Большая биографическая энциклопедия - уткин николай иванович

— искуснейший из всех русских граверов; род в 1780 г. в Твери, в доме Н. А. Муравьева. В 1785 г. Н. А. Муравьев определил его в воспитательное отделение, существовавшее тогда при Императорской академии художеств. Пройдя здесь предварительную школу рисунка, четырнадцатилетний У., как выказавший большую способность к нему, был переведен в гравировальный класс академии и поступил в нем под руководством сперва А. Радига, а потом С. Иванова и с 1796 г. вызванного из Германии И. Клаубера. У. быстро усваивал себе технику гравировального резца, не переставая вместе с тем совершенствоваться в рисовании. В 1798 и 1799 гг. он получил малую и большую серебряные медали за рисунки с натуры и при окончании академического курса в 1800 г. был награжден малой золотой медалью за 18 изображений античных статуй, гравированных в одних контурах. Будучи затем оставлен при академии в качестве пенсионера, он выгравировал портрет Н. А. Муравьева и большой эстамп "Иоанн Креститель, проповедующий в пустыне" с эрмитажной картины Р. Менгса. Второе из этих произведений доставило ему в 1802 г. большую золотую медаль и право на поездку в чужие края, которым он мог воспользоваться в конце следующего года. В Париже он поступил под руководство знаменитого Бервика, пробыл там до 1814 г., сначала занимаясь в мастерской своего нового учителя и работая над разными частными заказами, а потом, когда шла война Наполеона I с Россиею, живя, как пленник, под полицейским надзором. В этот период времени им исполнены гравюры "Эней, спасающий своего отца при разрушении Трои", с картины Доменикино, вошедшая в известное издание: "Musée Français", и превосходный портрет князя А. Б. Куракина. Первое из этих произведений было выставлено в Парижском салоне 1810 г. Парижская академия наградила У. за этот эстамп, по приказанию Наполеона, золотою медалью, а император Александр пожаловал ему перстень с бриллиантами, Петербургская же академия дала ему титул назначенного в академики. Портрет князя Куракина, исполненный в 1812 г., доставил У. по его возвращении в 1814 г. в СПб. звание академика. По смерти Клаубера в 1817 г. У. занял его место как в Академии, так и в Имп. Эрмитаже, в котором покойный был хранителем эстампов. В следующем за тем году за портрет Суворова Академия произвела его в советники, из которых за уничтожением этого звания в 1831 г. он был переименован в профессора. В 1819 г. ему пожалован титул гравера Его Величества с жалованием по 3000 руб. в год. В 1827 г. явилось замечательнейшее из его произведений, "Екатерина II, гуляющая в Царскосельском саду", с оригинала В. Боровиковского, а на академической выставке 1836 г. красовались шесть больших, превосходных портретов, награвированных им менее чем в три года, в том числе особенно мастерские портреты А. Н. Оленина и гр. С. С. Уварова. Это была самая блестящая пора деятельности У., упрочившая его знаменитость: академии Стокгольмская (в 1820 г.), Антверпенская (в 1827 г.) и Дрезденская (в 1828 г.) признали его своим членом; высочайшие особы не раз выражали ему свое благоволение ценными подарками и другими знаками отличия; Имп. академия в 1840 г. почтила его званием заслуженного профессора. Но с этих пор резец У. стал слабеть. В 1845 г. уже 65-тилетний художник принялся за гравирование картины В. Шебека "Обедня св. Василия Великого" и, окончив эту работу только в 1856 г., произвел эстамп, далеко уступающий прежним его произведениям. Постепенный упадок сил заставил его передать заведование граверным классом (в 1850 г.) и прочие должности своему любимому ученику Ф. И. Иордану. В 1860 г. праздновался пятидесятилетний юбилей художественной деятельности У., при чем Академия поднесла ему золотой экземпляр выбитой в его честь медали. После этого У. уселся за работу, начатую еще в 1819 г., за воспроизведение картины Бронзино "Св. Семейство", которое он едва успел окончить лишь перед смертью, последовавшею в 1863 г. — Всех произведений У. насчитывается до 224. Среди них важнейшими должно признать портреты, значительно превосходящие достоинством его гравюры исторического содержания. Прелестны также многие из тонких, красивых по штриху виньеток, вышедших из-под его резца. У. неоднократно изменял свою манеру, но постоянно возвращался к систематичной, изящной технике своего учителя, Клаубера; однако, заимствуя приемы резца от других мастеров, он не подражал им слепо, а перерабатывал их по-своему, сообразно с характером воспроизводимого сюжета и веществом представленных в нем предметов — гравировал иначе лица, иначе бархат, шелк и прочие аксессуары, причем в лучшую свою пору достигал до поразительной колоритности и гармоничности целого. Превосходный рисунок, блестящий твердый штрих, проложенный без излишества и с правильным расчетом, вкус всего исполнения, — таковы достоинства важнейших из произведений У. В лице его русское искусство имело не только высокодаровитого художника, но и отличного наставника последних представителей своих в теперь опустевшей области гравирования резцом — А. Олещинского, Д. Андрузского, Ф. Иордана, К. Афанасьева, А. Пищалкина и др. — Ср. Д. А. Ровинский, "Николай Иванович У., его жизнь и произведения" (СПб., 1884).

