Большая биографическая энциклопедия - рамазанов николай александрович

— скульптор и писатель по истории искусства. Род. в Петербурге 24-го января 1817 г., умер в Москве 18-го ноября 1867 г. Происходя из артистической семьи, так как отец и мать его были актерами Императорских театров, дед — балетмейстером, тетка — M. И. Валберхова — известной драматической артисткой, а дядя по матери Гольц — известным балетмейстером, Р. с самого раннего детства рос в сфере искусства. Семилетним ребенком он танцевал уже на сцене Большого Театра, в бенефисы отца и тетки, и даже помогал отцу в обучении малолетних воспитанников Академии Художеств, когда там, по почину президента А. Н. Оленина, устраивались спектакли. Когда пришло время отдавать мальчика в учебное заведение, то отец предоставил ему самому выбор между двумя поприщами — поступить в Театральнее Училище или в Академию Художеств, так как к этому времени уже выказались его способности к рисованию и он начал уже учиться у Ф. Г. Солнцева, впоследствии известного художника-археолога. После недолгого колебания, мальчик выбрал Академию Художеств, куда и поступил в октябре 1827 года.

Это время совпало с двумя тяжелыми событиями в жизни P.: 28-го сентября 1827 г. умерла его мать, а 23-го июня 1828 г. — отец. Братьев и сестру нашего художника взяла на свое попечение упоминавшаяся М. И. Валберхова, вполне посвятившая им свою жизнь.

При своих способностях и горячей любви к искусству, Р. был до чрезвычайности увлекающеюся натурою. От усидчивых занятий своим предметом его отвлекали то музыка, то литература, то театры, то балы и кутежи с товарищами.

"Раз я был в натурном классе в чрезвычайно расстроенном состоянии духа", вспоминает он сам о годах своего учения. "Работа моя не шла так, как бы мне хотелось; я видел, что отстаю в успехах от моих товарищей: это меня мучило, и я завидовал им, называл их счастливцами, потому что мысли их были единственно устремлены на натурщика, между тем как в моей голове бродили тысячи предположений, которых я не мог угомонить, при всем моем старании устремить внимание на предстоявшую работу. То рисовалась предо мною картина Страшного суда, то создавался план повести, то являлось непреодолимое желание постигнуть законы музыки".

Даже и в пределах академических занятий у Рамазанова один порыв быстро сменялся другим: то он приходил в восторг от отношения к преподаванию своего профессора Б. И. Орловского, то всеми силами стремился перейти от него к другому профессору, С. И. Гальбергу, находя, что здесь он остается все равно, что без руководителя, а "при всех моих способностях, восклицает он, мне необходимы советы, наставления... я погибну без руководителя!" Он то устраивает с товарищами спектакли, то издает рукописный журнал, который, по его словам, "должен иметь первою целью — образовать слово художника, дабы он, при открытии тайн в своем искусстве, мог передать эти драгоценные тайны другому; второю — родить соревнование между товарищами и поддерживать любовь к художествам; третьей — указывать им отечественное, обращать их фантазии на поприще русской истории, русского быта, которые до сих пор забыты". Журнал этот назывался "Момус", а потом был переименован в "Досуги художника", сотрудников было двенадцать человек, а за полтора года до выпуска из Академии издавалась тоже рукописная "Домашняя Художественная Газета", с иллюстрациями, в которой, кроме академистов, принимали участие: один артиллерийский офицер, О. И. Константинов, впоследствии основавший газету "Кавказ", и П. П. Каменский. Некоторые статьи из этой газеты были потом напечатаны в "Художественной Газете" А. Н. Струговщикова.

Тем не менее, несмотря на все это, с внешней стороны занятия Р. в Академии шли обычным порядком. В 1829 г. он получил награду первой степени за успехи в науках; в 1833 г. переводится в казеннокоштные академисты, в 1836 г., "за лепление с натуры", получает вторую серебряную медаль и поступает в класс профессора Б. И. Орловского; на следующий год, "за барельеф, изображающий искушение Спасителя в пустыне", удостоивается первой серебряной медали, в 1838 г., за группу "Милона Критонского, терзаемого львом", получает вторую золотую медаль и, наконец, в 1839 г. оканчивает курс Академии со званием художника ХІV класса и с первою золотою медалью, за круглую фигуру "Фавна с козленком". Вместо последней статуи у него было намерение вылепить "Яна Усмовича", но профессора нашли, что такая тема не по его силам, и эскиз не был утвержден.

