Большая биографическая энциклопедия - сухинов иван иванович

(некоторые авторы "Воспоминаний" и "Записок" называют его Суханов), — декабрист, родился в 1797 г. в Александрийском уезде, Херсонской губ., воспитывался в доме отца, небогатого дворянина, и по обычаям того времени с ранних лет был записан на службу, именно — гражданскую. Громкие подвиги Суворова и других героев войны зажгли в молодом С. страсть к военной службе, и он, 15-летний мальчик, поступил рядовым в Лубенский гусарский полк, не страшась сурового режима, которому должен был подчиняться рядовой солдат того времени, и надеясь отличиться и выйти в офицеры; в этом юном возрасте он совершил тягостные кампании 1812, 1813 и 1814 гг., участвовал во многих сражениях и стычках, получил семь более или менее серьезных ран, расстроил совершенно свое здоровье, но повышением его обошли, и он вышел в отставку. Отчасти, по-видимому, эта личная неудача, отчасти же и отличавшиеся от русских политические условия Западной Европы, к которым от отнесся во время походов с юношеским энтузиазмом — черта, характеризующая почти всех декабристов, участвовавших в кампаниях после 1812 года, — создало в С. благоприятную почву для восприятия впоследствии конституционных идей движения, известного под именем декабристского. В 1816 г. С. вернулся на родину. Два года спустя он, значительно уже охладевший к военной службе, под влиянием и при содействии своего друга гр. Тимона снова возвращается к ней, поступает юнкером в Изюмский гусарский полк, в следующем 1819 г. переводится в Черниговский пехотный и получает первый офицерский чин.

Честная натура, верный товарищ, пылкий энтузиаст, наделенный от природы выдающимися способностями, С. обратил на себя внимание Южного общества, душою которого был Сергей Муравьев-Апостол, скоро воспринял задачи этой организации, в сентябре 1825 г. в лагере при м. Лещине был избран в ее члены и с этого времени присутствовал на всех ее собраниях. Будучи из тех людей, которые, раз взявшись за какое-нибудь дело, отдаются ему всей душой, С. вскоре сделался одним из наиболее энергичных членов Южного общества и трудился для намеченных им целей, не жалея ни себя, ни времени, ни средств. По планам Сергея Муравьева-Апостола он должен был вскоре перейти с пропагаторскими и организаторскими целями в Александрийский гусарский полк, но известия, полученные из Петербурга о событиях 14 декабря, помешали этому намерению. Почти непосредственно за событиями в Петербурге на юге России разразилось нечто аналогичное, известное в истории декабристского движения под именем — "восстания Сергея Муравьева". Участие самого С. в этом акте сводится, по формуле Следственной комиссии, к следующему: "был одним из офицеров, сделавших с целью освобождения арестованных двух братьев Муравьевых нападение на командира Черниговского полка Гебеля, причем последнему было нанесено 13 ран; командуя авангардом восставших, вступил в г. Васильков, арестовал подполк. Трухина, занял караульные посты, забрал знамена и полковой ящик; личным влиянием присоединил к восстанию 4-ю мушкетерскую роту, командовал 6-й мушкетерской ротой, а при вступлении в с. Мотовиловку — арьергардом; ездил в Белую Церковь для ведения переговоров о присоединении к восстанию 17-го егерского полка и принимал личное участие в сражении при Белой Церкви, 3 января 1826 г., с правительственными войсками, бывшими под начальством генер. Гейсмара".