А. С—в.

{Брокгауз}

Уткин, Николай Иванович

(Nicolas Outkine); гравер резцом; один из самых талантливых и добросовестнейших русских граверов. Побочный сын Н.А. Муравьева; род. в Твери 8 мая 1780 г., с 1794 поступил в граверный класс Академии художеств, где учился y Радига, Иванова и Клаубера; этому последнему он обязан своим серьезным образованием.

В 1798 и 1799 гг. Уткин получил серебряные медали за натурные рисунки; в 1800 малую золотую за выгравированные им 12 контуров с античных статуй; a в 1802 большую золотую, за Иоанна Крестителя, с оригинала Менгса. В 1803 Уткин отправлен в Париж к знаменитому Бервику; здесь он оставался до 1814 года, сначала за ручательством Бервика, a потом, когда возгорелась война с Россиею, — в качестве пленного, под военным присмотром.

В 1810 году он представил на выставку свою гравюру: Эней, с картины Доминикино, — и получил за нее, по приказу самого Наполеона, золотую медаль. Петербургская академия, узнав об этом, выбрала его в назначенные, a имп. Александр I послал ему бриллиантовый перстень. Уткин исполнил за это время много частных работ, и в том числе свой шедевр: портрет посла Куракина (1812); за этот портрет в 1814 г. академия признала его академиком.

По возвращении в Петербург Уткин сделан помощником Клаубера (в 1815 г.), a co смертью Клаубера в 1817 г. занял его место и, кроме того, место смотрителя гравюр в Эрмитаже; в 1819 г. он сделан гравером его величества.

С этих пор он работает без устали и выпускает каждый год то целые сюиты мелких вещиц, то большие капитальные портреты.

В 1827 году вышел его капитальный лист: Екатерина II в Царскосельском саду, заслуживший ему громадную славу; a на выставку 1836 г. он представил шесть больших превосходных портретов, награвированных им менее чем в три года. Академии: Стокгольмская (1820), Антверпенская (1827) и Дрезденская (1828) признали его своим членом, a в 1840 и своя академия произвела его в заслуженные профессора. С этих пор резец Уткина стал слабеть. В 1843 году, уже на 65-м году жизни, он принялся, по заказу академии, за гравирование Василия Великого, с оригинала Шебуева, и кончил его только в 1856 году. Славы ему эта доска (второклассного достоинства) не прибавила.

Между тем Уткин мало-помалу передал и граверный класс (в 1850 г.) и прочие должности свои любимому ученику своему Иордану; 12 дек. 1860 г. отпраздновал он свой 50-летний юбилей, причем академия поднесла ему золотую медаль; после юбилея он совершенно уединился в своей академической квартире, принялся за гравирование "Св. семейства" с ориг. Бронзино, которое он начал еще в 1836 году и за которое принимался впоследствии несколько раз, в 1841 и 1842 годах.

