Большая биографическая энциклопедия - шишков александр семенович

адмирал, министр народного просвещения, родился в 1754 г., образование получил в Морском кадетском корпусе, из которого был выпущен мичманом в 1772 г. В царствование Екатерины II ему пришлось сделать ряд плаваний по Белому, Балтийскому, Северному Немецкому и Средиземному морям; эти плавания закалили его характер, обогатили его сведениями и дали возможность изучить многие иностранные языки. Ш. начал заниматься литературой с ранних лет; он воспитался на произведениях Ломоносова, Сумарокова, Державина и других писателей XVIII века, почему и остался на всю жизнь их почитателем и подражателем. По поручению президента Академии Наук Домашнева он перевел немецкую детскую библиотеку Кемде, состоящую из нравоучительных рассказов и стихотворений; книжка эта до 30-х годов прошлого века была сильно распространена в русских семьях при обучении детей грамоте. В 1780 г. Ш. написал пьесу: "Невольничество", в которой прославлялась Екатерина II по поводу пожертвования ею значительной суммы на выкуп из Алжира христианских невольников. Произведенный в лейтенанты в 1779 г., Ш. был назначен преподавателем тактики в Морском кадетском корпусе. В 1790 г. он принимал участие в Шведской войне, за которую получил золотую саблю с надписью "за храбрость" и золотую осыпанную бриллиантами табакерку. В 1793 г. была напечатана его книга "Морское искусство", перевод с французского. Товарищ Ш., Кушелев посоветовал ему поднести это сочинение наследнику Павлу Петровичу, как генерал-адмиралу, чтобы снискать его расположение. Когда князь Зубов был назначен начальником Черноморского флота, Ш. было предложено занять при нем место правителя канцелярии, но он решился это сделать только с разрешения Павла Петровича. Воцарение Павла I-го сильно поразило Ш., о чем он так писал в своих "Записках". "Павел I воцарился. Никто не ожидал сей внезапной перемены... Перемена сия была так велика, что не иначе показалась мне как бы неприятельским нашествием. Дворец был наполнен множеством разного рода людей, стоявших неподвижно с изображенной на лицах скорбью и беспокойством. Весь прежний блеск, вся величавость и важность двора исчезли. Везде в нем и вокруг него появились солдаты с ружьями. Знаменитейшие особы, первостепенные чиновники, управлявшие государственными делами, стояли как бы лишенные уже должностей и званий, с поникнутой головой, неприметные в толпе народной. Люди малых чинов, о которых день тому назад никто не помышлял, никто почти не знал их, — бегали, повелевали, учреждали. Казалось, настал иной век, иная жизнь, иное бытие". Ш. весте с другими опасался за свое будущее, но новый император милостиво отнесся к нему. Он был произведен в капитаны 1-го ранга, получил 250 душ в Кашинском уезде. а после коронации император Павел назначил его в эскадр-майоры при своей особе. В этом звании он должен был сопровождать императора в его десятидневном плавании по Балтийскому морю на фрегате "Эммануил", за что он был пожалован в генерал-адъютанты. Новое назначение принесло много беспокойства Ш.: ему приходилось часто исполнять различные мелочные поручения императора; малейшая неточность в исполнении вызывала гнев последнего. Между прочим, император поручил ему составить описание своего морского путешествия, но остался недоволен трудом Ш., так как последний упомянул в нем об испытанной императором морской болезни. Возвращая книгу автору, Павел сухо сказал ему: "Вы много лишнего написали". По поручению государя Ш. пришлось ехать в Вену, чтобы там принять на русскую службу голландских офицеров и матросов. По независящим от него обстоятельствам Ш. не мог исполнить этого и просил разрешения императора на поездку в Карлсбад. Павел разрешил ему отпуск, но вместе с тем возложил на него обязанность, которая возмущала и тяготила Ш., а именно: "иметь прилежное наблюдение за поступками всех русских, которые окажутся в Карлсбаде, особенно же за князем Зубовым, Орловым и Разумовским и, если в их поведении приметятся какие худости, немедленно с нарочным присылать о том донесения". По возвращении в Россию Ш. скоро постигла опала за то, что он, будучи на дежурстве, задремал и не заметил, как мимо него прошел император. На другой день после этого он был уже назначен членом адмиралтейств коллегии; в этой должности получил чин вице-адмирала.

