Большая биографическая энциклопедия - рязанцев василий иванович

— даровитый актер-комик начала XIX века; во время своего непродолжительного пребывания на сценическом поприще, успел сделаться любимцем театральной публики обеих столиц и, несмотря на крайнюю недостаточность образования, обещал быть блестящим украшением Императорской сцены. С. Т. Аксаков рассказывает в своих "Воспоминаниях", как Щепкин однажды шепнул ему про Рязанцева: "Это наш капитал!" Это был в полном смысле актер-самородок, с прирожденной комической жилкой, имевший неотразимую способность заражать публику свойственным ему веселым и шутливым настроением.

Одного его появления на сцене было достаточно, чтобы возбудить в зрителях самый искренний и задушевный смех, в чем он имел так много общего с знаменитым комиком Московского Малого театра В. И. Живокини. Если Рязанцев не оставил по себе такого же громкого имени, то виною этого была слишком преждевременная смерть. При всем том надо удивляться, как мало о нем говорила печать; но это объясняется условиями того времени, когда он жил. Только в конце 30-х годов появился у нас первый театральный журнал, а в газетах и других изданиях предшествующей поры почти не было обыкновения говорить о деятелях сцены. Единственно этим можно объяснить и тот удивительный факт, что когда умер Рязанцев, то нигде не появилось никаких некрологов и воспоминаний о нем, и только в "Северной Пчеле", и то спустя некоторое время, была лаконически отмечена кончина этого даровитого артиста, — буквально только отмечена, и то не в некрологе или хотя бы кратком сообщении о нем, а в простом перечне умерших от холеры; лишь почти через десять лет является в журнале "Репертуар Русской Сцены" посвященная ему краткая биографическая заметка под громким заглавием: "Биография Василия Ивановича Рязанцева".

Эта заметка, служившая потом и остающаяся доныне единственным источником, откуда почерпались сведения о талантливом артисте, повторенные в несколько сокращенном и перефразированном виде в "Иллюстрированной Газете" и в некоторых справочных изданиях, далеко не свободна от неточностей и ошибок... Родиной Рязанцева была Москва.

Он происходил из податного сословия (Московский мещанин) и должен был пробивать себе дорогу сам, своим во всяком случае далеко недюжинным дарованием, решительно без всякой поддержки. Родился он 13-го февраля 1803 г. Благоприятным обстоятельством для Рязанцева в чисто отрицательном смысле можно считать разве то, что во время его детства отцу его удалось получить отпускную от помещиков Усачевых и сделаться свободным человеком, что, по крайней мере, давало возможность нашему комику не зависеть от чужого произвола и распоряжаться своей личностью.

Отец Рязанцева приписался к мещанскому сословию. О даровитости молодого человека громко говорит уже то обстоятельство, что, после безусловно потерянных для учения лет отрочества, он нашел свое поприще, начав учиться грамоте уже в том возрасте, в котором такие занятия не могли не считаться крайне запоздалыми даже в начале этого века; он познакомился с книгой только 18 лет, когда поступил в приходское училище на Большой Никитской.

К сожалению, мы ничего не знаем, что побудило Рязанцева в такие годы сесть на школьную скамью рядом с малолетними ребятами; но трудно, кажется, сомневаться в том, что причина этого должна была иметь что-нибудь общее с его позднейшим влечением к сцене, что то и другое имело более или менее близкое отношение к его природной даровитости.

По словам названной биографии, "несмотря на свой живой, резвый характер и на шалости, неразлучные с юношеским возрастом, он учился довольно прилежно". Но здесь мы наталкиваемся на недоумения, указывающие, по-видимому, на недостаточную достоверность "биографии". "В этом самом училище" — читаем дальше — "был в то время также и сын актера Куликова", с которым подружился Рязанцев.

