Большая биографическая энциклопедия - жеромский стефан

[Źeromski, 1864—1925] — крупнейший польский беллетрист новейшего времени, главный представитель общественного крыла Молодой Польши. Рано потеряв родителей, он принужден был бросить университет, голодал, перебивался уроками, узнал жизнь тружеников в разных захолустьях, скитался за границей. В революционном движении он не принимал участия, но творчество его было и осталось боевым.

Ж. был патриотически настроенным интеллигентом шляхетского происхождения. Не являясь по своей политической установке ни социалистом, ни даже радикалом и питая отвращение к революционным способам борьбы, он склонялся однако к радикализму именно вследствие своего шляхетского патриотизма. Ж. начал писать в годы господства царской реакции, когда в польских имущих классах торжествовали "примиренческие" настроения и когда восстановление Польши казалось несбыточной утопией. В таких своих изданных за границей произведениях, как "Заклюет нас воронье" [1895] или "Сизифов труд" [1898], он яркими красками изображает духовный и нравственный упадок тогдашнего поколения польской "интеллигенции". Его герой Зых (рассказ "Могила"), служа в царской армии, с горечью убеждается в том, что его мундир русского вольноопределяющегося не возбуждает в сытом польском дворянстве и мещанстве ненависти к царизму и стремления к борьбе за независимость. Зых не встречает ничего, кроме низкопоклонства и трусости перед русскими властями и безудержной эксплуатации по отношению к собственному, польскому "народу". Характерно, что Ж., ища способов разжечь вновь патриотический пыл, часто ведет своих героев в пыльные исторические архивы, а то и прямо на кладбище. Старые, запущенные могилы повстанцев являются во многих его произведениях источником того националистического воодушевления, которое не находило себе пищи в реальной действительности.

Погруженный в свои разочарования и патриотические воспоминания, Ж. не мог не придти к тем настроениям, которые характеризовали самую непримиримую часть польских патриотов в эпоху, для него еще отнюдь не заглохшую, — восстания 1863—1864. Как былые "красные" демократы, Ж. питал чувство глубокого негодования против шляхты, к-рая погубила независимость Польши, оттолкнувши от себя крестьян своим беспредельным классовым эгоизмом. К этому мотиву Жеромский возвращается во многих своих, особенно исторических, произведениях. В "Повестях" [1899], в "Пепле" [1904], в "Думе о гетмане" [1905] и т. д. он бичует классовую близорукость и жестокость шляхты в прошлом, изображает солдат-крестьян, боровшихся за независимость Польши, а затем возвращавшихся к себе на родину лишь затем, чтобы попасть опять под помещичий кнут.

Ж. представляет собой особую польскую разновидность "кающегося дворянина". Не будучи в Польше единственным писателем этого типа, он однако более, чем кто бы то ни было другой, запечатлел в своем творчестве его особенности. Вот почему Ж., польский патриот-дворянин, сделался одним из выдающихся международных представителей революционной литературы. Собственно революционного в нем было очень мало, но у

него несомненны горячее сострадание ко всем униженным и оскорбленным и глубокая ненависть ко всем угнетателям. Ж. обладает особой чуткостью к человеческому страданию. Может быть, характернее всего в этом смысле история проститутки, представленная в мрачном роман "История греха" [1906]. Ж. настойчиво, с каким-то исступлением изображает издевательство сильного над слабым, богатого над вредным. Он притом отнюдь не задается целью революционизировать массы, он только хочет исправлять нравы тех, кто имеет власть и богатство. Но его обличительная проповедь бьет дальше цели: он представлял имущие классы в таких красках, которые совершенно исключали надежду на исправление угнетателей и эксплуататоров. Он первый показал глубокое классовое расслоение польского общества. И хотя Ж. был далек от резолюции, но самая фиксация резких социальных контрастов делала Ж. близким всему революционному поколению, а в смысле возбуждения ненависти к имущим Ж. оставил далеко позади многих сознательно оппозиционных писателей.

Не веря, что массы способны сами освободиться от гнета и нужды и перестроить свою жизнь, не веря тем более в способность имущих классов отречься от своих привилегий, Ж. ждет избавления от добродетельных героев-одиночек. В его произведениях на каждом шагу встречается тип одинокого сеятеля правды, преследуемого богатыми и не понимаемого бедными. Доктор Юдым в известном романе "Бездомные люди" [1900] представляет собой, пожалуй, наиболее яркий тип такого одинокого и обреченного бойца за народ. Два тома романа изображают его борьбу против бездушной среды, к-рую Юдым старается убедить в необходимости оздоровить ужасающие условия быта рабочих масс. Его осмеивают, порочат, преследуют, но это лишь убеждает Юдыма в необходимости отречься от всего, — от личного счастья, от любимой женщины, — чтобы предаться безраздельно борьбе за улучшение быта масс. Радуский из "Повестей", "силачка" из "Рассказов" [1899] и другие принадлежат все к тому же типу бессильных, погибающих в борьбе, но непреклонных до конца, одиноких бойцов.

После поражения революции 1905—1906, в частности после банкротства национального освободительного движения, которое в этой революции ярко проявило свою тогдашнюю беспочвенность, в творчестве Ж. еще сильнее проявляется именно эта тенденция. На первом плане почти всегда стоит какой-нибудь герой-одиночка, пытающийся создать условия для восстановления Польши независимо и от предательской буржуазной реакции и от антинационалистического пролетарского движения. Таков Чаровиц в драме "Роза" [1909], истребляющий русскую армию при помощи смертоносных лучей, но гибнущий при этом сам, таков Розлуцкий ("Краса жизни", 1911), пытающийся как летчик положить основание польской боевой силе, но терпящий в конце концов крушение, таков Ненаский ("Мятель", 1916), строящий польскую промышленность, которого убивают его рабочие, и т. д., и т. д.