Большая биографическая энциклопедия - мерзляков алексей федорович

— талантливый критик и поэт; род. в 1778 г., в городе Далматове, в небогатой купеческой семье. Учился в пермском народном училище, где обратил на себя внимание "Одой на заключение мира со шведами", дошедшей до императрицы Екатерины II. Его на казенный счет определили в университетскую московскую гимназию. Студентом университета он сблизился с Жуковским и был членом кружка, задавшегося целью "очищать вкус, развивать и определять понятия обо всем, что изящно, что превосходно". Многим обязан он советам Дмитриева. Первые поэтические опыты М. появились в журнале Подшивалова: "Приятное и полезное препровождение времени" (1796). Молодой поэт подражал Ломоносову, Державину, Карамзину. В "Утренней Заре" М. поместил оду "Непостижимому", явно рассчитанную на соревнование с одой Державина "Бог". Здесь же напечатаны "Песнь Моисеева по прохождении Чермного моря", имевшая особенный успех, и перевод "Ars poetica" ("Наука Стихотворная") Горация. В 1804 г. М. получил степень магистра и кафедру российского красноречия и поэзии, которую занимал в московском университете до самой смерти (26 июля 1830). С большим усердием исполнял также М. обязанности члена и временного председателя Общества любителей российской словесности, со дня его основания. В начале 1812 г. М. открыл серию публичных лекций, собиравших цвет литературного и аристократического общества. Прерванные нашествием Наполеона, лекции возобновились в 1816 г. и дали разбор популярнейших произведений тогдашней русской литературы. В общем, М. был самым видным представителем университетской словесной науки в течение первой половины XIX в. При вступлении на кафедру он не нашел в русской литературе господства какой-либо одной строго определенной и общепризнанной школы. С одной стороны, авторитет Сумарокова казался непоколебимым, имя Ломоносова, как поэта, — священным, "Россиада" Хераскова считалась последним словом русского эпического гения; с другой стороны, публика зачитывалась балладами Жуковского, и вместе с ним на русско-французский классический Парнас проникали туманные образы немецкого романтизма. Немного позже, в самый зрелый период профессуры М., стали появляться первые произведения Пушкина.

Природный, весьма развитый художественный вкус помешал М. замкнуться в классическую схоластику и заставлял его на каждом шагу разрушать стройность официальной литературной доктрины. На первых порах Мерзляков принес существенную пользу университетскому изучению русской словесности. Он первый отделил преподавание ее от древних литератур и сообщил кафедре русской литературы самостоятельное значение. До М. разбор образцов отечественного слова происходил на основании латинских риторик. М. внес в преподавание личный критический талант, выдвинул на первый план национальное содержание русских произведений и старые руководства заменил новыми. Но реформа дальше не пошла. У М. не оказалось достаточно смелости и энергии, чтобы окончательно порвать с традициями педантизма. С первых лет профессуры он положил в основу своего преподавания сочинение немецкого эстетика Эшенбурга (см. Критика) и оставался ей верен до конца в общих принципах. Руководствами для студентов служили составленные М. "Краткое начертание теории изящной словесности" и "Краткая риторика". Обе книги представляли перевод или пересказ идей Эшенбурга; но переводчик нередко вставлял в текст такие мысли, которые мало соответствовали подлиннику. "Произведения изящных искусств, — писал, например, М., — как предмет чувствования и вкуса, не подвержены строгим правилам и не могут, кажется, иметь постоянной системы или науки изящного". Несравненно важнее всяких правил — критика вкуса. Эта двойственность идей и приемов проходит через всю деятельность М. В теории он высказывал взгляды, менее всего жизненные и прогрессивные, например, согласно Горацию, делил всю поэзию на два рода — эпический и драматический, а лирическую поэзию включал в разряд эпической. Больше оригинальности и исторического значения представляют критические статьи М., появлявшиеся в "Трудах Общества Любителей Российской Словесности", в "Вестнике Европы" Каченовского, в журнале "Амфион", который издавал М. вместе с Ф. Ф. Ивановым и С. В. Смирновым. Встречающиеся здесь отзывы о всех важнейших русских писателях русской литературы часто отличаются большой критической проницательностью и художественным чутьем. В статье "Рассуждение о российской словесности в нынешнем ее состоянии" ("Труды", 1812, I) М. характеризует деятельность Тредьяковского, Сумарокова, Ломоносова, Державина, Хераскова, Озерова, Крылова совершенно независимо от теоретических пиитик. Значение "Телемахиды" Тредьяковского он старается определить с исторической точки зрения; по поводу Сумарокова и Озерова читает резкую отповедь подражанию французам, "умственному рабству" русских писателей; по поводу Ломоносова высказывает порицание пристрастию к торжественным одам, так как "человек всего занимательнее для человека"; с этой же точки зрения восхваляется Державин за употребление будничных, народных выражений. В "Вестнике Европы" М. напечатал пространные разборы сочинений Сумарокова, трагедий Озерова, "Мельника" Аблесимова (1817, части 91—94), в "Трудах" — статью о Державине (1820, XVIII) и "Письмо из Сибири" (1818, XI). Эти статьи следует считать наиболее полным отражением критического таланта М. Главная заслуга их — в том, что автор восстал против литературного староверия и решил подвергнуть критической проверке старые авторитеты.