Как уже было сказано выше, Уткин своим образованием, как гравер, был всецело обязан Клауберу. Клаубер передал ему все свое искусство и, так сказать, нашел в нем своего продолжателя; несколько раз Уткин отступал от манеры своего первого учителя и гравировал в манере других мастеров, но снова возвращался к приемам Клаубера, и самое большое число его произведений выполнено под сильным влиянием сего последнего.

Точно так, как и Клаубер, Уткин занимался преимущественно гравированием портретов, и все работы его по этой части далеко выше выполненных им исторических сюжетов и. виньеток. Замечательно, однако же, что Уткин и начал и кончил свое граверное поприще историческими досками. В классе Клаубера 15-летний Уткин уже копирует исторические гравюры из галерей Орлеанской и Флорентийской: Вакханка с Сатиром, Речные боги, Меркурий учит Амура и Св. Екатерина, — и копирует их не рабски, штрих в штрих, a свободной манерой, заменяя мелкую отчетливую гравировку оригиналов полутенями своего собственного изобретения. Несмотря на всю незначительность этих работ, в них уже видна рука хорошего рисовальщика и будущего мастера. Еще с большею смелостью выполнен им Иоанн Креститель, с картины Менгса, за которую двадцатидвухлетний Уткин получил 1-ю золотую медаль. Гравюра эта проложена широкими и сильными и вместе с тем чрезвычайно оригинальными, можно сказать, виллевскими штрихами, которых мы не встречаем y первых учителей Уткина — Радига и Клаубера. Этими же оригинальными штрихами выгравированы им, около того же времени: портрет Михаила Десницкого (1799), пять листов больших голов для Атласа Сарычева (1801) и портрет Никиты Артамоновича Муравьева, с оригинала Попова (1801).

Замечательно, что в то же время Уткин гравировал прелестные виньетки, отличающиеся необыкновенной тонкостью и изяществом резца Phoebe fave (1802), Антей, несущий земной шар, переход Суворова через Чертов мост (1800); живописную рамку к Трубадуру, миниатюрные портреты 10 государей на родословном древе, изданном Клаубером в 1801 г., и такой же портрет Петра, награвированный в 1802 г.

За этого рода мелкие работы Уткин принимался и впоследствии, по возвращении своем из-за границы, но уже не так удачно.

В Париже Уткин прежде всего принялся добывать себе деньги на хлеб. Историческая гравюра, выполненная им для Наполеоновского музея: Эней, спасающий Анхиза, — с которой начинается так называемая европейская известность Уткина, в сущности, представляет как бы шаг назад в художественном его поприще; рисунок в ней заимствован с гравюры известного гравера-рисовальщика Жерара Одрана, почти точь-в-точь и в ту же меру, — a техническая часть гравюры представляет полнейшее подражание тонкой, красивой до зализанности и трусливой гравировке тогдашних французских мастеров Макре, Бейсона и Ришомма. В этом же роде награвированы Уткиным одна историческая фреска и несколько античных бюстов для иконографии Висконти, с тою разницею, что в превосходном рисунке каждого из этих бюстов чувствуется серьезный рисовальщик русской академической школы того времени; тогда как рисунок французских граверов, его собратьев, работавших для того же издания, в большинстве случаев страдает ошибками и манерностью. Из других исторических гравюр Уткина Св. семейство с оригинала Бронзино и Василий Великий с картины Шебуева принадлежат к старческим произведениям Уткина и к славе его как гравера новой страницы не прибавляют.

В портретном гравировании Уткину принадлежит первое место в числе русских художников; он награвировал их более 60, в том числе до 200 портретов больших, безукоризненных в техническом отношении и стоивших граверу усиленного труда и много времени.

