Большая биографическая энциклопедия - наливайко семерин

— известный вождь казацкого движения в конце ХVІ в. Отец Наливайка был, вероятно, мелким шляхтичем и имел земельный участок в м. Гусятине в Брацлавщине. Один из соседних панов, Калиновский, отнял эту землю от владельца, причем последний от полученных при этом побоев умер. После этого вдова его переселилась в г. Острог, где один из сыновей ее был священником; брат последнего, Семерин, находился на службе у князя Острожского, и когда тот воевал с казаками Косинского, то против них сражался и Наливайко, который уже в это время был опытным воином: по его словам, он с юных лет воевал по многим землям вместе с казаками. Что заставило Наливайка отстать от казаков — неизвестно, но он снова пристал к ним в середине 1594 года, ибо в апреле этого года он еще находился на службе у Острожского и собирал войско с его дозволения, а в июле сносился с запорожцами, которым объяснял невозможность служить им у князя.

Впервые имя Наливайка становится известным в истории именно с этого времени. Возможность выдвинуться Наливайку дала война турок с венграми в 1593 и 1594 годах. В начале 1594 года от императора Рудольфа II прибыло посольство в Польшу с просьбой не пропускать татар в Венгрию через польские владения. Речь Посполитая согласилась на эту просьбу, но, тем не менее, в апреле стало известно о том, что татары двинулись на Украину. Князь Острожский, заинтересованный судьбою своих имений, находившихся в Украине, разрешил Наливайку собирать охотников с целью дать отпор татарам, но Наливайко, боясь, чтобы враги охотников не сочли их за шайку грабителей, просил, чтобы коронный гетман Замойский назначил места, где бы он мог встретить татар и брать съестные припасы; эти распоряжения Замойского показали бы, что ополчение Наливайка — не шайка разбойников. Ответил ли что-либо на это Замойский — неизвестно, но Наливайко предпринял действия против татар, ворвавшихся через Покутье в Украину. Помешать их опустошениям ему не удалось, но, прогнав их до Теребовля, он отбил у них от 3 до 4 тысяч лошадей. Замойский тоже двинулся против татар, но помешать их грабежам и прорыву в Венгрию на помощь туркам не мог. Наливайко в это время еще не примирился с Запорожьем, от которого его отторгла служба у Острожского, но сильно тянул к нему и искал предлога к примирению; такой предлог явился в виде отбитых им у татар лошадей. Дело в том, что Рудольф II, потерявший надежду на получение в войне с турками помощи от Польши, начал переговоры с самими запорожцами, прося их делать набеги на Турцию. Казаки, привыкшие к грабежу в турецких и татарских землях, предприняли весной 1594 г. по внушению императора поход к морю с целью помешать татарам переправиться через Днепр у Очакова, но потерпели неудачу, после чего переговоры с новым посланцем императора, Ляссотой, пошли неуспешно. Несмотря на подарки от Рудольфа и обещаемое вознаграждение за набеги, запорожцы отказывались от походов, указывая на незначительность вознаграждения, предлагаемого послом и неимение лошадей, для приобретения которых требовалась большая сумма. В это-то время (1 июля) явились на Запорожье и послы от Наливайка. Предлагая запорожцам из числа отбитых им от татар 1500—1600 лошадей, Наливайко ставил, однако, непременным условием доставки их полное прощение со стороны запорожцев его службы у князя Острожского, обязывавшей его воевать против них. Для большей убедительности в искренности своего желания вновь сойтись с Запорожьем, Наливайко предлагал лично явиться в Сечь и доказать свою правоту и предоставлял запорожцам право в противном случае отрубить ему голову его же саблею. При каких обстоятельствах состоялось примирение — неизвестно, но что оно состоялось, на это указывают совместные походы Наливайка с запорожцами. Однако, запорожцы не соглашались смешиваться со сбродом Наливайка, который к тому же был честолюбив и хотел быть первым лицом среди них; поэтому запорожцы в дальнейших своих походах всегда имели своим предводителем Лободу, а Наливайко начальствовал лишь своей вольницей.