Между тем, Николай Иванович Куликов, о котором здесь идет речь, родился лишь в 1815 г. и, имея это в виду, нельзя уже с безусловным доверием отнестись к дальнейшим словам биографии: "Рязанцев подружился с Куликовым, хотя был старее его несколькими (?) годами и защищал его часто от обид других учеников".

Вероятно, здесь неверен не самый факт, но есть какая-нибудь неточность в годах, так как по этим данным оказывается, что Куликову в год поступления Рязанцева в школу было только три года. Как же они могли быть товарищами? Надо предположить, что Рязанцев пробыл в училище несколько лет, и, может быть, в последний год своего пребывания там он сделался покровителем маленького Куликова, которому было суждено, в свою очередь, стать вскоре его благодетелем.

Проверить приведенное в настоящее время едва ли могла бы представиться какая-нибудь возможность за неимением никаких более обстоятельных сведений о юности Рязанцева; проверить нечем, но сущность дела остается несомненной, потому что, благодаря Куликову, чувствовавшему признательность к своему великовозрастному школьному однокашнику-покровителю, Рязанцеву удалось попасть на представления театра любителей, бывшего также на большой Никитской улице, в доме князя Юсупова.

Маленький Куликов, очевидно, мог в данном случае оказывать своему товарищу известную протекцию, как сын одного из актеров этого театра. Рязанцев был совершенно очарован театром и с нетерпением ждал случая попасть на представление; в нем тотчас же сказался прирожденный артист. Далее биограф Рязанцева рассказывает, что ввиду его успехов отец его, взяв (?) из Никитского Училища, определил в гимназию.

Здесь мы впадаем еще в большее недоумение: спрашивается, скольких же лет Рязанцев поступил в гимназию, и что значит эта фраза, что отец "взял его из Никитского Училища": если до окончания курса, то как это согласить с фактом дружбы Рязанцева с Куликовым; ведь если последний поступил в училище даже пяти лет, то и в таком случае, через год, положим, Рязанцев уже должен был кончить курс.

Как бы то ни было, оставив в стороне не поддающуюся проверке, за отсутствием иных сведений о Рязанцеве, путаницу в хронологических данных, последуем дальше за единственным биографом артиста. "В гимназии" — говорит он — "Рязанцев уже не имел товарища, который бы водил его даром в театр, а не имея денег, не мог даже в воскресные дни покупать себе билеты в раек".

Пробывши в гимназии около двух лет, Рязанцев должен был оставить ее и определился сидельцем в одном из магазинов на Кузнецком мосту. Там, несмотря на вседневные занятия свои по торговле, он имел, однако же, довольно свободного времени, которым мог располагать по своему произволу. Помня, какое удовольствие доставляли ему театральные представления, в которые водил его Куликов, он познакомился с одним из актеров вольного театра, дававшего свои представления за Москвой-рекой, близ Калужских ворот, и стал ходить туда, не пропуская ни одного спектакля.

Из всего этого безусловно достоверным можно считать лишь то, что после посещения представлений в театре на большой Никитской, Рязанцев страстно стремился к сценическим наслаждениям и, наконец, благодаря знакомству с актерами вольного театра, добился возможности посещать спектакли. Рязанцеву тем легче было завязать знакомства и дружеские отношения в театре любителей, что там принимали участие в представлениях преимущественно люди его круга, купцы и сидельцы.

Через несколько времени Рязанцеву удалось добиться дебюта и вскоре он уже стал выступать в комедиях, драмах и трагедиях.

Когда о сценических успехах Рязанцева дошло до одного из чиновников Московского Малого театра Сухопрудского, последний, желая дать надлежащее направление таланту даровитого самоучки, поместил его в Театральную школу.

В то же время Рязанцеву было назначено жалованье 100 руб. в год, слишком ничтожное по современным понятиям, но в то время немаловажное для человека, вышедшего из простого звания и совершенно неприхотливого. Главное же было то, что Рязанцев, наконец, мог свободно вздохнуть, сознавая, что отныне для него открывается желанное поприще.