Восшествие на престол Александра I-го Ш. приветствовал одой, начинавшеюся следующими стихами:

"На троне Александр! Велик российский Бог!

Ликует весь народ, и церковь и чертог,

Твердят Россияне и сердцем и устами:

На троне Александр! Рука Господня с нами!"

Ш. радовался, что новый император обещал в манифесте "идти по стопам бабки своей Екатерины Великой", но уже скоро его начало беспокоить то обстоятельство, что Александр окружил себя не остававшимися еще екатерининскими людьми, а образовал Негласный Комитет из своих молодых друзей: Строганова, Кочубея, Новосильцева и Чарторыжскаго. Сотрудники государя, по мнению Ш., были проникнуты новыми понятиями, возникшими из хаоса "чудовищной французской революции". Ш., еще в молодости отличавшийся презрением ко всему французскому, и теперь желчно нападал на галломанию русского общества. К учреждению министерств он относился отрицательно. Критика политики Александра I и ссора с влиятельным морским министром Чичаговым повели к тому, что император начал выказывать неблаговоление Ш. и воспретил посылать ему приглашения на эрмитажные спектакли. Лишь после примирения с Чичаговым Ш. был назначен председателем ученого департамента Адмиралтейств-коллегии. По удалении от двора, Ш. отдался научной и литературной деятельности. Еще в 1796 г. он был избран в члены Российской академии, в которой он завоевал себе выдающееся положение и преобладающее влияние среди своих сочленов, особенно же тех из них, которые всего усерднее посещали академию и неуклонно участвовали в ее работах.

В течение почти сорока лет до самой смерти Ш. принимал непосредственное и постоянное участие в академической жизни и деятельности. В собраниях российской академии читались его сочинения, трудами его наполнялись академические издания; в его руках находился и выбор членов и выбор предметов для разработки их совокупными силами. В 1803 г. им было напечатано "Рассуждение о старом и новом слоге российского языка", вызвавшее большие споры в литературных кругах. В этом сочинении, как и в последующих, Ш., не имея ни надлежащего филологического образования, ни философского мышления, а опираясь лишь на свои рассуждения и фантазию, старался доказать, что церковнославянский и русский языки тожественны; русский язык он называл чадом ц.-славянского, его наречием. Разницу между этими языками он видел лишь в их назначении. Ц.-славянский язык должен был служить для выражения предметов высокого стиля, а русский только для предметов обыденных; ц.-славянский язык дает материал, из которого русский язык образует новые слова. Попытки самого Ш. дать примеры такого изобретения слов вызывали против него долго непрекращавшиеся насмешки. В своих лингвистических трудах Ш. вместе с тем являлся и публицистом, отстаивающим идеи национализма, понимаемые им в узком смысле. По словам Стоюнина, он злобился против молодых администраторов, которые получили не русское воспитание, злобился против Карамзина, который не совсем благосклонно отнесся к слогу прежних русских писателей, назвав его славянорусским и который только за слогом новейшим признал некоторую приятность, злобился на него и за новые идеи, которые им вносились в литературу и за то, что некоторые распоряжения администрации оправдывались им в его новом журнале. С 1805 г. по мысли Ш. академия начала издавать "Сочинения и переводы", в которых Ш. был помещен его перевод "Слова о Полку Игоревом" и разбор этого слова. С 1807 г. Ш. вместе с своими друзьями: Державиным, Хвостовым, Муравьевым и другими начал устраивать литературные вечера, которые с 1810 г. стали публичными и обратились в общество: "Беседы любителей русского слова", целью которого было развитие патриотизма при помощи русского языка и словесности. В 1811 г. Ш. было написано "Рассуждение о любви к отечеству", обратившее на него снова внимание Александра I. 9 апреля 1812 г. пал государственный секретарь Сперанский. Неожиданно для себя, чрез фельдъегеря, Ш. был вызван к государю, Император милостиво встретил Ш. и сказал ему: "Я читал Ваше рассуждение о любви к отечеству; имея такие чувства, вы можете быть ему полезны Кажется, у нас не обойдется без войны с французами, нужно сделать рекрутский набор, я бы желал, чтобы вы написали о том манифест". Манифест понравился государю, и вслед за этим Ш. был назначен на должность государственного секретаря. Во время войны 1812—1814 гг. он постоянно сопровождал Александра I в его походах, и все манифесты, приказы по армии и рескрипты, касающиеся войны принадлежали его перу. Приказ по армии после вступления Наполеона в Россию заканчивался следующими словами: "не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам об их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь Славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог!" С. Т. Аксаков в своих воспоминаниях о Ш. говорит, что писанные им манифесты действовали электрически на целую Русь. Когда началось бегство французов, и Александр I в декабре 1812 г. приехал в Вильну, Ш. был пожалован орден св. Александра Невского "за его примерную любовь к отечеству", как говорилось в Высочайшем рескрипте. В 1813 г. после смерти президента Российской академии Нартова он просил государя о своем назначении на это место. Александр I согласился исполнить его просьбу, сказав, что "со свечкой не сыщет лучшего человека". Будучи президентом академии, Ш. продолжал свои филологические труды, печатавшиеся в "Академ. Известиях". Он высказывал в них мысль, что корни европейских языков одни и те же, но впал в крайность, и сам, без всякого научного метода, основываясь только на знании некоторых языков, начал отыскивать корни слов и объяснять их по своему рассуждению, которое он называл "здравым смыслом". Для этого он составлял длинные таблицы, которые он сравнивал с деревьями: от корня шли первые ветви или колена, от каждого колена новые ветви. Мысль о родстве языков вызвала у Ш. другую мысль, имевшую большое историческое значение, а именно: о важности для России изучения Славянства. Ш. хотел привлечь к своему делу ученых и других славянских земель: в 1813 г. он познакомился с известным славистом Добровским, который по его предложению, был избран в почетные члены академии вместе с польским ученым Линде и чешскими: Ганкой и Негедли. Сам Ш. вел деятельную переписку с Милетичем, Шафариком и Караджичем; славянские ученые присылали чрез него свои произведения в академию; он проводил взгляд, что необходимо открыть славянские кафедры в русских университетах, необходимо устроить славянскую библиотеку, т. е. такую, в которой были бы собраны памятники литературы по всем славянским наречиям и вообще все книги по славяноведению.