В течение пятидесятилетнего художественного поприща своего (1795—1845) Уткин довольно часто переменял манеру своего резца; он гравировал иногда в одно и то же время в двух и в трех разных манерах, подыскивая в каждой работе те или другие, наиболее подходящие к ней технические приемы. Только сейчас было замечено, каким широким и живописным резцом были выгравированы Уткиным первые портреты его: Михаила Десницкого (1799) и Н.А. Муравьева (1801). В Париже, гравируя под наблюдением Бервика портрет кн. Куракина, он совершенно подчинился технике знаменитого мастера и до того усвоил себе все его приемы, что под этим великолепным портретом можно смело поставить имя Бервика и даже отнести его к числу самых капитальных работ последнего. Бархатный кафтан князя, бесчисленные бриллианты его орденов, горностаевый мех плаща — все это выполнено с необыкновенным блеском, который, впрочем, нисколько не вредит лицу, выгравированному живописным нантелевским резцом; трудно поверить, чтобы такое совершенное произведение могло выйти из рук двадцатишестилетнего академика. С этими же бервиковскими приемами и тем же блестящим резцом выгравирован Уткиным и портрет М.Н. Муравьева, который был начат еще в 1812 году и только в 1840 году окончен; портрет этот, однако же, несмотря на все свои достоинства, далеко уступает портрету Куракина.

С возвращением Уткина в Россию начинается самый блестящий период его граверной деятельности — десятилетний, с 1818 по 1827 год. За это время выполнены им самые капитальные работы: Суворов, митрополит Михаил и Екатерина II с картины Боровиковского. Портрет Суворова награвирован тем же бервиковским блестящим и щегольским резцом, каким выполнен портрет Куракина; той же манерой выгравированы многочисленные ордена, которыми увешана грудь Суворова, — хотя околичности здесь были гораздо проще против куракинского портрета, сиявшего бриллиантами, горностаем и бархатом, и Уткину не было такого простора выказать свое искусство по этой части. Лицо Суворова вылеплено и выполнено превосходно. За этот портрет Уткин был награжден чрезвычайно щедро: С.-Петербургская академия художеств избрала его в советники; Стокгольмская в свои члены; от государя он получил бриллиантовый перстень и место гравера его императорского величества с 3000 рублей содержания.

В портрете митрополита Михаила уже нет того сильного блеска в резце, который придает гравюре не совсем приятную щеголеватость. Издали лицо митрополита точно написано кистью; волосы, клобук, бархат рясы — все это выгравировано чрезвычайно просто и вместе с тем напоминает живую натуру; при этом каждая вещь выгравирована своим особым, подходящим к ней способом; и несмотря на это разнообразие работы, в целом портрет представляет превосходную картину, без малейших признаков пестроты, гармоническую, целую, сочную и правдивую. Этот портрет вместе с портретом Екатерины II, о котором будет сказано ниже, очень ценится и за границей. Так, например, на Алферовском аукционе в Мюнхене в 1869 году, где многие гравюры Вилля, Моргена и Манделя, в экземплярах до подписи, шли по 10 и 15 флоринов, — портрет Михаила работы Уткина (тоже до подписи) был продан около 20 флоринов.

Большой портрет Екатерины II с Боровиковского представляет уже произведение вполне самостоятельное: лицо и голова выполнены чрезвычайно мягко и оригинально; кружевной воротничок императрицы поспорит с работами Древе по этой части, a платье, выгравированное чистым и глубоким резцом в одну черту, при всей простоте выполнения, передает как нельзя лучше шелковую материю. Вся фигура эффектно выделяется на темном ландшафте, живописно вытравленном собратом Уткина, гравером И. Ческим. Эта гравюра была полным торжеством для Уткина, — Дрезденская академия сделала его своим членом; художественные критики отнеслись о ней с восторгом; a Френцель назвал ее одним из капитальнейших листов новейшей калькографии (Kunstblatt 1830, № 8). Как видно из подписи под гравюрой, она была посвящена императору Николаю Павловичу. Какие были последствия этого посвящения, из формуляра Уткина не видно; в Академии художеств она прошла незамеченною, — по крайней мере ни в делах нашей академии, ни в журналах Совета о ней не сказано ни слова.