В этом же году он работал в мастерской Троду "готические статуи Весны и Лета", для Зимнего Дворца, и на выработанные деньги решил поехать в Москву, куда он давно уже стремился, так как никуда еще не выезжал из Петербурга, а Москва влекла его к себе, как исторический памятник. Проводником его по обозрению московских достопамятностей был прекрасный знаток Москвы С. П. Кампиони, в благодарность за что молодой художник вылепил его бюст.

После этой поездки Р. принял участие в исполнении памятников Карамзину в Симбирске и Державину в Казани, оставшихся неоконченными после смерти С. И. Гальберга. На его долю, в первом памятнике, достался барельеф, изображающий "Карамзина, читающего императору Александру I Историю Государства Российского", и колоссальный бюст историографа. Второй памятник им исполнен вместе с К. М. Климченко.

По окончании этих работ, Р. был отправлен пенсионером Академии в Италию и в сентябре 1843 г. выехал за границу. Свое путешествие и первое время пребывания в Италии он описал подробно, и оно было напечатано в "Русском Вестнике" 1877 и 1878 гг. В этом описании мы встречаем рассказы о всевозможных праздниках, прогулках и пирушках, и очень мало — об искусстве. Он и сам обратил на это внимание и замечает в одном месте: "Еще серьезно не занимаюсь. Почему? спросишь ты. Отвечаю: по случаю скопления впечатлений, в голове такое брожение, какого я не ожидал. Все, что было задумано, затеяно в Петербурге, все планы, все цели перепутались, и я до сих пор не могу освободиться от этого лихорадочного состояния мозга; но надеюсь на скорый перелом болезни".

Однако, надежда эта не оправдалась вполне и до конца его пребывания за границей. Кружок, в котором он вращался и даже был душою его, все время занимался более прожиганием жизни, чем усовершенствованием в искусстве, и если Р. прожил в Риме не вполне бесполезно, то лишь благодаря большим способностям, которыми наделила его природа.

Приступив к работе, он составил сразу пять проектов: "Неаполитанского мальчика, слушающего шум в раковине", "Играющего в бильбоке", "Ребенка, плачущего над разбитыми яйцами", "Нимфу, которая ловит на плече бабочку" и "Вакханки, отнявшей у Фавненка свирель". Рисунки этих проектов отвез в Петербург бывший в то время директором русских художников в Риме П. И. Кривцов, который, по возвращении оттуда, передал Р. заказ сделать из мрамора, для Государя Императора, группу "Нимфу, ловящую на плече бабочку". В это же время художник вылепил эскиз другой группы, которая должна была составить pendant к группе П. А. Ставассера, — "Сатира, выпрашивающего поцелуй у Нимфы при фонтане", а потом собирался приняться за статую "Диогена с фонарем, ищущего человека", и сделал уже эскиз ее.

В конце 1845 г. приехал в Рим император Николай I. Объезжая мастерские русских художников, он был и у Р. Сообщая об этих посещениях Академии Художеств, граф Ф. П. Толстой писал: "Глиняною статуею пенсионера Николая P.: "Нимфа, ловящая на своем плече бабочку" Его Императорское Величество остался очень доволен и хотел заказать ему ее из мрамора; но после ответа художника, что она уже Его Императорским Величеством заказана и куплен мрамор, Государь Император обратил свое внимание на алебастровый эскиз группы, которую Р. сочинил в pendant группе Ставассера, именно: "Сатир, выпрашивающий поцелуй у Нимфы при фонтане", и изволил сказать: "Сочинение этой группы хорошо, но слишком выразительно. Ты сделай ее поскромнее, иначе мне нельзя будет поставить ее в моих комнатах". Сверх того, Р. теперь занят рисунками собственно им сочиненной греческой сказки "Красота и Искусство".

К этому же времени относятся его работы: бюст С. Л. Левицкого, небольшая статуя девочки и эскизы горельефов для храма Христа Спасителя в Москве. Горельефы эти были исполнены, впрочем, уже гораздо позднее и представляют: на восточной стороне храма, в средней арке — образ Владимирской Божией Матери, а в четырех малых, боковых — образа Св. Царицы Александры, Св. Марии Магдалины, Св. Анны Пророчицы и Св. Вмч. Екатерины; на правом углу храма — Воскресение Христово, и на северной стороне, при оконных арках выступа, — Св. Благоверного князя Даниила Московского и Св. Саввы Звенигородского.

Летом 1846 г. у Рамазанова, из-за одного товарища, произошло очень крупное столкновение с заменившим к тому времени П. И. Кривцова Л. И. Килем, после чего Килю нельзя было остаться на прежнем месте, и P. был вызван в Россию, куда и вернулся 1-го октября 1846 г.

