Большая биографическая энциклопедия - панин граф виктор никитич

— внук графа Петра Ивановича Панина (см.), родился 28-го марта 1801 года в Москве, где временно проживал его отец, гр. Никита Петрович, находившийся в опале в последнее время царствования Павла I и только что незадолго до рождения сына вызванный снова в Петербург молодым императором; супруга же его, Софья Владимировна, оставалась в Москве. Первые годы детства молодой гр. Панин проводил большей частью в усадьбе Дугине (в Смоленской губернии, на берегу Вазузы, у села Хотькова), основанной известным Никитой Ивановичем Паниным, и воспитывался под непосредственным наблюдением своих родителей, из коих отец его был один из образованнейших людей своего времени, а мать отличалась не только образованием, но и высшими душевными качествами и щедрой благотворительностью. Воспитывая своего сына дома, по господствовавшему тогда обычаю, родители взяли ему гувернера учителя, образованного немца Бютгера, под руководством которого В. Н. Панин был настолько хорошо подготовлен, что выдержал экзамен в Московском университете в 1819 году и в том же году (15-го декабря) поступил на службу актуариусом в Коллегию иностранных дел, где вскоре (1-го августа 1821 года) сделан переводчиком. Удостоенный ордена св. Владимира 4-й степени 21-го апреля 1823 г. и затем произведенный в титулярные советники (в 1824 г.), граф Панин был определен вторым секретарем при нашей миссии в Мадриде (5-го апреля 1824 года). Это назначение доставило ему удобный случай совершить путешествие по Европе; в бытность свою в Веймаре он обратил на себя внимание великого Гете, выразившего желание познакомиться с русским человеком, притом в совершенстве владевшим немецким языком. Образованность и светскость графа были оценены и в Париже. Что касается до службы его в Мадриде в качестве второго секретаря, то она не могла представлять собой чего-либо на столько замечательного, чтобы можно было упомянуть о ней, тем более, что она была и непродолжительна: уже 20-го февраля 1826 года гр. Панин был отозван из Мадрида и, пожалованный 13-го июля 1827 г. званием камер-юнкера двора его величества, был произведен в надворные советники (5-го декабря того же года) и скоро назначен в походную канцелярию Министерства Иностранных Дел (5-го апреля 1828 г.), которая, по случаю нахождения Его Величества при нашей армии, действовавшей против турок, была направлена морем из Одессы к Варне, осаждаемой в то время русскими войсками. Это пребывание в походной канцелярии доставило графу Панину возможность быть оцененным по достоинству императором Николаем I. Вскоре (2-го июня 1828 г.) гр. Панин по высочайшему повелению был отправлен в Грецию к нашему поверенному в делах, камергеру графу Булгари, чтобы поддерживать гр. Каподистрию в его намерениях. О деятельности гр. Панина за это время данных не имеется; известно только, что он находился в Навплииди-Романия и был в переписке со своим отцом, жившим тогда то в деревне, то за границей и сообщавшим ему различные политические известия. Но, без сомнения, его способности по службе были тогда же замечены правительством, так как уже 29-го мая 1829 года он был назначен исправляющим должность поверенного в делах в Греции и вскоре произведен в коллежские советники (12-го июня того же года), а затем пожалован в звание камергера двора его величества (5-го декабря 1830 года). Отозванный из Греции 7-го мая 1831 года к делам Министерства Иностранных Дел, Панин за исправление должности поверенного в делах Греции был произведен в статские советники (20-го ноября 1831 года) и на другой день по высочайшему повелению назначен помощником статс-секретаря Государственного Совета по Департаменту законов, "которому исправлять должность товарища министра юстиции"; такое назначение очень обрадовало старика графа, выражавшего, однако, в письме своем к сыну сомнение, будет ли у него достаточно времени исполнять обязанности по обеим порученным ему должностям. В 1832 году (31-го декабря) Панин сделан статс-секретарем Его Величества, а затем, чрез шесть месяцев (25-го июня 1833 г.), произведен в действительные статские советники с оставлением при прежней должности. Вскоре же (31-го декабря 1834 года) граф был пожалован кавалером ордена св. Анны 1-й степени. В бытность свою товарищем министра юстиции он вознамерился вступить в брак с дочерью действительного тайного советника и сенатора графа Тизенгаузена, Натальей Павловной. При докладе об этом император Николай сказал, что "весьма рад счастливому выбору графа Панина и желает ему всякого благополучия". Брак этот был совершен в 1835 году. Слабое здоровье супруги графа побудило его просить увольнения за границу (в мае 1837 г.) на один год, но семейные обстоятельства заставили его пробыть