Однако, на императорской сцене ему снова предстояли обычные терния; надо было мириться с так называемыми выходными ролями. Все это показывает, как много времени взяла у Рязанцева подготовительная ступень к артистической карьере, и как мало недолгая жизнь отвела ему простора для самостоятельного служения музам. Биограф находит хорошую сторону и в этих мытарствах — в том, что, "благодаря выходным ролям", Рязанцев выучился ходить по сцене, понимая это выражение в буквальном смысле, так как при покатости рампы это представляет немалые трудности.

Нельзя, однако, не согласиться, что подобное соображение едва ли может иметь большую цену, когда речь идет об артисте с положительным дарованием; надо полагать, что такое приобретение было слишком ничтожно для Рязанцева и затрата на него около года времени была для него прискорбной и непроизводительной лотерей времени, — настолько это было ниже артистических средств хотя и неопытного, но чрезвычайно способного молодого артиста.

Наконец, когда Рязанцеву однажды дана была роль вестника в пьесе "Густав Ваза", где он должен был произнести всего три слова: "датские драгуны приближаются!", он сумел так сказать это восклицание, что весь театр обратил на него внимание и проводил его дружными рукоплесканиями. Тут уже Рязанцеву удалось, наконец, пробить себе дорогу.

Хотя и после этого ему снова пришлось еще, по выражению биографа, "долго отдыхать на лаврах", но все же он был замечен и мог надеяться на дальнейшие успехи: так трудно было отвоевать себе артисту достойное место в труппе Малого театра. Рязанцев еще выступил однажды с немалым успехом в роли Тарабара в опере "Русалка" (в те времена не было такого строгого разделения, как теперь, между артистами оперными и драматическими, а Рязанцев обладал также хорошим голосом и мог пользоваться успехами и в опере).

И все-таки ему снова приходилось некоторое время заниматься преимущественно обучением людей его прежнего круга, купцов и сидельцев, танцевальному искусству, а в театре ждать "у моря погоды". Возможно, что ему снова пришлось бы долго напрасно мечтать о том, чтобы, наконец, ему дана была возможность проявить талант и чтобы ему дали ход, но его снова выручил счастливый случай.

В 1823 г. в Москву приехала на гастроли оперная певица Сандунова. Она выбрала для первого спектакля оперу "Cosa Rara"; но ей недоставало артиста на роль Тита. Она сама отправилась в театральную школу, испытывала там голоса воспитанников и осталась видимо недовольна, пока наконец разборчивая артистка не обратилась к Рязанцеву, которого она перебила на первых же нотах, сказав: "Вот мой Тит; лучшего мне не надобно".

И здесь уже, не имея протекции, столь всевластной в театральном мире, Рязанцев мог заявить себя во всем блеске; долгое ожидание было вознаграждено самым несомненным успехом. После этого его положение было обеспечено; оставалось кончить курс в Театральной школе, что имело место в 1824 г. Затем Рязанцев пробыл на Московской сцене около пяти лет, и хотя недостаток воспитания и постоянное пребывание в низменной среде наложили на него невыгодный отпечаток, сделав из него артиста, имевшего недостаточное понятие о значении своего призвания, мало работавшего и притом предавшегося позорному пороку пьянства, но при его несомненно крупном даровании слава его постоянно росла, и он завоевал себе симпатии публики, которые особенно обнаружились, когда ему было предложено перейти на Петербургскую сцену, — это значило уже, что его дарование было вполне оценено и что Петербургская Дирекция желала привлечь его в свою труппу.

В Москве Рязанцев должен был дослужить обязательный срок службы за обучение в Театральной школе, после чего он решился перейти в Петербург, где тогда были сосредоточены почти все лучшие силы русской сцены. Там же находился горячо полюбивший его и оценивший его дарование артист Сосницкий, отношения которого к Рязанцеву носили какой-то трогательный отпечаток.

Московская публика с сожалением должна была уступить своего любимца Петербургу.

.