Между тем, в Московском Училище Живописи решено было открыть класс ваяния, и жившему тогда в Петербурге члену Совета Московского Художественного Общества, при котором состояло Училище, И. Г. Сенявину, поручено было пригласить на должность преподавателя входившего тогда в славу Н. Г. Пименова; но так как последний в это время, по Высочайшему повелению, был оставлен в Италии на неопределенный срок, по возвращении же в отечество его уже ожидало место преподавателя в Академии, а P. как раз к этому времени приехал, то И. Г. Сенявин и пригласил его. Он сразу же дал свое согласие, но вступил в исправление своей должности лишь 19-го октября 1847 г.: задержало его сперва исполнение работ, заказанных ему адмиралом М. П. Лазаревым, по рекомендации графа Ф. П. Толстого, а затем исправление неожиданно обрушившейся одной из колоссальных полуфигур, исполненных им в строившуюся тогда церковь Конногвардейского полка.

Своею преподавательскою деятельностью Р. вполне оправдал возлагавшиеся на него надежды. Правда, он не внес в это дело ничего оригинального и неуклонно придерживался принципов своих бывших профессоров, Б. И. Орловского и С. И. Гальберга, заботясь о строго классическом направлении скульптуры; но в этом направлении он вложил всю свою душу в дело преподавания. Достаточно упомянуть, что из среды его учеников вышли такие скульпторы, как М. А. Чижов, С. И. Иванов, В. С. Бровский и мн. др. Имея дело с учениками, выходящими из бедной и угнетенной среды, Р. не щадил своих скудных средств, с полной готовностью приходя к ним на помощь: кому уделял он помещение в своей и без того небольшой квартире, кого ссужал деньгами или выхлопатывал субсидию от Общества, кому добивался освобождения от крепостной зависимости, для кого покупал рекрутскую квитанцию; не оставлял без помощи и бедных товарищей или семьи умерших художников, делясь и с ними всем, что имел.

Не ограничиваясь преподавательскою деятельностью в Училище, Р. заботился и о художественном развитии Общества. Состоя сотрудником, с самого основания журнала, в "Русском Вестнике", а также и в "Москвитянине" и, в течение пяти лет, в "Московских Ведомостях", он постоянно знакомил публику с молодыми талантами, с замечательными произведениями искусства и со всем, что заслуживало внимания в этой области. При этом суждения его всегда основывались на упомянутом принципе стремления к воссозданию классического искусства, и все, что отступало от такого стремления, вызывало с его стороны строгий приговор. Так, например, он резко осудил известный выход из Академии Художеств, в 1863 г., тринадцати учеников, образовавших потом артель, а впоследствии составивших ядро Товарищества Передвижных выставок. Но, во всяком случае, его "Художественная Летопись" была для того времени явлением выдающимся, так как он первый заговорил с публикой о художественных вопросах во всеоружии знания, соединенного с литературным талантом. Лучшим подтверждением такой характеристики служат слова Ф. И. Буслаева, выразившегося о нем так: "Я уважал P., как даровитого и образованного литератора, который, в течение многих лет, проводил в публике здравые понятия об искусстве. Его литературные связи с такими журналистами, как Погодин и Катков, достаточно свидетельствуют о пользе, которую он, кроме скульптурного резца, приносил обществу и пером".

Статьи свои Р. задумал собрать в отдельные книжки и одну такую книжку успел издать при жизни, под заглавием: "Материалы для истории художеств в России. M. 1863". Академия Художеств выразила ему за это благодарность и приобрела полтораста экземпляров за 225 руб., "в виде поощрения предпринятого им труда". Вторая книга была им приготовлена уже к печати, но при жизни издать ее он не успел, а по смерти его Академия приобрела рукопись для издания, но издание не состоялось и до сих пор.

27-го сентября 1849 г. Совет Академии, рассуждая, как сказано в протоколе, "что состоящий учителем скульптуры при Московском Училище Живописи и Ваяния Р. произвел разные скульптурные работы, как в бытность его за границею, так и по возвращении, свидетельствующие о даровании, познаниях его в художестве и отличных успехах, и что он преподаванием скульптуры в означенном Училище приносит особенную пользу ученикам", возвел его в звание академика, а 3-го апреля 1858 г., "во внимание к особенному искусству и отличным познаниям по части художеств, доказанным трудами, заслужившими известность", президент Академии возвел его в степень профессора скульптуры.