в отпуску гораздо долее. Еще в начале года отец его, граф Никита Петрович, оканчивал свой грустный век в селе Дугине, страдая болью в ноге. Сын успел приехать к нему в деревню и присутствовал при последних днях его жизни, прекратившейся в ночь с 28-го февраля на 1-е марта 1837 года. Значительное состояние, доставшееся гр. В. Н. Панину от отца и заключавшееся преимущественно в недвижимостях и в населенных имениях, расположенных в различных губерниях, заставляло его обратить внимание на деревенское хозяйство, требовавшее на первых порах личного его присутствия. Это побудило его просить о дальнейшем отпуске, и таковой по высочайшему соизволению от 7-го апреля 1838 г. был ему продолжен впредь до того времени, пока будет ему (Панину) возможность возвратиться на службу к своему месту. Между тем, вследствие кончины министра юстиции Д. В. Дашкова, Панин был вызван из отпуска и 31-го декабря 1839 года получил управление Министерством Юстиции, а с небольшим чрез год (16-го апреля 1841 года) пожалован в тайные советники и утвержден министром юстиции. Эту должность он отправлял около двадцати лет, в продолжение которых по главной обязанности генерал-прокурора, на нем лежавшей, гр. Панин настойчиво следил и заботился о возможно скорейшем течении дел в средних и низших судебных инстанциях и о пересмотре остававшихся нерешенными дел. С этой последней целью по предписаниям графа открывались вечерние заседания в тех судах, где обнаруживалось накопление дел, и отпускались временно дополнительные суммы, насколько это позволяли ограниченные средства министерства. Вместе с тем, гр. Паниным был установлен более точный надзор за действиями судебных мест. Граф особенно заботился о пополнении вверенного ему ведомства лицами, отличающимися своим образованием и способностями, стараясь привлекать их на службу в свое министерство взамен представителей старого, отживавшего свой век чиновничества, к которым относился с вполне понятной строгостью. Затем, гр. Панин старался следить за правильностью выборов на различные должности по судебной части и вообще за приведением судебных мест по мере средств к надлежащему благоустройству. Он первый у нас обратил серьезное внимание на устройство архивов судебных мест, заботился об извлечении различных сведений из архивных документов и о приведении в порядок дел, поступавших в архивы; с этой целью дела разбирались посредством особо назначавшихся чиновников. Так, при графе приведен в порядок архив герольдии и получил основание (в 1853 году) известный Московский Архив Министерства Юстиции, составленный из бывших в Москве при Сенате двух архивов: Разрядного и Старых дел, а также Вотчинного Департамента. В этом архиве, заключающем в себе массу старых дел, столбцов, писцовых книг и т. п., при графе же Панине приступлено к составлению описей и алфавитов, чем открыта была лицам, занимающимся наукой, возможность извлекать разного рода сведения, относящиеся не только до русского права но и всей отечественной истории вообще. По своему званию министра юстиции имея главное управление над государственным межеванием и учрежденным для этого особым Межевым Корпусом, граф Панин обратил внимание на укомплектование состава межевых чинов преимущественно лицами, получившими образование в специальных межевых заведениях (таковыми были Константиновский Межевой Институт, Московский Сиротский Дом и Школа межевых топографов). При нем была учреждена (в 1846 г.) особая Школа Кавказских межевщиков с целью образования землемеров для государственного размежеванья Закавказского края и окончательно преобразован состав Межевого Корпуса и Константиновского Межевого Института, получивших в 1844 и 1850 годах военное устройство, что сопровождалось подчинением межевых работ ближайшему надзору военных офицеров. Удовлетворительные последствия этой меры привели к мысли о несомненной пользе преобразования на военное положение и губернской межевой части. Мысль эта удостоилась высочайшего одобрения в 1853 году, и тогда же повелено было приступить к составлению самого проекта преобразования означенной части, не получившего, однако, осуществления за последовавшими вскоре коренными преобразованиями по судебной части Империи вообще. Равным образом граф Панин обратил внимание и на быстрое разрешение представлений по межевому управлению, возникающих по поводу pазмежевания, развитие которого сопровождалось возбуждением множества законодательных вопросов, особенно по специальному полюбовному размежеванию, вообще крайне замедлявшемуся от неудовлетворительности различных, до этого предмета относившихся, правил. Последнее обстоятельство вызвало пересмотр этих правил и составление особых правил судебно-межевого разбирательства, высочайше утвержденных 30-го декабря 1853 года.