В этот же десятилетний период награвировано Уткиным множество более мелких, но все-таки замечательных досок: портреты Аракчеева, музыканта Мюллера, Карамзина (два раза), Гамалея, Семеновой, Муравьева (маленький), Пушкина для "Северных Цветов", и несколько виньеток, бюстов и медалей для книг; большинство этих вещиц, в особенности виньетки, гравированы мелким, чистым и блестящим штрихом, который позаимствован Уткиным y его английского приятеля, гравера Робинзона.

В этой же манере гравированы им почти все последующие произведения его: портреты Лейтона, Буяльского, Эссена, Паскевича, Рикорда, Шишкова, Розенцвейга, Оленина и необыкновенно грациозный и щегольской портрет Екатерины II с рисунка Левицкого, напоминающий самые тонкие и изящные произведения по этой части Радига. Только в прекрасном портрете графа Уварова, бывшем на выставке 1836 года, Уткин снова обратился к манере старого своего учителя Клаубера (в портрете министра Герцберга). По справедливой оценке нашего художественного летописца П.Н. Петрова (составителя Отчета Акад. художеств 1862— 1863 гг.), портрет Уварова "отличается превосходным тоном, или, лучше сказать, колоритностью, что замечается и во всех лучших работах Уткина. Выделка тела не оставляет почти ничего желать; выполнение сюртука и меха шубы — точно так же искусно и согласно с фоном, так что целое представляет выдержанное вполне и изящное в полном смысле произведение. Это уже яркий закат таланта, все еще оспаривающего y времени права на прежнюю свежесть, непринужденность и силу". "Все, что долгая практика, навык, уверенность в самом себе и постоянный ровный труд в состоянии дать артисту, перешедшему на второе полустолетие, все зто, повторим, есть в портрете Уварова, с которым в состоянии равняться не многие произведения Уткина" (Отчет Академии художеств, 131).

Хотя мы и заметили выше, что гравировка в портрете Уварова напоминает, в технических приемах, Клаубера, но все это нисколько не умаляет ни заслуг, ни достоинств Уткина как гравера: заимствуя технические приемы того или другого иностранного мастера, он, так сказать, перерабатывал их по-своему и почти каждой из капитальных работ своих придавал свой собственный оригинальный оттенок, домогаясь, "чтобы каждый предмет имел особый характер и вкус работы" [Это его собственные слова, написанные на папке с разными гравюрами, подаренными им Академии художеств, которые должны были служить: "образцом приготовления крепкой водкой для рисовальщика-гравера, как части исторической, особенно для пейзажей, чтобы каждый предмет имел особый характер и вкус работы" (sic).]. Но всего важнее, что все его вещи, начиная от самой капитальной и кончая безделушками, выполнены с таким безупречным и классически чистым рисунком, каким рисовали в доброе старое время в нашей академии и который не всегда можно отыскать в произведениях знаменитых учителей Уткина.

1836 годом заканчивается блестящая деятельность нашего гравера; в последние годы он все еще продолжает усердно работать, но старческий резец его не в силах более создать что-нибудь равное прежним капитальным произведениям. До 1843 года он гравировал разные мелкие вещи, кончал начатый уже давно капитальный портрет Муравьева с Монье (большой — в манере Бервика), награвировал портрет Черткова; a в 1845 году снова обратился к исторической гравюре, и по заказу академии одиннадцать лет почти просидел за одной доской — иконой Василия Великого, с оригинала Шебуева, — доской, которая стоила академии больших денег, но не принесла большой славы ни русской гравюре, ни ее маститому представителю. Награвируй эту доску другой, второстепенный мастер, — такая доска, выгравированная изящным, щегольским и твердым резцом, обличающим опытного и талантливого мастера и хорошего рисовальщика, могла бы доставить ему почетное место. Но в досках Уткина мы привыкли видеть другие, более высокие качества, и вот причина, почему его св. Василий Великий был принят так холодно и собирателями гравюр, и самими граверами.

Как учитель Уткин заслуживает всякой похвалы и уважения. Он хорошо понимал, что всякий великий мастер продолжает жить в своих учениках, как отец в детях, и потому без всякой зависти и боязни передавал им все, что знал сам, — a знал он очень много; посвящал их в тайны своих приемов, работал при них сам; поправлял и даже оканчивал их доски, — словом, не делал ни малейшего секрета из своего искусства; в этом он шел по стопам своего добросовестного и честного учителя Клаубера.