В 1814 г. Ш. был уволен от должности государственного секретаря с назначением членом Государственного Совета. На новом посту он стойко проводил свои убеждения консервативно-патриотического характера: составил новый план устройства цензуры, критиковал гражданское уложение Сперанского, защищал крепостное право. Свою деятельность он характеризовал, как борьбу с "духом времени", подразумевая под этими словами "общее стремление к своевольству и неповиновению". С нескрываемой враждой Ш. относился к министерству Народного Просвещения и писал: "кажется, как будто все училища превратились в школы разврата, и кто оттуда ни выйдет, тотчас покажет, что он совращен с истинного пути, и голова у него набита пустотой, а сердце самолюбием, первым врагом благоразумия". В мистицизме министра Народного Просвещения кн. Голицына он видел также проявление "духа времени", который, по его мнению, повел свое начало от Новикова при Екатерине II, связанного с французскими революционными учениями. Люди, одержимые этим "духом", как думал Ш., имели своей целью пошатнуть православие в России и чрез внутренние раздоры ослабить ее могущество. Александр I, хотя и не разделял опасений адмирала, но, уважая его искренние патриотические и религиозные убеждения, назначил его 15 января 1824 г. министром Народного Просвещения и главноуправляющим духовными делами иностранных исповеданий. В первом же заседании Главного Управления училищ Ш. высказал мысль, что основная задача министерства ― оберегать юношество от заразы "лжемудрыми умствованиями, веротленными мечтаниями, пухлой гордостью и пагубным самолюбием". Воспитание должно быть национальным, по обучать грамоте весь народ или несоразмерное числу оного количество людей принесло бы более вреда, чем пользы". Как министр, Ш. был мало самостоятелен и не хотел принимать на себя ответственности за свои распоряжения; он рассчитывал прикрываться властью государя и постоянно писал ему длиннейшие донесения и объяснения с жалобами на распространяющееся зло. Он добивался, чтобы император особым рескриптом осудил бы деятельность бывшего министерства народного просвещения, хотя и знал дружеское расположение Александра I к кн. Голицыну. Часто Ш. ставил государя в неприятное положение подаваемыми им бестактными бумагами, и это привело к тому, что Александр I перестал принимать Ш. с докладами и поручил Аракчееву сноситься с ним. Первой мерой "для обуздания разврата" Ш. предлагал реформу цензуры. Жестокими обвинениями были осыпаны им и библейские общества, распространявшие переводы "так называемых духовно-философских, а по настоящему карбонарских и революционных книг". В попустительстве этому он обвинял даже митрополита Серафима и архиепископа Филарета. Катехизис Филарета за то, что тексты в нем были приведены по русски, также попал в число вредных книг.