В управление министерством графа Панина окончательно упразднены были Совестные суды (кроме Петербургского и Московского), и дела их переданы в 1857 году в Уголовные Палаты. Равным образом графу Панину высочайше поручено было заняться проектом Уголовного Уложения, вырабатывавшимся в особом Комитете при II Отделении Собственной Его Императорского Величества Канцелярии; на обязанностях этого Комитета лежало составить общий план Уложения и затем определить нравственные начала, которые постоянно должно иметь в виду при начертании самых постановлений Уложения. Панин был членом этого Комитета, а затем, когда по одобрении Его Величеством главных начал был составлен и внесен на рассмотрение Государственного Совета проект Уложения (30-го марта 1844 года), то для рассмотрения его была учреждена под председательством графа Левашева особая Комиссия, в состав которой вошел и граф Панин. Проект этот с небольшими изменениями удостоился высочайшего утверждения 15-го августа 1845 года. Позднее граф Панин участвовал в рассмотрении проектов гражданского судопроизводства 1857 года.

Будучи министром юстиции, граф Панин участвовал и в особом Комитете об устройстве питейных сборов (1842 года), и, вместе с весьма немногими, решительно возражал против предложенного тогда Позеном способа заготовления казной всего вина для откупа. Гр. Панин находил, что, помимо недостатка средств, необходимых для этого, сама операция является вредной сама по себе, потому что обращает в монополию казны дело частной промышленности. Участвуя в Комитете 1847 г., обсуждавшем вопрос о предоставлении крестьянам продающихся с публичных торгов имений права выкупаться на волю, гр. Панин, вместе с прочими, одобрял эту мысль, а также составленный план для ссуды тем из выкупающихся крестьян, которые не в состоянии были бы внести подлежащую с них сумму.