В развенчивании произведений Сумарокова, в более точном и рассудительном определении поэтических заслуг Ломоносова и художественного таланта Державина М. явился предшественником Надеждина и Белинского. Ему недоставало, однако, цельности и последовательности руководящих принципов. "Вот где система", — говорил он своим слушателям, указывая на сердце и сводя критику, таким образом, к впечатлениям, которым (слушателям) вдобавок предстояло мириться с неизменными толками профессора о "правилах". Отсюда противоречия и сбивчивость представлений, на что и указал современник М., Веневитинов. Молодой критик отметил еще и другой, едва ли не более существенный недостаток эстетики М.: профессор не следил за развитием своей науки, с течением времени даже совсем покинул изучение ее, лекции свои превратил в импровизации, в разбор произведений Ломоносова или Державина, случайно попадавшихся на глаза при раскрытии книги на кафедре. Вновь возникавшие явления в области литературы заставали М. врасплох: он или подвергал их суду с узкой схоластической точки зрения, или обличал растерянность критической мысли. Так, в "Письме из Сибири" он напал на баллады и на "дух германских поэтов" на таком основании: "что это за дух, который разрушает все правила пиитики, смешивает вместе все роды, комедии с трагедией, песни с сатирой, балладу с одой и проч., и проч.?" Появление Пушкина повергло М. в смущение. Очевидцы рассказывают, что, читая "Кавказского пленника", М. плакал: "он чувствовал, что это прекрасно, но не мог отдать себе отчета в этой красоте и — безмолвствовал".

Двойственность и недоконченность отмечают М. и как поэта. Он — лирик, совместивший все жанры, от классической оды до простой песни, легко становившейся достоянием даже нелитературной публики. Упражняясь в торжественном жанре Ломоносова и Державина, М. выражает патриотические и религиозные чувства посредством самых изысканных риторических фигур и в "высоком стиле". Довольно обширен у М. отдел стихотворений на академические торжества; здесь напыщенная форма искупается восторженной верой автора в науку и искренней отзывчивостью на всякий факт, знаменующий ее успехи. Гораздо большим поэтическим достоинством обладают песни и романсы М.; многие из них положены на музыку. Иногда сентиментальный тон вредит глубине чувства; условные восклицания, шаблонные обороты встречаются часто — но некоторые песни М. напоминают лучшие Кольцовские песни. Таковы, например, "Я не думала ни о чем в свете тужить", "Чернобровый, черноглазый, молодец удалой", "Ожиданье" ("Тошно девице ждать мила друга"), знаменитое "Одиночество" ("Среди долины ровные"). В стихотворениях для детей ярко отразилась гуманная натура автора; особенной живостью и грацией отличается "хор детей маленькой Наташи".