В начале царствования Николая I стали возвышаться те лица, которых Ш. считал по их идеям злонамеренными, как напр. Карамзин, Дашков и Блудов; последний был даже назначен его товарищем. Министр понял, что он уже теряет свое влияние и спешил хотя отчасти осуществить свои взгляды в порученном его составлению новом цензурном уставе, получившем Высочайшее утверждение 10 июня 1826 г. Современники прозвали этот устав "чугунным", цензор Глинка говорил, что руководствуясь уставом Ш. "можно и Отче наш перетолковать якобинским наречием". В нем запрещалось печатание книг по геологии, философии, политике, запрещались рассуждения о божестве, а также все, что могло показаться оскорбительным какому-нибудь правительству или вероисповеданию. Автор подвергался тяжелой ответственности как за пропущенное цензурой, так и за представленное в рукописи сочинение, если в нем оказалось бы что-либо предосудительное. В 1826 г. Ш. состоял членом верховного суда над декабристами. В 1828 г. он был уволен от должности министра народного просвещения по преклонности лет и по расстроенному здоровью. Хотя Ш. после этого и оставался до смерти президентом академии и членом Государственного Совета, но уже никакого значения ни в государственной, ни в общественной жизни не имел. Скончался он в 1841 году.

"Собрание сочинений и переводов А. С. Шишкова" СПб. 1818—1839 г. — "Записки, мнения и переписка адмирала Ш." Издание Киселева и Ю. Самарина, Берлин 1870 г. ― "Собрание высочайших манифестов, грамот, указов и проч. 1812—1816 г." Издал А. С. Ш. (СПб. 1816 г.). — С. Т. Аксаков, "Воспоминания о Ш." ("Сочинения" т. I) — Жихарев, "Дневник чиновника" "Отеч. Зап.", 1855 г. — Щебальский. "А. С. Ш., его союзники и противники" "Русск. Вестн.", 1870 г., № 11. — Пржецлавский, "Воспоминания" "Русск. Стар." 1875 г. — Стоюнин, "А С. Ш." СПб. 1880 г.; — Кочубинский, "Начальные годы русского славяноведения" Одесса, 1878 г.; — Сухомлинов, "История российской академии" т. VII. — Шильдер, "Император Александр I" СПБ, 1899 г.; — Шильдер, "Император Николай I" СПГ", 1903 г. — Рождественский, "Исторический обзор деятельности Министерства Народного Просвещения" СПб. 1902 г. — Пыпин, "История русской литературы" т. IV, СПБ, 1903 г.

В. Троцкий.