Переговоры сечевиков с императором, несмотря на предложение Наливайка, не подвинулись вперед, но они отправили к нему, тем не менее, вместе с Ляссотой, своих посланцев с требованием более выгодных условий за новые набеги на татарские и турецкие владения. Пока шли переговоры по этому предмету, Наливайко не оставался праздным и принял предложение снятынского старосты Язловецкого присоединиться к его отряду, собранному для нападения на Крым. К Язловецкому присоединились и запорожцы под начальством Лободы, но затем и он, и Наливайко оставили его и расположились в Брацлавщине, откуда Наливайко пошел к Брацлаву, а Лобода, вероятно, в Сечь. Население города изменило своему старосте Юрию Струсю и впустило Наливайка с его вольницей в город и замок, где казаки имели все необходимое от окрестной шляхты, доставлявшей им по принуждению все, что требовалось. Шляхтичей, отказывавшихся от исполнения требований Наливайка, разоряли; между прочим, было разорено и имение пана Калиновского, который избил до смерти отца Наливайка и отнял у него грунт в Гусятине. Несмотря на неоднократные листы короля с требованиями разойтись и перестать чинить людям убытки, Наливайку не только не покидали его товарищи, но напротив, к нему все больше и больше приставало народу. Вскоре, однако, Наливайко покинул Брацлавщину и пошел, с целью оказать услугу австрийскому императору, на Килию. Идя туда, он занял Бендеры (Тегинь), сжег их и вырезал большую часть турецкого и татарского населения их. Окрестные села (по словам самого Наливайка — до 500) тоже были сожжены загонами Наливайка, захватавшими в плен до 4 тысяч татар и турок обоего пола. Однако, этой добыче не суждено было остаться в руках казаков. Во время возвращения домой их настиг у Днестра молдавский господарь Аарон с 7 тысячами турецкого и волошского войска и при переправе через эту реку отнял у казаков всю их добычу, причем погибло несколько сот казаков. Наливайко с остатками своей вольницы удалился за Днестр с угрозой отомстить господарю. Вскоре он и исполнил эту угрозу. В октябре 1594 года он позвал себе на помощь Лободу и двинулся вместе с ним, в качестве помощника его, в Молдавию. Численность войска обоих предводителей достигала 12 тысяч, разделявшихся на 40 хоругвей, из которых на двух были орлы цесарские. Перейдя Днестр под Сорокой, казаки сожгли Цецору, и господарь, разбитый ими в двух сражениях, бежал в Волощину. Лобода же и Наливайко двинулись далее, перешли Прут, достигли Ясс, разграбили и сожгли их вместе с многими окрестными селами. Вернувшись глубокой осенью в Украину с громадной добычей, Наливайко пошел опять к Брацлаву. Брацлавский городовой писарь Байбуза, получивший от Наливайка угрожающее письмо, сообщил его содержание шляхтичам, съехавшимся в это время в Брацлав на судебные "роки", и шляхта разъехалась; Наливайко же был принят городом и поселился в Брацлаве, куда ему окрестная шляхта доставляла полное содержание. Когда первый страх, нагнанный Наливайком на шляхтичей, прошел, они стали понемногу ободряться и решили сперва прогнать Наливайку, а затем продолжать суды. Распространившиеся среди них слухи, будто под Тегинью погибло большое число казаков и что при самом Наливайке в Брацлаве очень небольшое количество войска, еще более подняли дух шляхтичей, которые собрались ехать в Брацлав и с дороги выслали к Наливайке посланца. Последний должен был сообщить казакам, что шляхта, не желая быть сочтенной за пособников бунтовщиков, не будет больше давать им стаций и сама едет в город громадою для расправы с ними; городским же властям и мещанам сообщалось, что за принятие к себе Наливайки они будут наказаны. Посланец шляхтичей, конечно, не добился ничего от мещан и Наливайка, который приказал его задержать в городе, а сам со своей вольницей, городским урядом и мещанами ночью напал на приблизившихся к городу шляхтичей врасплох, многих из них и их слуг побил и поранил, забрал