Большая биографическая энциклопедия - закревский арсений андреевич

— граф, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, министр внутренних дел, финляндский генерал-губернатор, московский военный генерал-губернатор и член Государственного Совета. Родился 13 сентября 1783 г. Умер 11 января 1865 г. Происходил из мелкопоместных дворян Тверской губернии. Отец его был отставным поручиком и имел в Зубцовском уезде небольшое именье.

Воспитывался А. А. в отделении Гродненского кадетского корпуса (бывшего Шкловского корпуса Зорича), из которого выпущен был 19 ноября 1802 г. прапорщиком в Архангелогородский пехотный полк. Командиром полка был столь же почти молодой, но уже заслуживший боевую репутацию во время итальянского похода Суворова, генерал-майор граф Н.

М. Каменский. Сближение с ним положило начало карьере Закревского, который впоследствии не вспоминал иначе о Каменском, как называя его своим благодетелем, и в своем подмосковном имении Ивановском поставил ему памятник с надписью "моему благодетелю". Быстро завоевав расположение графа, он вскоре получил должность батальонного, а затем и полкового адъютанта.

Во время похода 1805 г. в Австрию против французов участвовал в Аустерлицком сражении и за отличие в этом деле получил орден св. Анны 3 ст. В 1807 г. находился в Пруссии и снова сражался с французами: при Янкове, Кенигсберге и Прейсиш-Эйлау; находился в экспедиции графа Каменского под Данцигом и в других делах с неприятелем. В 1808 г., в качестве адъютанта графа Каменского, последовал за ним в Финляндию и был участником всех боевых его подвигов, доставивших графу Каменскому громкую известность: был при осаде Свеаборга и участвовал в битвах под Алаво, Куортане и Оровайсом.

В 1810 г. герой финляндской войны, граф Н. М., был назначен главнокомандующим Молдавскою армией. Закревский по-прежнему неотлучно находился при нем и, в качестве близкого доверенного лица, передавал его распоряжения и вел журналы походов. При штурме Рущука получил контузию в ногу и руку и особенно отличился в сражении при Батине, за которое получил орден св.

Георгия 4 ст. В начале 1811 г. гр. Каменский внезапно, тяжко заболев, скончался. Майор Закревский, ближайший свидетель загадочной кончины молодого полководца, явился с его бумагами к Государю Императору, был милостиво им принят и назначен адъютантом к военному министру Барклаю де Толли, с зачислением в лейб-гвардии Преображенский полк подполковником.

В начале 1812 г., уже в чине полковника, Закревский отправился с Барклаем де Толли в 1-ую действующую армию, принимал участие во многих сражениях и за особое мужество в битве при Бородине был награжден орденом св. Владимира 3 ст. Во время этого похода, состоя при главнокомандующем, он сблизился с Д. В. Давыдовым, графом Растопчиным и А.

П. Ермоловым, с которым был в дружеских отношениях до конца его жизни. В декабре 1812 г. Закревский пожалован был во флигель-адъютанты к Его Императорскому Величеству; по переходе же наших войск за границу, до окончания войны, состоял при особе государя и в течение этого времени принимал участие в сражениях: под Люценом, Бауценом, Дрезденом, Кульмом, в "битве народов" (под Лейпцигом), в сражении при Бриен-ле-Шато, при Фер-Шампенуазе и при взятии столицы Франции — Парижа.

За отличие под Кульмом произведен был в генерал-майоры; после Лейпцигской битвы пожалован в генерал-адъютанты к Его Императорскому Величеству, а при вступлении в Париж наших войск получил Аннинскую ленту. По сформировании в 1815 г. главного штаба Его Императорского Величества Закревский был назначен дежурным генералом, которому помимо специальных обязанностей, присвоенных этой должностью, непосредственно подчинен был инспекторский департамент и, следовательно, все дела по личному численному составу армии.

Эта же должность поставила его в близкие отношения к любимцу государя, начальнику главного штаба, князю Волконскому, а вместе с тем и лично к Государю Императору. В числе немногих приближенных государя, он занимал всегда один из дворцовых павильонов в Царском Селе, сопровождал Его Величество во время поездок его по России; во время же частых и продолжительных путешествий государя за границу, на конгрессы, куда сопровождал его князь Волконский, почти все дела главного штаба сосредоточивались у Закревского и проходили через его руки.

