Большая биографическая энциклопедия - лихачев василий богданович

— в 1629 г. был патриаршим стольником, в 1636—68 гг. — дворянином московским, в 1641 г. — воеводою в Цивильске. В 1649—52 гг., в числе других дворян, сопровождал иногда царя Алексея Михайловича и царицу Марью Ильинишну в загородных и богомольных походах. В июле 1656 г., во время польского похода царя Алексея Михайловича, был в Полоцке приставом у послов немецкого императора, а 10-го августа под Кукейносом приставом у датского посланника. В 1659 г. Лихачеву был дан титул наместника Боровского по случаю посольства его во Флоренцию к Тосканскому великому герцогу Фердинанду II из дома Медичи. Целью посольства было: 1) благодарить в. герцога за прием, оказанный в 1656 г. посланникам Чемоданову и Посникову, проезжавшим через его владения по пути в Венецию; 2) сообщить о дозволении торговым людям, подданным в. герцога Фердинанда, еще в течение пяти лет держать на откупе икряной промысел в Архангельске; 3) просить в. герцога о продаже в его владениях московским торговым людям без пошлины "узорочных товаров" для царского обихода и вообще о дозволении им "поволной (т. е. беспошлинной) торговли". Такие же льготы царь Алексей Михайлович обещал предоставить флорентинцам у себя в Московском государстве.

Сохранилось две редакции "Статейного списка" Вас. Богд. Лихачева: более полная напечатана в "Памятниках дипломатических сношений древней России с державами иностранными" и представляет подробный официальный доклад по общепринятому образцу; краткая редакция принадлежит перу самого Лихачева. Очевидно, он очень дорожил своей рукописью, по которой мог впоследствии рассказать близким людям разные подробности о впечатлениях, вынесенных из заморского путешествия. На обратном пути, при переходе через Сан-Готард: "Государеву казну и рухлядь с того стана (из с. Ролы) повезли на волах, а Флоренского князя лист, статейный список несли подьячие, для того что лошадей со вьюками, как ветр велик, бросает в глубокие пропасти". Посланником во Флоренцию с Вас. Богд. Лихачевым был отправлен дьяк Иван Фомин; в дворянах с ними назначены были два человека "из житья"; кроме того, из Посольского приказа переводчик итальянского языка Топоровский, толмач немецкого языка Плетников, "для письма государевых дел" Поместного приказа подьячий Полков. В Архангельске велено было взять еще одного подьячего и целовальника для хранения "государевой соболиной казны", которую посланники везли в подарок от царя в. герцогу и его приближенным.