Граф Панин, назначенный еще ранее в особый секретный Комитет 1839 года, собранный для обсуждения вопросов, на каком основании можно впредь дозволить помещикам увольнять своих крестьян, и какие меры будут признаны успешнейшими для составления инвентарей по каждой губернии, был также назначен в особый Комитет, начавший собираться с 3-го января 1857 года для рассмотрения постановлений и предположений о крепостном состоянии, который немного позже, — именно 8-го января 1858 года, получил формальное наименование Главного Комитета по крестьянскому делу и явился как бы отделением Государственного Совета. Этот Комитет составил для руководства образованных Редакционных Комиссий известные начала о порядке рассмотрения проектов положений губернских Комитетов и затем окончательно рассматривал труды и предположения Редакционных Комиссий. При этом Главном Комитете существовала одно время особая Комиссия из четырех лиц (в числе которых, наряду с Ростовцовым, Муравьевым и Ланским, был и гр. Панин) — для предварительного разрешения поступавших из губернских Комитетов проектов положений об улучшении и устройстве быта помещичьих крестьян и для ближайшего сношения с депутатами означенных Комитетов, которых положено было вызвать для представлений высшему правительству всех сведений, могущих сказаться необходимыми при окончательном рассмотрении каждого проекта. По званию члена этой комиссии, граф Панин написал подробную записку по поводу проекта крестьянского положения, составленного Губернским Симбирским Комитетом. Этого рода занятия дали графу Панину возможность близко ознакомиться с делом освобождения крестьян, которое скоро должно было поступить под его непосредственное руководство. Нельзя, однако, не упомянуть, что за время управления гр. Паниным министерством сложился о нем целый ряд рассказов, во многом анекдотического свойства. Все эти рассказы о рассеянности, сухости, даже бессердечии графа, сильно раздутые в журнале Герцена "Колокол", совершенно не справедливы. Так, известна, например, доброта графа, который часто давал из своих собственных средств пособия бедным чиновникам, не знавшим вовсе, что это исходит от самого графа. Правда, он был несколько рассеян, не всегда понимал, в силу своего исключительного положения богатого человека, нужды мелкого чиновничества и поэтому, окруженный лишь весьма немногими лицами, состоявшими с ним в непосредственном сношении, мог казаться остальным чиновникам каким-то богом Олимпа, о котором рассказывались чудеса. Но все это не мешало ему зорко и внимательно следить за служащими по вверенному ему ведомству и оценивать их по достоинству. Привыкнув смолоду сам все исполнять в точности и буквально, граф требовал и от служащих скорого и буквального исполнения всех приказаний, и притом единственно во имя служебного долга, совершенно бескорыстно. Он умел сразу подмечать людей способных и талантливых, но зато и спрашивал с них больше и положительно заваливал их работой.

Граф Панин относился с большим уважением и оказывал особенное внимание тем чиновникам, которые продолжительное время занимали одну и ту же должность. Но случалось иногда и так, что он по личному своему усмотрению, без всякой о том просьбы, переводил их на другое место, не допуская, чтобы кто-либо мог возражать по поводу такого перемещения, а тем более отказаться от него. Служба при графе была тяжелая, но даже не сторонники его признают, что он не требовал соблюдения бюрократических формальностей, не требовал даже тщательной переписки бумаг, а довольствовался лишь тем, чтобы работа была четко написана. Он не допускал препятствий при исполнении раз им задуманного, строго соблюдал установленные законы и не любил скрывать истину. По поводу отчета по его же министерству, написанного одним из его чиновников, граф Панин сказал: "Я вовсе не желаю себя хвалить — это не в моих правилах. Отчет должен представлять то, что сделано, а по отношению того, что нельзя было сделать, я должен представить оправдание или более или менее уважительные к тому причины". Граф очень заботился о консультации при Министерстве Юстиции, куда поступали на рассмотрение дела по разногласиям из Общего Собрания Сената, и строго наблюдал за очередью разрешения дел. Кроме того, при графе Панине совершилось весьма существенное преобразование в личном составе чинов Министерства Юстиции. Поколение старых дельцов, лиц, по большей части не получивших высшего образования, но тем не менее занимавших высокие должности по судебному ведомству, он постепенно заменил людьми молодыми, окончившими курс в высших учебных заведениях. Наиболее значительный в этом отношении контингент дало основанное в 1835 г. Училище правоведения, воспитанникам коего удалось сломить крепко державшийся дотоле строй представителей старинных порядков, и это исключительно благодаря энергии гр. Панина. Будучи безгранично предан монархическому началу и признавая охранительную постепенность залогом надежного для народов преуспеяния, он допускал развитие законодательства лишь в строгой исторической последовательности; поэтому-то он отстаивал и телесные наказания, когда возник вопрос о внезапной отмене их. Он не видел, чем этот род наказаний будет заменен при совершенном неустройстве всей нашей тогдашней тюремной системы. К тому же, он полагал, что отмена телесных наказаний не соответствует степени развития и образованности народа. В крестьянском вопросе он ясно видел, что человек, как существо нравственно свободное, не может быть рабом, вещью, что необходимо поэтому его освободить, но на каких основаниях — представлялось ему вопросом спорным.

Вследствие кончины Я. И. Ростовцева на графа Панина 18-го февраля 1860 г. было возложено председательство в Редакционных Комиссиях, состоявших при Главном Комитете по крестьянскому делу с освобождением его по этому случаю от управлений Министерством Юстиции. Немного позднее, 13-го (25-го) октября 1860 г. последовало другое высочайшее повеление о том, чтобы графу Панину не заниматься делами Министерства Юстиции до окончательного рассмотрения положений, составленных в Редакционных Комиссиях.