Уткин был определен в граверный класс помощником к Клауберу 16 октября 1815 года "к вящим успехам учеников сего класса", как было сказано в предписании Академии художеств. Через полтора года умер Клаубер и Уткин остался один хозяином класса. Он мечтал образовать целую школу русского гравировального искусства и в записке, поданной князю Голицыну, писал, что он "не почтет выполненным долга признательности (к академии), если не передаст познаний в искусстве своим молодым питомцам". Но обширному плану его не суждено было осуществиться, несмотря на все его старания и поощрения учеников грверного класса. В 1817 году в этом классе было 17 человек; в том числе чрезвычайно трудолюбивый гравер К. Афанасьев и другой гравер Олещинский, получивший впоследствии европейскую известность. В 1819 году в граверный класс поступил наш известный гравер Ф.И. Иордан и несколько других второстепенных учеников [Н. Аберда, Александр Брейтгорн, А. Збруев и Александр Мельников.]. В 1824 году ученикам граверного класса, благодаря влиянию Уткина, было роздано множество наград: получили 2-е золотые медали за гравюры: Олещинский за портрет Кокоринова; Иордан за Меркурия и Аргуса, с оригинала Соколова; Д. Степанов за Богоматерь, с Гвидо Рени; Фридрицу была присуждена золотая медаль Общества Поощрения Художников за портрет Бантыша-Каменского; получили медали: Збруев и Брейтгорн. Но в этом же году вышли из академии и лучшие ученики: Олещинский и Фридриц, a в 1827 году выпущен Ф.И. Иордан, который вскоре за тем уехал за границу. Несмотря на все усилия Уткина, граверный класс совершенно запустел и в 1831 году y него оставалось всего два ученика. Но вскоре дела граверного класса начали поправляться, и в 1836 году в классе Уткина были уже талантливые ученики Андрузский и Пищалкин, Лахтин и Слюжинский. Этими учениками да молодым Захаровым, работавшим в 1842— 1845 годах, заканчивается учительская деятельность Уткина. С 1845 года он взял на себя подрядную работу гравировать большую доску Василия Великого. Досуги свои он посвящал на приведение в порядок книг и эстампов Академической библиотеки (1843— 1853), a в 1850 году сдал граверный класс, a вместе с ним и единственного ученика своего Лебедева профессору Ф.И. Иордану.

Иордан бы любимый и весьма талантливый ученик Уткина; рядом с ним стоит и Олещинский, который после выхода из академии уехал в Париж и не возвращался более в Россию. Во втором ряду учеников Уткина стоят: блестящий Пищалкин, трудолюбивый донельзя гравер Афанасьев и немного наработавший на своем веку Андрузский. Много обещали ученики его Захаров и Фридриц, но надеждам этим не пришлось сбыться по разным причинам.

Работы Уткина описаны подробно в моей книге "Н.И. Уткин, его жизнь и произведения; СПб. 1884", — здесь представляю более краткий перечень им, в том же порядке:

Портреты

1. Родословное древо, с 10 росс. государями; 1801 года; 1-е отпеч. неконченые; 2-е с подписью сквозными буквами; III со стихами: "О ветвь... Державин", IV с адресом Клауберов.

2. Памятник в. кн. Александры Павловны: 1-е, пробные — в Акад. худ.; 2-е, оконченные; при стихотворениях Жуковского, СПб., 1815—1816.

3. Александр I; неконченый, — в Эрмитаже.

4. Он же; гравирован акватинтой в 1815 г.; 1.11 х 1½. — Акад. худ. — Эрмитаж.

5. Он же; в профиль; диам. = 1.11. — Эрмитаж.

6. Он же; неконченый, для диплома; уник в Эрмитаже.

7. Гр. Аракчеев, с пастели Вагнера, 1818; 1-е, до подписи и герба; 2-е, с пометой: "Н. Уткин 1818"; 3-и с гербом и буквами: "Г. A. A."; в 4-е эти буквы стерты. 9.5 x 7.4.