деньги, захватил документы и имущество и благополучно вернулся в город. Потерпевшая шляхта записала 17-го октября протест на уряде гродском луцком и обратилась с жалобой к королю. Присланный в ответ на этот протест универсал короля от 1-го ноября к шляхте, коей поручалось произвести следствие над неоднократно своевольничавшими брацлавскими мещанами и Наливайком с его вольницею и затем наказать их, в особенности Наливайка, не имел никаких последствий, так как не давал шляхте единственного средства к достижению намеченной королем цели — войска. Потому предводитель вольницы беспрепятственно жил в Брацлаве до середины ноября, когда пошел в глубь страны, к Бару, где находился и Лобода. Обложив город, Наливайко и Лобода грабили окрестные села, соседние же шляхтичи и население спешили удалиться в более безопасные места, прося у коронного гетмана защиты. Князь Острожский выслал для наблюдения за казаками отряд в Меджибож, но казаки, пробыв в Баре до конца 1594 г., в январе следующего двинулись частью к Виннице, а частью к Брацлаву, распуская слух, что идут в Волощину. Король, в ответ на многочисленные жалобы на казаков, отправил за ними 2 тысячи войска, но они, по всей вероятности, и не пытались идти против казаков, так как последних было в это время до 12 тысяч. В феврале 1595 г. Наливайко стоял в Острополе, маетности отсутствовавшего в то время в Полесье князя Острожского, который определял численность его вольницы в 1000 человек. Лобода в это время находился вместе с войсками коронного гетмана Замойского на границе Речи Посполитой с Молдавией. Пробыв в Острополе некоторое время, Наливайко отправился со своими казаками на службу к эрцгерцогу Максимилиану в Венгрию, откуда через несколько месяцев уже вернулся через Самбор на родину с огромной добычей. Возвращение свое Наливайко объясняет тем, что семиградский воевода заводил козни против гетмана, иностранные же хроникеры утверждают, что казаков оттуда просто выпроводили в Польшу за их грабежи и насилия. Первым городом, пострадавшим от Наливайка по его возвращении из Венгрии, был Луцк, который он опустошил настолько, что король освободил его жителей на время от некоторых податей. Из Волыни Наливайко двинулся в Белоруссию и подступил к Слуцку, который вместе с замком был им взят. На выручку города собирал войско гетман литовский, и потому Наливайко, захватив с собой в Слуцке из замка 12 лучших пушек, 80 гаковниц, 700 рушниц и с жителей 5000 коп литовских, поспешно удалился оттуда и направился к Могилеву. Город этот имел хороший замок, почему жители и заперлись в нем, казаки же осадили их и 30-го ноября взяли штурмом. За сопротивление жители были жестоко наказаны: почти весь Могилев выгорел и казаки две недели его грабили. В это время подошел к городу гетман литовский с 14 тысячами войска и с 4 тысячами татар. Наливайко заперся сперва в замке, но мещане подожгли его; тогда он укрепился на соседней Илинской горе, и литва с татарами сражались с ним целый день, после чего казаки стали уходить табором, а войско коронного гетмана преследовало их до Рогачева; литовцы же возвратились в Могилев и разграбили в нем все, что только еще осталось. В январе 1596 г. Наливайко возвратился на Волынь и расположился опять в имениях князя Острожского. В это время как раз подготовлялось официальное объявление унии, к числу ревностных противников которой принадлежал и князь Острожский; поэтому появление в его имениях Наливайка было очень ему на руку. Предводитель вольницы, знавший о неприязни князя к унии и к ее сторонникам, воспользовался ею и многочисленные шайки из его казаков начали грабить и опустошать имения лиц, прикосновенных к унии. При этом опять Острожский не только не препятствовал им, но даже потворствовал и некоторые из урядников его имений покровительствовали Наливайку. Последнему помогал и его брат, острожский священник Демьян Наливайко, которым, по всей вероятности, руководили