Большая биографическая энциклопедия - левитов александр иванович
Левитов александр иванович
— беллетрист; род. 20-го июня 1835 г. в селе Добром, Лебедянского уезда, Тамбовской губернии, ум. 4 января 1878 г. в Москве, в университетской клинике. Сын дьячка Николаевской церкви села Доброго. Детство его прошло в убогой обстановке. 8-ми лет от роду Левитов был помощником отца в его сельской школе. Летом дядя Левитова, семинарист, учил его по истории словесности Галахова, рассказывал ему, во время прогулок, о знаменитых писателях и их произведениях; вскоре Левитов поступил в уездное духовное училище; поступив затем в семинарию, он зачитывался Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Диккенсом, Теккереем и Шиллером; он умел поддерживать литературные интересы и в других, так что вскоре вокруг него образовался кружок, в котором происходили по вечерам чтения. В семинарии Левитов начал писать юмористические стихотворения; инспектор стал его преследовать и за чтение иностранных авторов и за "сочинительство", запрещал то и другое. Застав однажды Левитова с товарищами на квартире за чтением "Мертвых Душ", инспектор высек его. Это так подействовало на юношу, что он заболел. В 1855 г. Левитов, вместе с одним товарищем, пешком отправился в Москву, чтобы поступить в университет. В Москве не оказалось возможным немедленно получить стипендию, жить же без поддержки было решительно нечем, и друзья отправились в Петербург тоже пешком, чтобы поступить в Медико-Хирургическую академию, куда Левитов и был принят в том же 1855 г., но в следующем за какую-то историю был исключен и отправлен в г. Шенкурск фельдшером, для выслуживания, в качестве казенного стипендиата, исключенного из академии, затраченных на него денег; в 1857 г. он был переведен в Вельск, в 1859 г. — в Вологду. В Шенкурске Левитов написал свой "Сельский праздник". В 1858 г. он получил свободу и в августе пешком явился из Вологды в Лебедянь к замужней своей сестре. Весною 1860 г. Левитов опять пешком отправился в Москву, зарабатывая себе на хлеб писаньем в волостных правлениях. Прибыв в Москву, он долго бедствовал, почти нищенствовал, наконец через одного наборщика типографии "Русского Вестника" передал рукопись своего рассказа "Ярмарочные сцены" Ап. Григорьеву, а тот — Каткову; Катков в 1860 г. дал Левитову место помощника секретаря редакции; Левитов ободрился и опять мечтал об университете; но он не в силах был избавиться от несчастной страсти к вину, которая развилась в нем во время ссылки, и вскоре потерял место в редакции. В 1861 г. он жил печатанием своих очерков в "Московском Вестнике", "Времени" ("Ярмарочные сцены" и "Сладкое житье"), в "Русской Речи" ("Целовальничиха") и в других московских журналах и посещал лекции профессоров. В 1862 г. Левитов переселился в Петербург, печатал свои вещи в "Искре", "Библиотеке для Чтения" и "Русском Мире". В 1865 г. он сдал при Петербургском университете экзамен на звание уездного учителя русского языка, получил место учителя в Ряжске, вблизи от родины, но скоро бросил его, переехал в Москву, где давал уроки, постоянно бросая и меняя занятия от несчастной своей слабости. В 1868 г. он поселился в Сергиевской пустыни и здесь написал "Ни сеют, ни жнут", "Бесприютный" и статьи для "Будильника" и "Искры". В 1870 г. Левитов взял место помощника начальника станции на Николаевской ж. д., но через полгода бросил и это место. Болезнь его усилилась, работы шли плохо; единственным средством существования было издание его сочинений. Периоды трезвости становились все меньше и меньше; так он тянул до самой кончины.
Левитов обладал настоящим литературным талантом. Он — писатель народного горя, которое он знал хорошо. Произведения его полны поэзии и чувства; у него не было большого литературного уменья, многие вещи его написаны без плана, и это их крупный недостаток; но, благодаря талантливости автора, иногда это самое отсутствие плана и цельности придает его произведениям какую-то оригинальность. Левитов писал то, что он сам испытал. В очерке "Мое детство" он представляет дом, в котором родился и провел первые годы своей жизни; "Петербургский случай" знакомит с временем его учения; "Степная дорога" рисует его путешествия пешком по России и т. д. Лучшие из очерков отличаются искренней грустью. Наиболее тяжелое впечатление производят "Горе сел, деревень и городов" (1867 г.), "Московские норы и трущобы" (1868 и 1874 гг.), "Крым", "Грачевка", "Ни сеют, ни жнут", "Степные дороги", "Аховский посад" и др. В 1879 г. появилось последнее произведение Левитова: "Говорящая Обезьяна". В 1884 г. сочинения Левитова были изданы Солдатенковым в 2-х томах. В это издание вошел и очерк "Всеядные", написанный Левитовым незадолго перед смертью.