С князем Волконским у него установились самые дружеские отношения. У них были общие интересы по управлению, почти одинаковая близость к монарху и один общий враг — граф Аракчеев, достигший в двадцатых годах апогея своего могущества. Желая захватить в свои руки монополию влияния на государя, он не мог равнодушно смотреть на такого рода отношения и постарался удалить их обоих от государя.

Сделать это было нетрудно всесильному временщику, и желание его было скоро удовлетворено: в 1823 г. князь Волконский был послан в качестве полномочного посла в Париж на коронацию Карла X, а Закревский получил назначение на должность Финляндского генерал-губернатора и командира отдельного Финляндского корпуса. Раздражение князя Волконского против Аракчеева было так сильно, что он и впоследствии не мог его иначе называть, как "проклятым змеем", и ставил даже ему в вину смерть императора Александра.

При вступлении на престол императора Николая І Закревский получил орден св. Александра Невского и вскоре за тем был назначен членом верховного суда по делу о декабристах, но на этом суде не присутствовал, уехав тогда по домашним обстоятельствам в Москву, где и оставался во все время коронации императора и последовавших затем празднеств.

Доверие нового монарха к Закревскому все возрастало, и в апреле 1828 г. Высочайше повелено было ему быть министром внутренних дел с сохранением прежних должностей: в 1829 г. за отличие он произведен был в генералы от инфантерии. С назначением нового министра, министерство внутренних дел должно было вступить в новую эру своего существования.

Не только в механизме общего управления, но и в мельчайших подробностях службы введена была строгая дисциплина и щепетильный формализм. В сношениях с начальниками губерний прежние вежливые формы были отменены, и велено было писать не иначе, как "предписываю Вашему Превосходительству". Для исполнительных ответов на такие предписания назначен был двухнедельный срок.

По прошествии его, если не было ответа, то сами столоначальники должны были заготовлять повторения. Когда же по истечении двух других недель предписание исполнено не было, то посылалось по эстафете, на счет виноватого, подтверждение со строгим замечанием. Граф Закревский положил себе задачей все ведомство держать "в ежовых рукавицах".

Директоры дрожали перед ним. Экзекуторы обязаны были записывать, когда кто приходил и когда уходил, и о каждом нарушении регламента доносить министру. Доски с нумерами прибиты были над дверями отделений и над головами столоначальников. Формализм Закревского доведен был до крайних пределов. Но еще более обнаружилась его склонность к крутым мерам во время холеры 1830—31 гг.

В июне месяце эпидемия уже приближалась к Саратову и вызывала общую панику среди населения. Она никогда не бывала прежде в Европе, где знали только о неимоверной силе, с которою она свирепствовала в Индии, но не имели понятия ни о ее свойствах, ни о способах борьбы с нею. Поэтому наука могла руководствоваться только различными аналогиями, сходством наличных симптомов с признаками других известных болезней.

Сначала ее считали заразительною в прямом смысле, т. е. передающейся непосредственно от больного субъекта к здоровому, подобно чуме или оспе, и вследствие такого взгляда было признано нужным принимать против нее меры, какие обыкновенно принимаются против восточной чумы. Закревскому, возведенному в этом году в графское достоинство Великого княжества Финляндского, предписано было отправиться на места, пораженные холерой, и действовать сообразно с обстоятельствами, а управление министерством временно поручено было другому лицу.

Получив такие полномочия, Закревский снарядил целую экспедицию, набрал для нее медиков, в том числе и вольнопрактикующих, не спрашивая на то их согласия, и со свойственным ему рвением приступил к исполнению своих обязанностей. Он оцеплял города, на больших дорогах между губерниями и уездами учреждал караулы, заставы и карантины; по тем, кто старался пробраться мимо, приказано было стрелять.

Но ничего не помогало. Холера как бы издевалась над тщетными предосторожностями. Гигантскими шагами шла она вперед и появлялась в наиболее охраняемых местностях; а между тем крутые предупредительные средства до крайности стесняли торговлю, сообщения и причиняли громадные убытки. Тысячи людей и лошадей с товарными обозами задерживались у застав, высиживая карантин.