8. А.И. Бибиков, с ориг. Рокотова; 5 х 3.2. — 1-е прежде подписи; 2-е при Записках о его жизни, СПб., 1817 г.

9. И.В. Буяльский; с ориг. М. Теребенева 1813. 6.1 х 5.9. — 1-е до подписи.

10. А.Г. Варнек; неконченый; уник в Эрмитаже. 4.3½ х 3.4.

13. А.Н. Демидов; при его жизнеописании, СПб., 1833. 5 х 4.9.

14. Г.Р. Державин; при его сочинениях, СПб., 1831. 5 х 3.9½.

15. Михаил Десницкий; 5½ х 3.2. При его книге: "Труд, пища и покой... СПб., 1799".

11. П. Гамалея, 1820; околичности работал Фридриц, лицо Уткин. 8.5½ х 6.4½; во 2-х отпечатках доска в овале; в Гидрографических Записках, СПб., 1848. Ч. IV.

12. А.С. Грибоедов, 1828; 1-е прежде подписи*; 2-е приложены при статье Булгарина о Грибоедове, в Сыне Отечества 1830 г.; 3-и пройдены, с пометою: "2-го тиснения"; при "Горе от ума", СПб., 1854. 4 х 4.

16. Дмитрий Самозванец, профиль с медали; 1831. — 3.2 х 3.7. Во 2-х отпеч. фон затенен облаками. При Сказании о Дмитрии Самозванце, Устрялова, СПб., 1831, — 3-и, при изд. 1837 г.

17. Екатерина II, с ориг. Боровиковского, ландшафт гравирован Ческим; 1-е отпечатки пробные, чистым офортом*; 2-е прежде подписи и герба; небо штриховано в одну черту*; 3-и, небо штриховано справа в две черты*; 4-е с гербом и подписью*; 5-е с посвящением Николаю I*; 6-е, подписи сквозными буквами зачернены*; 7-е. Новые отпечатки, в моем Атласе к Уткину. Есть отпечатки киноварью и бистром. Доска в Акад. художеств (отпечатки продаются там по 15 р.). 20.7½ x 15.3½.

18. Она же, с ориг. Левицкого. 1-е прежде подписи, — Акад. худ.; 2-е с подписью, приложены к Обозрению царствования Екатерины II, Сумарокова, СПб., 1832. 5.3 х 3.9½.

19. В.А. Жуковский, в рост; виньетка без подписи; 1-е с неконченой доски; 2-е приложены к сочин. Жуковского, СПб., 1835. 4.10 х 3.9½.

20. Иоанн Грозный. 4.7 х 4.6. При Сказаниях Князя Курбского, СПб. Изд. 1-е 1833; 2-е 1842 г., 3-е 1868 г., для которого доска подправлена Пожалостиным (с пометою: "И. Пож.").

21. А. Канова, 1823 г.; 1.4 х 3.2.

22. Н.М. Карамзин, с ориг. Тропинина. 3.7½ х 2.10. При Собрании сочинений в прозе и стихах, СПб., 1825.

23. Он же; 5.9 х 4.4½. 1-е с одним именем гравера; во 2-х прибавлено: "1819"; 3-и с именами мастеров; 4-е с полной подписью; во 2-м изд. Истории Карамзина, СПб., 1818.

24. Великий князь Константин Николаевич, с ориг. П. Соколова; в Календаре 1836 г.

25. И.А. Крылов, с ориг. Кипренского; 4.2½ х 3.4½. 1-е прежде подписи*; 2-е с подписью; приложены при Новых баснях его. СПб., 1816.

26. Елизавета Кульман; 3.1½ х 2.6. В Библиотеке для чтения 1835 г., VIII.

27. Кн. А.Б. Куракин; 16.6½ х 11.11; 1812 г.; 1-й пробный, — в Эрмитаже; 2-й в овале без углов, — y гр. Д.И. Толстого; 3-й оконченный, до подписи*; 4-й с полной подписью.