Большая биографическая энциклопедия - станевич евстафий иванович

— писатель и переводчик с французского, родился в Нежине в 1775 г. Родители его, по происхождению греки, после своей смерти оставили 15-летнего С. без всяких средств к жизни; однако он, благодаря поддержке знакомых, получил для своего времени тщательное образование, окончив курс в Московском коммерческом училище и изучив несколько иностранных языков. Выйдя из училища, он в 1801 г. поступил на службу в канцелярию государственного казначейства в Петербурге, где сошелся и подружился с известным впоследствии защитником "стараго слога" Шишковым. Через два года С. оставил службу, принял место воспитателя детей помещика Шидловского и поселился в имении последнего, в Харьковской губ. В деревне он пробовал свои силы в писании стихотворений, басен и проч. и перевел стихами с французского яз. две поэмы: "Сельский житель, или георгики французские", Делиля (изд. М., 1803, 8°) и "Ландшафты или опыт о сельской природе", Клавдия-Франсуа-Андриана Лезай-Маркезия (СПб. , 1805, 4°). В Петербург С. возвратился в 1803 г., когда вышла известная книга Шишкова "Рассуждение о старом и новом слоге российского языка", на почве которой в русской литературе возник ожесточенный спор, разделивший писателей на два лагеря: защитников древних форм языка, или шишковцев, и сторонников "новаго стиля", иностранных слов и иностранных оборотов речи, или карамзинистов. В этой полемике С. принял решительно сторону шишковцев и в 1804 г. выпустил свое "Собрание сочинений в стихах и прозе", содержащее между прочим несколько стихотворений, в которых автор резко отзывается об антишишковцах. Книга, в поэтическим смысле не имеющая почти никакой ценности, вызвала ожесточенные нападки на С., в особенности со стороны Каченовского в "Вестнике Европы". С. не остался в долгу и через короткое время ответил обширным полемическим произведением — "Способ рассматривать книги и судить о них", а затем книгой "Рассуждение о русском языке", проникнутой благоговением к шишковским идеям. Несмотря на "полемические красоты" и резкие выходки по адресу противников Шишкова, последняя книга, по мнению акад. Грота, "содержит часто верные мысли, разумеется, в границах тогдашних филологических понятий, и показывает в авторе человека начитанного, знакомого со многими иностранными языками". В ответ на обе книги со стороны противного лагеря посыпались еще более ожесточенные нападки на С.; дело дошло до того, что даже старик Державин счел своим долгом вмешаться в полемику и взять под свою защиту С. К этому же бурному для С. времени относится и его стоящая особняком от других произведений книга "Рассуждение о законодательстве вообще".

Дальнейшая деятельность С., занявшего, по приглашению Шишкова (тогда уже государственного секретаря), должность помощника директора государственного адмиралтейского департамента, выразилась главным образом в его участии в "Беседе любителей русского слова", (основанной в 1811 г.) в противовес которой возникло общество карамзинистов "Арзамас", и в сотрудничестве при журнале "Улей" Анастасевича.

Утвердившееся в литературе общее мнение, повторенное даже таким авторитетом, как Белинский, что С. был бездарен и малоизвестен, по крайней мере во второй своей части не совсем справедливо. Как поэт, он действительно не представлял из себя ничего не только выдающегося, но даже и сколько-нибудь подымающегося над общим уровнем своего времени. Но как защитника "стараго стиля", его следует поставить непосредственно вслед за Шишковым. Тем менее справедливо мнение о его малоизвестности. Одна лишь полемика, вызванная его "Сочинениями" и "Рассуждениями", достаточно говорит в пользу противоположного взгляда. После же выхода в свет (1818 г.) его книги "Беседа над гробом младенца" широкая известность его становится несомненной и безусловной. Книга эта имеет своеобразную историю. В 1816 г. С. поступил на службу в канцелярию по принятию прошений на Высочайшее имя; канцелярией заведовал статс-секретарь П. А. Кикин, человек в высшей степени религиозный, с которым С. подружился и под его влиянием сам сделался глубоко религиозным в духе православия. В это же время при дворе и в высшем обществе царило увлечение мистицизмом, которое, начавшись с высших классов, вскоре передалось средним и сделалось модным и, так сказать, официальным. В Петербург вызывались квакеры, встретившие радушный прием в великосветских кругах, основалось несколько мистических кружков, стала издаваться обширная литература по мистическим вопросам, появились специальные журналы, как, например, "Дух Юношества", "Духовный Год Жизни Христианской", "Христианское Чтение" и, наконец, "Сионский Вестник", имевший в числе своих подписчиков Высочайших особ и в качестве обязательных абонентов — правительственные учреждения, монастыри, академии, семинарии, училища и пр. Понятно, что при таких условиях выступить против этого направления, на стороне которого было все влиятельное и сильное, являлось делом чрезвычайно рискованным и настолько опасным, что даже высшее духовенство, которому это направление не могло быть по душе, так как оно резко расходилось с православием, — вынуждено было хранить молчание. И вот в такой момент С. издал упомянутую книгу, полное заглавие которой таково: "Беседа над гробом младенца о бессмертии души, тогда только утешительном, когда истина оного утверждается на точном учении веры и церкви". Смерть младенца послужила С. только поводом для богословских рассуждений об учении истинной церкви и загробной жизни и — самое главное — для попутного опровержения положений мистиков, причем как о самом мистицизме, так и о некоторых русских представителях его С. отозвался в выражениях более чем резких. Сама по себе эта книга не представляет ничего выдающегося, но она была направлена против господствовавшего увлечения, имевшего в числе своих сторонников самого императора, и поэтому произвела сильное впечатление. Первые громы обрушились на ее цензора, ректора Петербургской духовной семинарии, архимандрита Иннокентия. По настоянию всесильного тогда обер-прокурора синода кн. Голицына, его несколько раз допрашивали, затем ему был сделан Высочайший строжайший выговор, наконец, он был переведен сначала в Оренбург, потом в Пензу, от сильного огорчения заболел и через три месяца умер. О самой книге тем же Голицыным был сделан государю доклад, она вскоре была конфискована и сожжена, а С. был лишен места и в 24 часа выслан из Петербурга.