Это новое назначение, которого удостоился граф Панин, было встречено многими далеко не сочувственно вследствие сложившегося убеждения, что он не только консерватор, но и крепостник, как тогда выражались; другими словами, графа Панина, со свойственной в этих случаях людям склонностью к преувеличениям, считали противником крестьянской реформы. От нового председателя требовалось, прежде всего, чтобы он стремился неуклонно осуществить на деле волю императора, и таким лицом был именно граф Панин. По рождению, служебному положению и понятиям граф принадлежал к высшему дворянству, и назначение его лишало дворянство повода жаловаться на то, что для довершения реформы, столь близко их касавшейся, был избран не его представитель. Кроме того, было известно, что гр. Панин был всегда точным исполнителем приказаний государя, а в деле освобождения крестьян это и являлось вернейшим залогом успешного его окончания... В речи своей к депутатам при первом их приеме 22-го февраля граф прямо высказал: "Мы должны пристально заняться настоящим, и какие бы ни были убеждения каждого из нас, всем нам следует стремиться к главному: озаботиться обеспечением быта наших крестьян, не упуская из виду, что за них нет между нами представителей, и потому нам самим предлежит отстаивать их. Вместе с тем, мы не должны забывать, что богатым людям, как я, например, ни в каком случае переворот не будет слишком ощутителен; но что наша обязанность озаботиться положением неимущих дворян, "оградить исключительно их интересы". Граф признавал, что у каждого из присутствующих могут быть убеждения, не согласные с его собственными, и он советовал держаться своих убеждений, не увлекаясь сторонними внушениями.

Граф Панин изучил дело крестьянской реформы во всех его мельчайших подробностях. Неоднократно он указывал, что надо вести его осторожно, выслушивал всякое мнение и возражал в немногих словах. Он говорил в заседаниях Комиссий вообще не много. "Мне необходимо оставить себе зады для Главного Комитета и Государственного Совета", — объяснял он сам. Другими словами, он не хо тел себя связывать в мнениях и лишать себя свободы действий относительно предположений Редакционных Комиссий, в пользе и справедливости которых он сомневался. Тем не менее и немногое, высказанное графом в заседаниях Комиссий, указывает несомненно на то, что он полагал, что земля не может быть отнята из пользования крестьян до ее выкупа; кто же из крестьян не может ее выкупить, тот, по его мнению, должен оставить ее у себя в пользование без срока; что не надо оставлять дворянству мысли, что после переходного состояния могут перемениться в чем-либо основания крестьянских положений. Он неоднократно говорил, что должно иметь постоянно в виду, что цель правительства — доставить крестьянам существенное облегчение, что правительство не может допустить, чтобы повинности крестьян увеличивались. Поэтому, лицам, высказывавшимся в пользу увеличения крестьянских оброков, граф говорил: "по теории вы правы, но государь заявил помещикам о желании своем облегчить быт крестьян". Равным образом граф Панин находил, что, в видах государственных необходимо положить в основание преобразования убеждение, что не следует крестьян совершенно приковывать к земле. В отношении к производительным силам это прикрепление могло бы впоследствии нанести вред. Точно так же важно, чтобы крестьянин мог покупать участки земли по своим средствам, а не следует его принуждать к покупке и при том более того, что он желает приобрести. Исходя из того, что о человеческих делах надо и судить по-человечески, граф Панин при рассмотрении проекта положения о дворовых людях высказывал, что личность человека не подлежит оценке, а потому, как ни называть платеж, взносимый дворовым, он, т. е. платеж, остается платежом, а потому за дворовых людей выкупа назначать не следует. Дворовый, прослуживший беспорочно до известных лет, приобрел тем самым право призрения от помощника; бросать его без пропитания, так сказать, на произвол судьбы — было бы бесчеловечно, и это не должно быть допущено.