религиозные побуждения, ибо ни до, ни после этого он не участвовал в делах вольницы своего брата. Одним из первых имений, пострадавших в феврале 1596 г. от Наливайка и его брата, были имения Яроша Терлецкого, брата епископа Кирилла, хлопотавшего в это время в Риме об унии; затем были разграблены имения самого епископа, старости луцкого Александра Семашка, одного из деятелей унии, и др. При этих наездах шайки Наливайка, к которым присоединялись слуги и хлопы разоряемых панов, позволяли себе всевозможные насилия: грабили имущества панов и крестьян, насиловали женщин, мучили крестьян, отрезали им уши и т. д. В это же время Лобода действовал в киевском воеводстве; насилия, производимые им и Наливайком, вызвали серьезные опасения со стороны польского правительства, которое отозвало из Молдавия гетмана Жолкевского и приказало ему двинуться на усмирение указанных воеводств. Узнав об этом, Наливайко двинулся из Волыни в Брацлавщину, рассчитывая остановиться в Лабуне с целью сбора в одно место всех своих шаек, разошедшихся для грабежей. Неторопливость, с которой Наливайко уходил из Волыни, объясняется тем, что Жолкевский не решался напасть на него с одними жолнерами и ждал к себе подкреплений из других воеводств. Наливайко, уже не раз видевший приязнь к себе брацлавцев, рассчитывал остановиться у них, но Жолкевский, знавший о трудности, с которой пришлось бы бороться с ним в Брацлаве, решил отрезать ему путь к этому городу, не дожидаясь подкреплений. В конце февраля Жолкевский двинулся к Лабуню и достиг его внезапно для Наливайка, которому удалось, однако, уйти благополучно, благодаря одному шляхтичу, предупредившему вовремя казаков об опасности. Наливайко двинулся к Острополю, а Жолкевский за ним; войско в это время у Наливайка собралось еще не все и двигалось вразброд. В селе Мацейовицах, между Лабунем и Острополем, передовой отряд Жолкевского настиг две сотни Наливайка в 500 человек, которые все погибли в сражении и во время пожара села, подожженного поляками; другой отряд казаков был настигнут в селе Чернаве и после сражения отступил к Острополю, который миновал и Наливайко, направившись к Пикову, а затем к Брацлаву. На этом пути его все время преследовали поляки; Жолкевскому необходимо было или опередить казаков и занять Брацлав, или заставить их свернуть с дороги. Оставив обоз, гетман бросился за казаками и настиг их у речки Ольшанки, где по одним известиям произошло сражение, а по другим не состоялось из-за ночной темноты. Не получая ответа на посланное им из Пикова письмо в Брацлав и опасаясь измены, Наливайко оставил мысль идти туда и направился в так называемые дикие поля, начинающиеся за рекой Себеж; сюда Жолкевский не мог идти без обоза с запасами, и потому Наливайко остановился у Синих Вод. Общая опасность заставила Наливайку и Лободу забыть неприязнь, существовавшую между ними, и вступить в сношения. До этих пор Лобода отворачивался от Наливайка и не считал его своим товарищем; теперь же, когда и Лободе угрожал Жолкевский, известный своей ненавистью к казакам, было забыто прошлое. (Есть известия, что среди вольницы Наливайка было и возмущение против своего предводителя и что его жизнь несколько раз была в опасности). Лобода был в Белой Церкви, но Наливайко сперва обратился через брацлавского старосту Струся к Жолкевскому, обещая ему распустить свою вольницу, если с него только не будут взыскивать за прошлое. Гетман обещал ходатайствовать перед королем под условием, если Наливайко распустит свою шайку и выдаст армату и хоругвь, пожалованную ему эрцгерцогом Максимилианом. Наливайко не поверил одним обещаниям и вступил в переговоры с Лободой; Жолкевский же написал письмо к Лободе, в котором обещал ходатайствовать перед королем и советовал ему уходить на Запорожье; цель письма была — не допустить соединения Лободы и Наливайка и в нем давалось понять, что гетман не смешивает казаков Лободы с сбродом Наливайка. Посольство Жолкевского к Лободе не имело успеха и последний не дал никакого ответа гетману; успех же сношений Наливайка с Лободой был тот, что Наливайко подвинулся от Синих Вод поближе к городу Корсуню, где находились запорожцы. Между тем Жолкевский следил за движениями Наливайка и Савулы, избранного в это время гетманом на место Лободы, и отрядил против казаков 500 человек конницы и князя Рожинского, сам же двинулся из-под Пикова к Белой церкви, куда направились из Киева и все казаки Савулы и Наливайка, призванного Савулой из под Корсуня, где он набирал свежее войско. 