23-го июня 1659 г. последовал указ о посольстве; в этот же день были на отпуске у руки государя посланники, дворяне, переводчик, толмач и подьячие. 8-го июля они выехали из Москвы, а в Архангельск прибыли лишь 17-го августа; архангельский воевода Ив. Богд. Милославский дал им, согласно царскому предписанию, подьячего и целовальника. В Архангельске пришлось прожить более месяца в ожидании прибытия кораблей. 21-го сентября, отслушав молебен в Преображенском соборе, Лихачев и его товарищи поехали, в сопровождении ста стрельцов, на "Мосеев остров", откуда следовало снарядиться в дальнее плавание. Лихачева озабочивала мысль о возможности нападения на них в Средиземном море "турских воровских людей", но корабельщики успокаивали его, уверяя, что если даже и встретятся им турецкие суда, то все обойдется благополучно, так как оба корабля, на которых отправляется посольство, английские, а между англичанами и турками нет вражды. В числе 27 лиц, поехавших с Лихачевым, находился крестовый поп, которому 26-го сентября пришлось совершить отпевание и погребение в море: умер переводчик Топоровский. 9-го ноября вступили в Средиземное море, и Лихачев, с удивлением отмечает в Статейном списке: "На том море дни стали светлы и красны, как у нас о Троицыне дне, а тут о Филиппове заговенье таковы: а дни и ночи одинаковы". Плавание по Средиземному морю было неприятно и опасно: вследствие продолжительных и частых бурь пришлось для облегчения корабля побросать в море много съестных припасов и бочек с пресной водой. К концу декабря ощущался такой большой недостаток в воде, что рады были собрать дождевую воду, подставив под паруса и под снасти ведра и котлы. Перед приходом 5-го января 1660 г. в Ливорно разразилась страшная буря, повредившая корабли; если бы это случилось версты за три от города, то произошло бы кораблекрушение. 6-го января, по приказанию ливорнского градоначальника, были наведены справки, все ли благополучно на кораблях. Оказалось, что люди здоровы и нечего опасаться возможности занести в город моровое поветрие, а потому 7-го января градоначальник Ливорно, Томас Селесторий, прислал приглашать посланника со свитой в город. "Урядясь в посольское платье" и сев в крытые гребные суда, обитые бархатом, они поехали в Ливорно, причем последовала пальба из орудий со всех кораблей, стоявших в Гавани. На пристани их встретил Селесторий с разными начальственными людьми и простыми гражданами. От пристани до города Лихачев, дьяк, дворянин, подьячие и толмач ехали в двух княжеских каретах шестериком; посланничьи люди следовали за каретами пешком; по обе стороны карет шли восемь человек с восковыми свечами. Посланники прожили в Ливорно три дня в доме торгового человека, который принимал "государеву черную армянскую икру". Лихачев обратил внимание на прекрасные здания и на обилие торговых людей всяких народностей, но больше всего его поразил фонтан. Описание этого фонтана так своеобразно, что приводим его дословно: "А в городе Ливорне ключевая вода приведена: приходили под город Ливорну от Турского паши начальный человек с двумя пашами ж начальными, или со ближними своими, и на приступе городском пленили и взяли их в Ливорну. И как уже они пропали (умерли), и Ливорские жители вылили в их лика великие сидячие идолы сажени по три: и сидят и ныне все трое перекованы; а у всех у троих беспрестанно день и ночь из ушей и изо рта течет ключевая вода: оттуду граждане и воду черпают".

По приглашению Тосканского вел. герцога, переданному Селесторием, посольство отправилось в Пизу, где герцог с женой и сыном четыре недели ожидали его прибытия. Посланники вручили герцогу царскую грамоту и "любительные поминки". Интересно описание приема посланников герцогом и его речь, в которой он будто бы называл себя "холопом" царя Алексея Михайловича; "имя его — говорил герцог — преславно и страшно во всех государствах, от ветхого Рима и до нового и до Иерусалима: и что мне бедному воздать за его Великого Государя велию и премногую милость?" По окончании этой речи герцог пошел с посланниками в палаты.