Собрание сочинений Левитова, 1884 г., со статьей Нефедова. Изд. Солдатенкова, т. I, стр. 1—139. — Прил. к журналу "Север", 1905 г. — Изд. т-ва "Просвещение", 1911 г. — Скабичевский, "История новой русской литературы" и "Беллетристы-народники". — Ник. Энгельгардт, "История русской литературы XIX ст.". — А. Н. Пыпин, "Беллетрист-народник 60-х годов" ("Вестник Европы", 1884 г., т. VІІI, стр. 648—684). — Засодимский, "Из литературных воспоминаний" ("Русское Богатство", 1881 г., кн. 12). — Златовратский, "Из литературных воспоминаний" ("Почин", сборник 1895 г.). — Венгеров, "Левитов А. Н." (Энциклопедический словарь Ефрона, т. 33, стр. 437—439). — Буренин В. П., Критические очерки ("Новое Время", 1884 г., № 2924). — "История русской литературы XIX в.", т. III (изд. т-ва "Мир").
{Половцов}
Левитов, Александр Иванович
— выдающийся писатель из народной жизни. Род. 20 июня 1835 г. в торговом селе Добром, Лебедянского у., Тамбовской губ., в семье дьячка. Дьячок был человек оборотливый, содержал постоялый двор, открыл у себя школу и Л. уже восьми лет был "подмастерьем" у отца и вел целый класс. Небольшая семья много трудилась, нередко даже непосильно, но жила безбедно и дружно и, в общем, детские годы Л. прошли привольно и ласково. Они наложили неизгладимый отпечаток на его мягкую, поэтическую и немного экзальтированную натуру. Лучшие страницы его нестройных, но часто полных истинной поэзии произведений — те, в которых он обращается мыслью к золотой поре своего детства, к воспоминаниям о безбрежной шири родной степи. Чувство природы, воспитанное тем, что мальчик пользовался каждой свободной минутой, чтобы убегать в окружавшую Доброе степь, было чрезвычайно развито в Л.; он зорким глазом истинного художника подмечал в ней самые мимолетные оттенки и умел их передавать ярко и обаятельно. Его описания придонских степей принадлежат к лучшим образцам русского пейзажа.
Учился Л. в лебедянском духовном училище и тамбовской семинарии и шел одним из первых. Под конец учения семинарское начальство, всегда недолюбливавшее Л. за "сочинительство" и увлечение светскими книжками, стало особенно преследовать его и подвергло его однажды, накануне перехода в высший класс, телесному наказанию, вследствие чего он заболел нервной горячкой и затем бросил семинарию. С несколькими рублями в кармане он пешком добрел до Москвы, потом перебрался в Петербург и поступил (1855) в медико-хирургическую академию. На мать Л. внезапное крушение надежды скоро видеть сына священником подействовало потрясающе; она с горя умерла. Отец вскоре женился вторично и разошелся с детьми; брат и сестра Л. должны были пойти по чужим людям и терпеть всякие невзгоды. Страстно привязанный к своей семье, особенно к сестре, Л. глубоко страдал, отчасти потому, что считал себя виной семейного разгрома, а еще более потому, что над ним самим в тоже время разразилось несчастье, лишавшее его возможности чем-нибудь облегчить горе близких. Через год после вступления в академию, вследствие какой-то истории, Л. очутился в Шенкурске, с обязательством отслуживать в качестве фельдшера стипендию, которую получал, будучи в академии. Что эта была за история, о которой Л. никогда ничего не говорил даже самым интимным друзьям — осталось неизвестным; но почти нет сомнения, что в ней не было ничего политического. Двухлетнее пребывание в жалком городишке оказало гибельное влияние на весь ход жизни Л. При полном отсутствии какого бы то ни было интеллигентного общества, да и по приниженному положению своему, Л. поневоле завел знакомства с людьми, все развлечения которых состояли в отчаянных попойках и картеже. Это развило в нем вынесенную еще из семинарии привычку к вину до степени страшной болезни. И если исконная русская слабость и в жизни некоторых других писателей-"разночинцев" 50-х и 60-х гг. отразилась весьма печально, то в жизни Л. она прямо сыграла роль роковую. Другим сверстникам Л. она только подточила и сократила жизнь, а Л. она самую жизнь превратила в истинно мученическую борьбу с неумолимым недугом. В своем отчаянии Л. обращался даже к помощи знахарей, лечивших от запоя, и на время как будто получал облегчение. Но проходил месяц, другой, недуг возобновлялся с неудержимой силой, и он снова, по собственному его выражению, начинал "зверски жрать водку", доходя при этом до того, что полиция подбирала его на улице в состоянии белой горячки. Несчастная слабость Л. отразилась и на его творчестве. Добрая половина его произведений посвящена "запивойству", игре пьяного воображения, пьяным галлюцинациям и т. д. Они производят иногда такое впечатление, будто ничего кроме бесшабашного пьянства и пьяного распутства и нет в русской жизни.