Наконец, безуспешность и несообразность повсеместного применения подобных мер была признана правительством; создавшееся ими невыносимое положение было отменено и ограничено предписанием о принятии повсеместно мер для встречи холеры на случай ее появления. В апреле 1831 г. появились первые признаки холеры в Петрограде, вызвав здесь страшную панику.

Внезапность действия болезни, ее ужасные симптомы и то обстоятельство, что она непосредственно развивалась после дурной пищи и холодного питья, породили мысль, что люди заболевают и умирают вследствие отравления, в чем участвуют доктора и полиция. А так как появление холеры в Петрограде пришлось во время польского мятежа, то огромное большинство жителей столицы приписывало эти мнимые отравления непосредственному действию, а также подкупам поляков.

По всему городу разошлись и повторялись нелепые слухи о том, как поляки ходят ночью по огородам и посыпают овощи ядом; как, незаметно проходя в ворота домов, всыпают яд в стоящие во дворах бочки с водою; как зафрахтованные мятежниками корабли привозили целые грузы мышьяку и всыпали их в Неву и т. п. Взволнованные толпы народа ходили по улицам и всякого, кто им казался почему-нибудь "холерщиком", били и истязали, нередко до смерти.

Учрежденная холерная больница на Сенной площади была разорена, а два или три медика и столько же полицейских убиты. Дело дошло до того, что в течение целых трех суток полиция и доктора прятались, и рассвирепевший народ делал, что хотел. Закревский предложил центральному комитету, учрежденному для охраны столицы, прибегнуть к вооруженной силе и настоял на этом.

На Сенной площади были выстроены войска и поставлено орудие. Одна ночь прошла спокойно, но на следующее утро громадные массы народа снова стали стекаться к площади, и только прибытие Государя Императора, его самоотверженное появление среди толпы и энергичное обращение к народу несколько успокоили город. По мере того как холера стала ослабевать в Петрограде, она появилась в Финляндии.

Граф Закревский отправился туда для принятия предохранительных мер, а вместе с тем для исследования тайных слухов о привозе в Финляндию оружия и революционных замыслах в связи с восстанием в Польше, оказавшихся по его донесению совершенно ложными. По получении известия о взятии Варшавы Закревский возвратился в Петроград и подал прошение об отставке, которую и получил в ноябре 1831 года.

Так закончилась его деятельность по министерству внутренних дел. После этого Закревский с лишком пятнадцать лет находился в отставке, проживая попеременно то в деревне, то в Москве, то за границей; занимался домашними делами и устройством довольно значительных имений своей супруги. Однако в конце сороковых годов, по мере усиливавшейся реакции, "наверху" вспомнили энергичного генерала и несмотря на то, что деятельность его во время холеры вызывала повсюду бунты, которые охватили в одно время почти всю Россию, император Николай Павлович призвал его вновь на службу, поручив должность Московского военного генерал-губернатора и предоставив ему необыкновенные полномочия. Закревский сам говорил впоследствии: "никто не знает инструкции, которую мне дал Император Николай, видевший во всем признаки революции; он снабдил меня бланками с собственноручною подписью, которые я возвратил в целости.

Такое было тогда время и воля Императора"... И действительно, Закревский вполне оправдал ожидания... Вступив в должность, он проявил необычайный деспотизм и склонность вмешиваться даже в семейные отношения. "Он нагонял такой страх на москвичей", — пишет один из его современников, — "что никто не смел пикнуть даже и тогда, когда он ввязывался в такие обстоятельства семейной жизни, до которых ему не было никакого дела и на которые закон вовсе не давал ему никакого права …", и вообще придерживался теории, "что закон писан не для него, и что ему все дозволено".

Одиннадцать лет был Закревский в должности Московского военного генерал-губернатора, и это было время его наибольшего могущества. Окруженный многочисленным штатом чиновников — военных и гражданских — он на все смотрел свысока и считал себя "pater familias" москвичей. Балы, обеды, домашние спектакли, устраиваемые им для его единственной дочери (бывшей впоследствии за графом Д.

К. Нессельроде), собирали в его дом всю Московскую аристократию. Каждое важное историческое событие также было отмечаемо каким-нибудь празднеством. В 1852 г., в сороковую годовщину изгнания из Москвы французов, в его доме собралось более тысячи ветеранов Отечественной войны, — произносились речи, прославлялось русское оружие и далеко за полночь велась оживленная беседа.

.