Весьма естественно, что Лихачев, впервые увидавший иные порядки, чем те, к которым он привык в Москве, не находил иногда слов для выражения своих впечатлений и новых понятий, а потому заносил их на бумагу применительно к московскому придворному обиходу. Лично для него не было никого выше и славнее царя Алексея Михайловича, и он вкладывает в уста Тосканского вел. герцога такие речи, какие слышались в кремле. "Князь (герцог) Фердинанд, — пишет Лихачев далее, — бил челом царского величества посланникам, во Флоренск ехать прежде себя для того, что-де для вас будет стрельба многая, а сторонние подумают, что для меня-де стрельба, а не для вас будет". Во Флоренции посланников встретили 13-го января братья герцога, его сын и множество высокопоставленных лиц, торговых "и всяких чинов людей", так что было больше ста карет. Читая в "Дворцовых разрядах" описание приемов царем Алексеем Михайловичем иностранных послов, выносишь впечатление, что послы должны ценить оказываемое им внимание. В "Статейном списке" Лихачева встречается совершенно обратное явление: не посланники польщены приемом, а герцог должен быть счастлив, принимая у себя представителей Московского царя. У Лихачева сказано кратко: "Царского величества посланникам бил челом князь, чтобы они пожаловали, посетили в палатах братию его и княгиню и сына его Косму; и посланники в палатах у них были и с ними виталися". В официальном "Статейном списке" находятся интересные подробности по поводу настоятельных требований герцога, чтобы посланники посетили членов его семьи. Требования эти вызвали целый ряд пререканий с обеих сторон. Герцог грозил выслать посланников из занимаемого ими дворцового помещения и отправить их обратно без аудиенции. По приказанию герцога пристав упомянул, что посланники всех иностранных государей, наследные принцы шведский и польский, а также и московские посланники Чемоданов и Посников беспрекословно посещали членов герцогской семьи. Отказываясь исполнить издавна существующий обычай, московские посланники наносят герцогу оскорбление и бесчестие. Лихачев и дьяк Фомин стояли на своем: царь Алексей Михайлович прислал их к герцогу по "своим государским великим делам", а не к его братьям, сыну и жене. "А как мы были в городе Пизе, — сказано в "Статейном списке", — а ныне во Флоренски, и княжие братья, для имяни В. Г-ря нашего, Е. Цар. Вел-ва, посетить нас не бывали и чести нам не воздали, и нам к ним идти отнюдь не пристойно; а что иных государств послы и посланники, и королевские братья и дети бывают у князя вашего и быв ходят ко княгине, и к сыну, и к братьям ево, и нам не токмо иных государств послы и посланники, и королевские братья и дети не образец; а что Цар. Вел-ва посланники Иван Чемоданов да дьяк Алексей Посников посыланы были в Виницею, и им лучилось ехать княжею землею проездом, и хотя будет они были у княгини, и у сына, и у братьев его, и то нам не образец же, потому что они ехали мимоездом, а не к нему Грандуке были посланы". В конце концов посланники были 17-го января "в ответе" у герцога и в тот же день посетили его сына и братьев, получив от них приглашение; несколько дней спустя, они были и у герцогини.

18-го января, в сопровождении переводчика латинского языка Сакса, посланники объехали город и осматривали достопримечательности в "казенных палатах", а по теперешнему в государственных и городских публичных зданиях и музеях. Лихачева и его спутников поразил, между прочим, в одной из палат планетарий: "небесное движение и круг, а в нем описание всего света и солнечный бег". Затем они посетили оружейный двор, обведенный рвом, полюбовались в конюшенном дворе на иноходцев и аргамаков, которых насчитывалось там до четырехсот, и заключили зверинцем. "Они же (т. е. конюхи) казали 2 льва да 2 медведя живых, 2 птицы строфокамилы: одна птица снесла яйцо, тому часа нет, а тянет полпята фунта. Князь послал к посланникам, а величиною с шапку: яишницу ели 27 человек из одного яйца". 20-го января герцог Фердинанд пригласил посланников к себе на обед; за столом Лихачев сидел между герцогом и его братом Матиасом. Когда пили за здоровье царя Алексея Михайловича, царицы Марьи Ильинишны, царевичей и царевен, герцог, его братья и сын стояли. По окончании обеда посланники ушли в свои палаты, но вскоре были вновь позваны к герцогу, у которого собрались высшие сановники с женами; танцы продолжались всю ночь. Лихачев три раза посетил театральные представления, и они произвели на него большое впечатление, был на "карусельном мнимом поединке", как сказано в итальянском документе, видел фокусника. Впечатление получилось только внешнее, и описание всех этих разнообразных увеселений он озаглавил: "О комедиях". "Князь приказал играть, — пишет Лихачев, — объявилися палаты, и быв палата, и вниз уйдет, и того было шесть перемен; да в тех же палатах объявилося море колеблемо волнами, а в море рыбы, а на рыбах люди ездят; а в верху палаты небо, а на облаках сидят люди: и почали облака и с людьми на низ опущаться, подхватя с земли человека под руки, опять в верх же пошли, а те люди, которые сидели на рыбах, туда же поднялися в верх, за теми на небо. Да спущался с неба же на облаке сед человек в корете, да против его в другой корете прекрасная девица, а аргамачки под коретами как быть живы, ногами подрягивают: а князь сказал, что одно солнце, а другое месяц". "А в иной перемене, в палате, объявилося поле, полно костей человеческих, и враны прилетели и почали клевать кости; да море же объявилося в палате, а на море корабли небольшие и люди в них плавают". "А в иной перемене, объявилося человек с 50 в латах, и почали саблями и шпагами рубитися, и из пищалей стреляти, и человека с три как будто и убили: и многие предивные молодцы и девицы выходят из занавеса в золоте и танцуют; и многие диковинки делали: да вышед малый и почал прошать есть, и много ему хлебов пшеничных опресночных давали, а накормить его не могли".