2-го апреля казаки в количестве 8 тысяч подошли к Белой Церкви и расположились вокруг замка табором; Рожинский же решил сразиться с казаками и сделал на них вылазку, не дожидаясь шедшего к нему Жолкевского. Наливайко, в то время как войско Рожинского выходило из замка, ворвался в него с другой стороны и перебил всех оставшихся там. Остальные казаки, не ожидавшие вылазки поляков, напавших на их табор позднею ночью, стали уходить, но затем опомнились и ударили на Рожинского, который стал отступать к замку и в свою очередь наткнулся на Наливайка, выходившего оттуда. Попавши между казаками Наливайка и Савулы, Рожинский потерял много людей, но прорвался в замок. Жолкевский в это время был уже близко от Белой Церкви; узнав о его приближении, казаки стали уходить к Триполью, но вечером Жолкевский догнал их у озера Острый Камень. В происшедшем здесь сражении ранены были Савула и Наливайко и погибло до 2000 казаков, но полякам не удалось разорвать табора казаков, которые сбросили с гетманства Савулу, выбрали вновь Лободу и, миновав Триполье, перешли Днепр и остановились у Переяслава. Жолкевский вернулся в Белую Церковь и ждал подкреплений, приготовляя средства для переправы через Днепр, так как казаки сожгли все бывшие на реке суда с целью помешать переходу Жолкевского. Последний требовал от киевлян лодок; казаки, узнав об этом, решили наказать киевлян за помощь полякам и обратить город в пепел и развалины. Это им не удалось: Жолкевский, к которому подошел из Молдавии Потоцкий, занял Киев ранее казаков и расположил войско свое под Лаврою; на противоположном берегу были казаки Лободы, и к ним снизу плыли на 100 чайках запорожцы, остававшиеся в Сечи. Жолкевский помешал им пристать к берегу при помощи пальбы из пушек, а затем вступил с Лободой в переговоры. Казаки желали уладить дело миром, но требования Жолкевского (выдача Наливайка и других "бунтовщиков", артиллерии и хоругвей иностранных государей) не привели ни к каким результатам и мешали переговорам тех и других. Поляки лишь желали выиграть время для устройства переправы. Распустив слухи о том, что к Переяславу, где находились семьи и все имущество казаков, отправлен Потоцкий, Жолкевский достиг того, что казаки бросились к Переяславу и открыли таким образом переправу через Днепр. Лобода с Наливайком и с 1500 человек остались после ухода казаков для окончательных переговоров, но попытка эта тоже ни к чему не привела. Решив не оставаться в Переяславе по неудобству города к защите, казаки двинулись к Лубнам с семьями и имуществом и достигли их в то время, когда Жолкевский был еще в 20 милях от города. По дороге к городу казаки расставили отдельные чаты, следившие за движением польского войска, и намеревались, в случае близости гетмана, покинуть городской замок, где они находились, переправиться через Сулу и уйти в степи, уничтожив мост. Жолкевскому необходимо было помешать этому замыслу казаков, так как движение по степи было для него очень опасным. С этой целью он выслал для переговоров с казаками известного им галицкого каштеляна Претвича, а сам спешил к Лубнам. По дороге к нему присоединился князь Огинский с литовским войском. Пока казаки вели переговоры с Претвичем, Жолкевский отрядил брацлавского старосту Струся с князем Рожинским и Михаилом Вишневецким, приказав им переправиться через Сулу ниже Лубен