{Половцов}

Шишков, Александр Семенович

— писатель и государственный деятель; род. в 1754 г. О годах его детства и о его первоначальном воспитании мы не имеем никаких сведений, но весьма вероятно предположение биографов, что именно к этому периоду жизни Ш. нужно отнести первые зародыши тех патриотических и религиозных чувств, которые так ярко проявляются в позднейшей государственной и литературной деятельности Ш. "Скорее всего, — говорит Стоюнин, — он воспитывался при тех же условиях, при которых воспитывались и некоторые из его сверстников, почтенных деятелей в общей русской жизни второй половины XVIII в., как, например, Фонвизин, Державин и др. В них развивались религиозное чувство и мысль под влиянием чтения церковных книг, священной истории и Четьи Минеи, а с этим вместе и ухо роднилось с церковным языком; развивалась и любовь к природе под влиянием близких отношений к ней, развивалась любовь к человеку под впечатлениями любящей родной семьи, развивалась любовь к родине под впечатлением рассказов о славных и громких прошедших временах Петра, под впечатлением народных песен, а, может быть, и звучных од Ломоносова и других стихотворцев". С этой домашней подготовкой Ш. поступил в морской кадетский корпус, где был директором его свойственник И. Л. Кутузов. В 1771 г. Ш. вышел в гардемарины и был вместе с товарищами отправлен в Архангельск, а в следующем году произведен в мичманы. В 1776 г. Ш. был назначен на фрегат "Северный Орел", который должен был из Кронштадта провести кругом через Средиземное море и Дарданеллы три других корабля (под видом купеческих) в Черное море. Путешествие продолжалось целых 3 года, познакомило Ш. с современным положением Италии, Греции и Турции. Характерно, что одно из этих путевых впечатлений было первым импульсом враждебного отношения к французам, которое впоследствии окрасило почти всю литературную деятельность Ш. "Мы видели, — рассказывает он, — несколько новейших греческих часовен с написанными на стенах их изображениями святых и не могли надивиться буйству и злочестию безбожных французов, которые, заходя иногда в сей порт, не оставили ни одной часовни без того, чтобы не обезобразить лиц святых и не начертать везде насмешливых и ругательных надписей. Удивительно, до какой злобы и неистовства доводит развращение нравов! Пусть бы сами они утопали в безверии; но зачем же вероисповедание других, подобных им христиан, ненавидеть? Для чего турки не обезобразили сих часовен? Для чего не иной язык читается в сих гнусных надписях, как только французский?" По возвращении из заграничного плавания Ш. был произведен в лейтенанты и назначен в морской кадетский корпус для преподавания гардемаринам морской тактики. К этому времени относится начало литературных занятий Ш.: отчасти эти занятия связаны с педагогической службой Ш. (перевод французской книги "Морское искусство" и составление трехъязычного морского словаря), отчасти же их можно считать результатом самостоятельного интереса Ш. к литературе. К последней категории относятся перевод французской мелодрамы "Благодеяния приобретают сердца", немецкой "Детской библиотеки" Кампе. Последняя книжка, состоявшая из нравоучительных рассказов для детей, в стихах и в прозе, имела большой успех, по ней долго обучали детей грамоте. "Книжка моя, — говорил Ш., — простым своим слогом увеселяла детей и наставляла их в благонравии; они многие из нее стихи наизусть читали, и родители их принимали оную благосклонно, так что в течение шестнадцати или семнадцати лет была она троекратно издана". К начальному периоду литературной деятельности Ш. относится небольшая пьеса "Невольничество", написанная в 1780 г. для прославления императрицы Екатерины, пожертвовавшей значительную сумму денег для выкупа в Алжире христианских невольников. Литературные и педагогические труды Ш. были прерваны в 1790 г. войной со Швецией: в чине капитана второго ранга Ш. командовал фрегатом "Николай", который входил в состав эскадры Чичагова. После этой короткой и неудачной войны Ш. поселяется в Петербурге и отдается научным занятиям по морскому делу. В 1793 г. был издан его перевод "Морской тактики" и, поднеся эту книгу великому князю Павлу Петровичу, как генерал-адмиралу, Ш. приобрел его расположение, которое еще более возросло, когда Ш. согласился принять должность правителя канцелярии по морской части при князе Зубове только после разрешения великого князя. По вступлении на престол император Павел немедленно произвел Ш. в капитаны 1 ранга, пожаловал ему 250 душ в Кашинском уезде, затем произвел его в эскадр-майоры и в генерал-адъютанты, но после всех этих милостей Ш. в 1798 г. постигла опала: он был удален от двора, причем, однако, был произведен в вице-адмиралы, пожалован орденом Анны I степени и назначен членом адмиралтейской коллегии. В 1801 г. Ш. приветствовал нового императора радостной одой, но скоро оказалось, что люди его воззрений уже устарели, не подходили к требованиям Александра. После учреждения министерств и назначения морским министром Чичагова, Ш. явно выражает свое несочувствие некоторым новым распоряжениям, за что опять подвергается опале.