В течение восьми дней посланники осматривали "потешные" дворы и палаты герцога и его семейства. Лихачев обратил внимание на убранство этих палат, на разные вещи "предивные однозолотые, янтарные и хрустальные", на аспидные, т. е. мраморные столы "навожены драгими травами с золотом". Заняли его большие, полуторааршинные зеркала, в которых люди видны во весь рост, заняли также "запоны", т. е. занавесы, на которых писаны "бытия" и иные вещи. "А в иных палатах, — замечает Лихачев, — проведена вода прехитрым делом: отвернут щуруп, и всех людей в палате омочит; а идет вода на разные капли из камени, из решеток железных, и капли идут на конское побежище; а щуруп завернут, и воды станет только". В садах Лихачев восхищался кедрами и кипарисами; отметил, какие плоды видел; по поводу винограда двух цветов упомянул о сортах вин и прибавил: "а водок нет никаких, только лишь яковитка: пуще тройного вина, а пить дадут всего шурун, или два сткляничных". Описывая разные музыкальные инструменты, Лихачев с удивлением остановился на органах; "а иного описать не уметь: потому что чего не видал, тому и в ум не прийдет", — так закончил он свое повествование о Флоренции.

Это замечание Лихачева можно приложить и к Тосканской герцогской чете: получив от царя Алексея Михайловича собольи и другие меха, герцог стал расспрашивать Лихачева про "Сибирское государство" и рассматривал его по "чертежу", т. е. на географической карте. Герцог был поражен размерами Сибири и очень удивлялся, что нельзя "выловить" живущих там соболей, куниц, лисиц, белок и прочих зверей; он даже взял у Лихачева роспись, "по скольку который зверь годом плодится". Расспросы и удивление герцога Лихачев совершенно правильно объяснил себе тем, что "у них никакого зверя нет, потому что места зело гористы, а не лесны, а лес все саженый". Герцогиня пожелала, чтобы были сделаны две шубки "по русскому обычаю", которые она могла бы подарить своей новобрачной невестке. Лихачев распорядился сделать две шубки: одна была горностаевая, крытая камкой, другая беличья, крытая тафтой; герцогиня "вздела на себя, — пишет Лихачев, — и дивилася, что урядно выделали".

Около половины февраля посланники завели речь об отпуске их из Флоренции через горы на Амстердам, а не Средиземным морем, опасаясь нападения "турских воровских людей", и просили герцога дать им к царю Алексею Михайловичу "лист от себя за золотою печатью". Герцог согласился на их просьбы и обещал выдать лист за золотою печатью, тогда как в другие государства он посылает обыкновенно листы за свинцовою печатью. Герцогиня пригласила посланников в свои палаты, сказала им на прощанье много лестного и, вероятно, просила, как говорится у нас в просторечии, "не поминать лихом". Но Лихачев занес в свой "Статейный список" длинную речь, довольно высокопарную по слогу, подтверждающую высказанное нами выше мнение, что Лихачев преклонялся перед величием царя Алексея Михайловича и считал, что все, в том числе и иностранные государи, смотрят на него, как на своего повелителя. Перед отъездом герцог подарил Лихачеву и дьяку Фомину по золотой цепи, одному в 10, другому в 8 фунтов, и по "портищу": алтабасу объяри золотной, бархату флорентийского, атласу, тафты и камки. Дворянин получил два золотых перстня и пару пистолей; московский подьячий получил "каламан", т. е. серебряную чернильницу, фунтов в семь, и два золотых перстня. Не были забыты и крестовый поп Иван, архангельский подьячий и толмач: каждому из них дано по золотой цепочке, весом по 1 фунту 20 золотников.