Промучившись два года в Шенкурске, пробыв затем год в Вологде, Л. получил свободу. Весной 1859 г. он почти без грошатронулся в путь, чтобы свидеться с родными, но добрался до Лебедяни только через полгода, потому что не только прошел пешком все огромное расстояние, но еще по дороге останавливался в селах и за какой-нибудь рубль нанимался работать целую неделю над приведением в порядок дел волостного управления. В его горемычной жизни наступает теперь некоторый просвет; в общем, начало 60-х годов является самым счастливым периодом жизни Л. Поселившись в 1860 г. в Москве, он хотя и бедствовал вначале, но, благодаря счастливойслучайности, познакомился с Аполлон. Григорьевым, который сразу оценил оригинальный талант Л. и пристроил его в качестве секретаря редакции передового тогда "Русского Вестника". Ободранный и обтрепанный жилец трущобных комнат "с небелью" внезапно превратился из бездомного пролетария в человека со светлыми надеждами на будущее. Он знакомится со многими писателями, встретившими дебютантатепло и приветливо; очерки его появляются один за другим в "Московском Вестнике", "Времени", "Рус. Речи", "Библ. для Чтения" и др.; на них обращают внимание. Л. приободряется и даже внешность его меняется; он становится франтом и если и запивает, то довольно умеренно. Но уже к середине 60-х гг. Л. окончательно превращается в неисправимого бродягу, мечущегося в безысходной тоске, вечно кочующего из Петербурга в Москву и обратно, пробующего пристроиться то учителем в Ряжске, то воспитателем одного из московских пансионов, то на железной дороге, но нигде не выживающего больше одного-двух месяцев, потому что всякая способность к правильному образу жизни в нем совершенно исчезла, под влиянием его ужасной страсти. Материальное положение все время было отчаянное; приходилось ютиться с подругой жизни — простой, по преданной швеей, — в подвалах, на чердаках и Бог весть в каких трущобах, питаться впроголодь, одеваться в лохмотья. Редкими исключениями являются недолгие светлые промежутки, вроде конца 1871 г. и начала 1872 г., когда Л. был фактическим редактором иллюстрированного журнала "Сияние". Особенно мучительны были последние 5 лет жизни Л. Заработок был ничтожен, здоровье окончательно надломлено, литературное положение подорвано вечными авансами из редакций, в уплату которых Л. давал одни наброски и отрывки. Нужда делала Л. настоящим пролетарием; он жил жизнью последних подонков общества, голодал и холодал. В последнем градусе чахотки он жил в нетопленой комнате; чтобы добыть из какой-то мелкой редакции 5 рублей, он в декабрьскую стужу вышел из дому в легком летнем пальто и жестоко простудился. 4 января 1877 г. Л. умер в моск. университетской клинике.
Художественное дарование Л. очень значительно. Из всех писателей-народников выше его в этом отношении стоит только один Глеб Успенский. Прежде всего Л. — удивительный рассказчик. Буквально из ничего создавал он все свои очерки и рассказы. В них нет ни интриги, ни завязки, ни развязки, нет вообще и тени того, что называется сюжетом. Автор завладевает вниманием читателя благодаря уменью сообщать интерес каждой мелочи, которой коснется. Его произведения представляют собой своего рода "искусство для искусства", где неважно, что автор рассказывает, а как. Другая замечательная сторона таланта Л. — его тонкий юмор, в связи с необыкновенно выразительным и характерным языком. Л. недаром опускался в неизведанные до него глубины русской жизни; он вынес оттуда богатейший запас оригинальных слов и оборотов, чисто — русского, хотя подчас и чисто-кабацкого остроумия. Вообще стиль Л. чрезвычайно ярок и колоритен. Рядом с этими внешними достоинствами и внутренние качества таланта Л. очень замечательны. Основная черта всех без исключения рассказов Л. — глубокая задушевность и мягкий, поэтический колорит. Живое чувство и потребность отвлечься от прозы жизни Л. пронес невредимым через все тяжелые испытания своей горемычной жизни. Как бы мрачно и безнадежно он ни начинал рассказ, но стоит ему мимоходом коснуться чего-нибудь ему дорогого: детства, природы, гибнущих сил и т. д. — и он весь преобразовывается: пессимизм уступает место задушевнейшему лиризму, порывам детски-чистой и незлобивой души.