладить, но в несообщительности, которая лежит в характере, которой нельзя помочь наружными средствами и действия которой идут дальше светского общества". Осенью 1830 года Петр Киреевский ездил в Вену и провел в этой поездке месяц с лишком; поездка по Австрии, по словам самого П. Киреевского, доставила ему много занимательных впечатлений и воспоминаний. В конце ноября П. Киреевский вернулся в Россию и приехал в Москву, где свирепствовала холера. Он проехал через Варшаву накануне мятежа. Курьер, привезший известия о вспыхнувшем восстании, приехал в Киев несколькими часами прежде П. Киреевского. В Киеве, под впечатлением только что полученной вести о возмущении и ввиду польского окончания фамилии проезжего мюнхенского студента, полиции показалось подозрительным, что человек спешит в город, из которого все старались выехать, и П. Киреевского, прежде чем выдать ему свидетельство для получения подорожной, потребовали для объяснений о себе к генерал-губернатору. Княжнин, который занимал тогда этот пост в Киеве, принял Киреевского сухо и строго; выслушав объяснение Киреевского, он молча стал ходить взад и вперед по комнате, что-то соображая. Киреевский, не привыкший к таким начальническим приемам, стал ходить вслед за ним... "Стойте, молодой человек"! крикнул, вспыхнув, генерал-губернатор. "Знаете ли вы, что я сейчас же могу засадить вас в каземат, и вы сгниете там у меня, и никто никогда об этом не узнает"? — "Если у вас есть возможность это сделать, спокойно отозвался Киреевский, то вы не имеете права это сделать". Смущенный Княжнин тотчас же отпустил его и велел выдать ему подорожную.

По возвращении из-за границы братья Киреевские разошлись в выборе рода деятельности "для блага своего отечества", служение которому привыкли оба считать своим святым долгом с ранних лет детства. Между братьями в то время, когда они только что вернулись из-за границы, при всей нежной взаимной любви их друг к другу и горячей дружбе, было существенное различие и в другом отношении... Петр Киреевский с ранних лет воспитал в себе убеждения совершенно противоположные тем, какие высказывал И. Киреевский в своих первых произведениях: он глубоко чтил и любил древнюю Русь, крепко верил, что в ней, в ее жизни заключаются те коренные начала, которые одни могут служить залогом славной будущности России; изучение этих начал в прошлом и в живой старине современного народного быта постоянно привлекало его больше всего другого, ему он теперь с любовью и решился посвятить свою жизнь... По своему рождению и образованию принадлежа к избранному высшему кругу общества, Петр Киреевский, по словам Ф. В. Чижова, "умел однако страстно полюбить русскую народность во всей ее первобытности, простоте и не гнушался ее в ее нищенской одежде; он относился к простому нищему брату точно так же, как к ученому, богатому и сильному…".

Литературная деятельность Петра Киреевского, кроме упомянутых выше переводов его из Кальдерона и Байрона, выразилась лишь в двух — трех трудах, из которых самостоятельным, оригинальным, впрочем, был только один. По указанию автора материалов для биографии Ив. Киреевского, Петром Киреевским была составлена напечатанная в 1832 году во второй книжке журнала "Европеец" статья под заглавием "Современное состояние Испании". Но статья эта была переводом или извлечением из английского журнала The Foreign Quaterly Review. В 1845 году П. Киреевский напечатал в 3-й книжке журнала "Москвитянин", выходившего тогда под редакциею его брата, Ивана Васильевича, статью "О древней русской истории", в виде письма к Погодину по поводу его "Параллели русской истории с историею западных европейских государств", появившейся в первой книжке журнала за тот же год. Статья осталась неоконченною, но в напечатанной части весьма интересна по самостоятельности взглядов автора и оригинальности приемов изложения. Замечательною особенностью этой статьи была общеславянская постановка вопроса, для своего времени совершенно новая, как это прямо и высказал в своей ответной заметке Погодин. Занятия русскою историей привлекали, как было сказано, постоянно внимание Петра Киреевского. В 1846 г. им был напечатан в первой книжке начавших тогда выходить "Чтений в Обществе истории и древностей российских" при Московском университете перевод с английского сочинения Самуила Коллинса, бывшего врачом царя Алексея Михайловича, о современном ему состоянии России, сделанный с экземпляра первого издания его 1671 года ("Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу, живущему в Лондоне"). Переводу предпослано было несколько слов о Коллинсе, обстоятельствах его пребывания в России и сочинениях его. Кроме этого в бумагах Петра Киреевского, оставшихся после его смерти, сохранилась масса выписок из летописей и других источников древней русской истории, представляющая также черновую работу покойного по любимому предмету.