Граф Панин вел прения в совещаниях весьма терпеливо, стараясь выяснить все главное. "Тут надо решить все существенное, самые принципы", — говорил он по одному поводу, — "а что же нам входить в разбор, как поставлены слова, в каком порядке одно после другого". Он считал, что нет важнее вопроса, как вопрос о повинности за землю и о наделах и потому входил в самое подробное рассмотрение оценок земель, отводимых крестьянам в наделе для определения ежегодного оброка и выкупной их стоимости. Вопрос этот о наделах, или точнее — о предоставлении крестьянам их наделов из помещичьих земель в бессрочное пользование, породил разногласие гр. Панина с большинством (19) членов Редакционной Комиссии, по поводу которого он представлял всеподданнейший доклад государю императору, высказывая, что вопрос о срочности и бессрочности пользования землей должен оставаться открытым до рассмотрения в главном комитете. Его Величество против этого начертал 19-го апреля 1860 г.: "Вопрос этот предоставляю себе решить, когда он обсужден будет в Главном Комитете". Точно так же вопрос о предоставлении крестьянам одновременно с личным освобождением возможности приобретать в собственность от помещиков, по добровольному с ними соглашению, достаточное количество земли для упрочения своей оседлости и обеспечения своего быта вызвал со стороны гр. Панина особый доклад Государю, в котором он говорил, между прочим, что если применение сей системы будет относиться к добровольным соглашениям (против этого Его Величество начертать изволил: "непременно"), то она может быть признана полезной, но здесь, как и во всех других вопросах, следует остеречься ограничения данного крестьянам права и распространения оного такими мерами, кои могли бы иметь понудительный характер. Его Величество изволил начертать 21-го февраля 1860 года: "при будущем свидании Я вам лично объясню мою мысль; Я ее считаю одной из главных основ всей работы".

Являясь в качестве председателя Редакционной Комиссии, как и вообще всегда, неуклонным и точным исполнителем высочайших приказаний и предначертаний, гр. Панин довольно быстро вел дело рассмотрения всех крестьянских положений в Редакционной Комиссии. Между тем, в заседании 25-го сентября 1860 г. было объявлено высочайшее повеление о том, чтобы к 10-му октября были окончены непременно все занятия Редакционных Комиссий, к каковому сроку предназначено было их закрыть.

И действительно, в этот день уже последовало закрытие Редакционных Комиссий, и все составленные ими крестьянские положения, а также и неоконченные работы, переданы были в ведение и распоряжение государственного секретаря, представлявшего эти положения на рассмотрение Главного Комитета по крестьянским делам, а затем и Государственного Совета. В Главном Комитете гр. Панин первоначально выразил несогласие с представленным проектом положений по четырем предметам. Он полагал предоставить помещикам вотчинную полицию в пределах их имений; затем, он не допускал, чтобы право помещиков на земли их, состоявшие в пользовании крестьян, признавалось по закону неполным правом собственности на эти земли. Точно так же, по мнению графа Панина, земли помещиков, поступившие во владение крестьян, не могли быть отданы им в бессрочное пользование, так как такого вида владения не существует в нашем законодательстве, которое не допускает вовсе бессрочных договоров. Наконец, он находил сомнительными цифры высшего размера душевых наделов, принятые для некоторых местностей. Граф Панин очень долго стоял за свои мнения, несмотря на выраженное государем императором желание, чтобы, не насилуя своих убеждений, он примкнул к большинству. Только после долгих доводов и убеждений он отказался от первых двух своих мнений, а по третьему удалось устроить компромисс, так как речь шла не столько о существе дела, сколько о редакции правила; от четвертого же — о неправильности размеров наделов — возник ряд споров, было приступлено к проверке самих цифр, и графу Панину была сделана небольшая уступка, именно: в местностях всех уездов Новороссийских губерний, в которых назначен был размер высшего надела в семь десятин, таковой определен в шесть с половиной десятин. Этой крайне незначительной уступкой и закончилось рассмотрение крестьянских положений в Главном Комитете, которые по высочайшем их утверждении обнародованы при манифесте 19-го февраля 1861 года.