у Горошина и зайти казакам в тыл; другой отряд в 500 человек под начальством Белецкого гетман направил прямо к Лубнам на случай, если потребуется помощь Струсю, ибо сам он не мог скоро подойти к Лубнам. Узнав о движении Белецкого, казаки прервали переговоры с Претвичем, быстро переправились через Сулу и подожгли мост, но тут одновременно с двух сторон подошли к ним Струсь и Белецкий. Люди Белецкого успели потушить мост и починить его; к этому времени подошел и Жолкевский. Казаки, не зная о том, что в тылу у них стоит Струсь, все еще надеялись уйти в степь, но, узнав об этом и решив, что уходить поздно, они окопались табором в урочище Солонице, поставив, где нужно, пушки. Казаков было, по известиям поляков, до 8 тысяч, у Жолкевского до 3½ тысяч, но эту последнюю цифру надо считать гораздо большей. Положение осажденных было отчаянное: был жаркий май 1596 г., воду еще доставать можно было, но лошади от бескормицы падали во множестве. Жолкевский сеял распри между казаками, заведя переговоры с Лободой, которого казаки убили по подозрению в измене и выбрали на его место Кремпского. Лобода погиб по интригам Наливайка, надеявшегося стать на его место; обойденный и на этот раз, он делал вылазки из лагеря, но каждый раз был отбиваем поляками. Положение поляков было по недостатку корма и воды тоже плохое; небольшие пушки, имевшиеся у них, приносили казакам мало вреда, а потому Жолкевский послал в Киев за большими пушками, которые и прибыли к нему 4 июня. Когда уже все приготовления для штурма со стороны Жолкевского были готовы, поляки услышали в лагере казаков шум. Оказывается, что казаки решили выдать Наливайка, Савулу, Шостака и других зачинщиков, лишь бы получить свободу. 8-го июня казаки привели к полякам Наливайка, который долго отбивался от хотевших взять его и был схвачен уже во рву, намереваясь убежать. Казаки соглашались отдать полякам остальных зачинщиков, пушки, иностранные хоругви и прочее, но когда гетман сказал, что всякий пан, находящийся в войске, имеет право взять себе своего подданного, если узнает его между казаками, последние наотрез отказались от сдачи. В это время поляки, воспользовавшись тем, что казаки почти все вышли из табора, внезапно ударили на них, почти безоружных. Казаки побежали и были все перебиты за исключением полутора тысяч, ушедших с самим Кремпским. Весь лагерь казацкий попал в руки поляков вместе с двумя знаменами, пожалованными казакам императором Рудольфом, 21 пушкой и небольшой казной. После этого Наливайко и шесть других важнейших казаков были привезены к Варшаву, где последних немедленно казнили, а Наливайко оставили жить до сейма, когда ему отрубили голову, тело разрубили на четыре части и развесили по разным местам. Впоследствии сложилось предание, по которому Наливайко был сожжен поляками в медном раскаленном быке. По описанию одного из современников, "Наливайко был красивый мужчина, личность к тому же незаурядная, — если бы он на добро употреблял то, что ему дал Бог; кроме того, он был отличным пушкарем".

Бунт Наливайка и Лободы не представлял собой движения к какой-либо определенной цели, но тем не менее обратил на себя внимание всей Украины. Народ увидел наглядным образом, что оппозиция Польше возможна, и если бы Наливайко не потерпел неудачи под Лубнами, то ему, быть может, удалось бы поднять всю Украину и сделать то, что сделал полстолетием позже Хмельницкий.

Ф. Николайчик, Первые казацкие движения в Речи Посполитой (1591—1596), Киевская Старина 1884 г., т. 8; В. Антонович. Содержание актов о казаках 1500— 1648 гг., Архив Юго-Западной России, ч. III, т. I, стр. LI—LXX, Н. Костомаров; Монографии; П. Кулиш, Истории воссоединения Руси; В. Доманицкий, Казаччина на переломе XVI—XVII ст., Вестник наукового товариства имени Шевченка 1904 г.; Летопись Величка, I, 24; IV, 195; Летопись Самовидна, 215, 370.

В. Модзалевский.

{Половцов}

Большая биографическая энциклопедия

2009