После этой стычки, окончившейся разгромом восставших войск, главные члены общества (Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин и др.) были отправлены в Петербург, над остальными была напряжена военно-судная комиссия в Киеве, С. же удалось бежать. Некоторое время он прятался в погребе какого-то крестьянина, потом скрывался у других лиц, раздобыл штатское платье и в нем, несмотря на все розыски и обещанные за его поимку награды, пробрался в Александрию к своему брату, у которого в течение одной ночи собственноручно сделал для себя фальшивый паспорт, затем переехал в Кишинев с намерением перебраться в Молдавию, но отказался от этого плана и, желая вместе пострадать с товарищами по делу, почти добровольно отдал себя в руки властей. Арестованный и закованный в кандалы, он "пересылался по принадлежности", — сначала в Одессу к гр. Воронцову, потом в Могилев к главнокомандовавшему 1-ю армией Сакену, наконец в Киев, где заседала военно-судная комиссия. По приговору последней, С., державший себя на допросах чрезвычайно стойко и благородно, дававший показания только о себе и ни одним словом не обмолвившийся о действиях других — был присужден к четвертованию, но этот приговор по последовавшей в июля 1826 года Высочайшей конфирмации был заменен лишением прав дворянства, чинов и пр., политической смертью и ссылкою в Сибирь на вечные каторжные работы.

В Сибирь С. (вместе с тремя другими осужденными по тому же делу) был отправлен не на тройках, как осужденные в Петербурге, а по этапу пешком. Это мучительное путешествие продолжалось год и 7 месяцев. Вынесенные им за это время страдания зародили, а тяжелые условия жизни на месте назначения (Зерентуйский рудник) закрепили в С. страстное желание бежать. Но когда он поближе познакомился с другими заключенными и среди них встретил то же горячее стремление освободиться, когда он своим открытым характером приобрел расположение и любовь со стороны отбывавших в том же руднике наказание бывших солдат Семеновского полка, С. оставил в стороне свое личное эгоистическое стремление и на место его создал другой, более обширный, почти безумный план, именно обезоружить все команды, освободить всех заключенных на ближайших рудниках — Зерентуйском, Кличкинском, Благодатском, Большезаводском, — идти на Нерчинск, где завладеть артиллерией, оттуда на Читу, где опять-таки освободить заключенных, между ними многих декабристов, а, наконец, условиться с последними о дальнейших действиях. Как всегда, так и на этот раз С. отдался делу со всей присущей ему страстью и принялся за него с необычайной энергией: завел сношения с другими рудниками, завязал знакомства с некоторыми лицами на воле, через их посредство достал порох, свинец и оружие, сам лил пули и наделал их свыше тысячи штук, и все это — несмотря на суровый режим, которому подчинялись он и другие заключенные.

В начале 1828 г. заговор был обнаружен. Вследствие доноса одного из участников в руднике были произведены обыски и дознание, в первый раз, однако не давшие никаких результатов, а после повторного доноса со стороны некоего Козакова была назначена следственная комиссия. Одновременно с этим на Кличкинском руднике вспыхнул бунт, сопровождавшийся вооруженным сопротивлением. Бунт был подавлен, многие из участников арестованы, в том числе и С. как вдохновитель других, а о деле было сообщено в Петербург, откуда получилось приказание — всех судить военным судом. С. ни в чем не сознавался, показания других были сбивчивы, следствие шло медленно, несмотря на то, что "допросы начинали побоями, кончали жестокостями"; одна комиссия сменяла другую, и "главная и последняя открыла не больше первой". Дело велось таким образом, что, по словам одного из обвинявшихся, "если бы были деньги, то всему можно было бы дать совсем другой оборот, по корыстолюбию некоторых членов комиссии". Читинские заключенные, осведомленные об этом, присылали даже нарочного с обещанием денежной помощи, но было уже поздно — военный суд состоялся. С. был приговорен к 400 ударам кнута, что означало, конечно, верную смерть, но затем это решение было изменено — его и еще пятерых велено было расстрелять. Перенести этого С. не мог: он два раза принимал сильные дозы яда, но каждый раз безрезультатно; ночью же накануне казни он на ремне от кандалов удавился (в сентябре 1828 г.). Последствием дела С. было переведение некоторых "секретных" заключенных в Читу и непомерное усиление репрессий в тех рудниках, которые оказались так или иначе причастными к этому делу.