Исторический словарь - башкин матвей

Башкин, Матвей, основатель "ереси Б.". О первоначальной жизни его до 1553 года, когда он явился для религиозных совещаний и исповеди к священнику Благовещенского собора в Москве, Симеону, ничего не известно. Не известны ни год, ни место рождения Б., и только по фамилии, как замечает Костомаров , можно догадываться о его татарском происхождении. Что касается самого учения Б., то его правильная характеристика вряд ли возможна на основании дошедших до нас документов по этому делу. Все, что известно о религиозных взглядах Б. и его последователей, находится, главным образом, в двух "жалобницах" Симеона и Сильвестра , Соборной грамоте в Соловецкий монастырь о заключении игумена Артемия, и в послании Иоанна Васильевича к Максиму Греку о ереси Б. В жалобнице Симеона (жалобница Сильвестра, тоже священника Благовещенского собора, есть повторение, как бы подтверждение сказанного Симеоном) читаем: "В великом посту 1553 года пришел ко мне, пишет Симеон, Башкин и первыми его словами, сказанными по приходе, были следующие: "Я христианин, верую в Отца и Сына и Св. Духа и поклоняюсь образу Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и Пречистой Богородицы, и великим чудотворцам и всем святым на коне написанным". Затем Б. стал задавать Симеону вопросы, показавшиеся последнему "недоуменными", и, не получая ответа, сам же начал объяснять, толковать; "а их толковал он, продолжает Симеон, не по существу и развратно".

В заключение Б. напомнил Симеону о великой пастырской обязанности блюсти свою паству. После этого он еще несколько раз беседовал с Симеоном, ища у него разрешения гнетущей его мысли о несогласии догматов христианского учения с тогдашней жизнью. Особенно его поражало несогласие слов Христа: "возлюбите искреннего своего, как самого себя" с существованием у нас крепостных. Этим и исчерпывается содержание жалобницы Симеона. Макарий , в своей "Истории церкви" (т. VI), полагает, что Б., вероятно, говорил что-либо иное, от чего недоумевал Симеон, и что казалось ему "развратным", но что последний побоялся изложить в своей жалобнице, написанной им в оправдание себя от обвинения дьяка Висковатого в соучастии его в ереси Б. Говорил ли действительно Б. что-либо, идущее вразрез с взглядами Симеона на сущность главных догматов православной церкви, высказанными сразу по приходе к Симеону, или нет, сказать трудно. Симеону могли показаться вопросы Б. "недоуменными" уже потому, что тогдашнее русское духовенство, основывавшееся более на букве догматов, чем на их сущности, не допускало и мысли о возможности для мирян рассуждать о догматах веры; а Б. к тому же осуждал деятельность духовенства и делал наставления. Если бы, далее, Б. высказал многое из того, в чем его впоследствии обвиняли, то вряд ли бы он так смело, уверенный в правоте своих толкований, явился к Иоанну с своим отмеченным апостолом и вряд ли бы Иоанн отпустил его, не придав всем слухам и толкам о его ереси никакого значения. И только несколько времени спустя Иоанн, под влиянием внушений митрополита Макария, приказывает заключить Б. под стражу, а для суда над ними собраться собору. Собор начался в 1553 году и не позже октября (к этому месяцу только относится первая пометка в документах о соборе) и продолжался в следующем году, когда был подвергнут суду игумен Артемий, обвинявшийся в соучастии с Б. На соборе, имевшем свои заседания в царских палатах, присутствовали, под председательством митрополита Макария , архиепископ ростовский Никанор и епископы: суздальский Афанасий, рязанский Кассиан, тверской Акакий, коломенский Феодосий и сарский Савва, вместе с многочисленным духовенством. На соборе присутствовал сам царь со своими братьями и со множеством бояр. Подсудимых Б. и его сторонников обвинили в том, что они утверждали неравенство Христа с Отцом и Духом; почитали евхаристию простым хлебом и вином; отвергали зданную церковь, иконы, покаяние; предания и жития святых отцов называли баснословием; вселенские соборы укоряли в гордости, говоря, что "все писали они для себя, дабы им владеть всем и царским, и святительским", и, наконец, дерзали сомневаться в действительности евангельских и апостольских истин. Такова сущность ереси Б. по другому важнейшему документу, "Соборному посланию". Что здесь принадлежит лично Б., и что его последователям или даже предшествующим лжеучениям, сказать невозможно. Несомненно, кажется, только одно, что судьи хорошо еще помнили учение жида Захария, осужденное собором 1504 года, тайно сохранявшееся в Москве до 1553 года. Они даже для обличения Б. приняли в свое руководство "Просветитель" Иосифа Волоцкого . Б. сначала долго во всем запирался, но, наконец, когда стал его расспрашивать сам царь, он "богоотступным гневом обличен бысть, бесу предан и язык извеся, непотребные и нестройные глаголаша на многие часы", и вслед за тем сознал справедливость всех обвинений. По приговору собора он был сослан в Волоколамский монастырь, куда и прибыл 22 декабря 1554 года. Сознаваясь в истине соборных обвинений, Б. в то же время, говорится в грамоте, сознался и в том, что лжеучение свое принял от "латынников" аптекаря Матвея, родом литвина и Андрея Хотеева (которых Курбский справедливо называет лютеранами), и что утверждали его в том лжеучении "Заволжские старцы", издавна известные своею расположенностью к жидовствующим. Таким образом, это сознание Б., указывающее два источника его ереси: с одной стороны ересь жидовствующих, с другой западное влияние, совершенно отрывает ее от русской почвы. Да и трудно думать, чтобы рационалистическое учение могло зародиться самобытно в тогдашнем русском обществе, все религиозные воззрения и верования которого заключались в одних обрядах и их строгом исполнении. Обращаясь к предшествующим еретическим учениям Дмитра, Адриана, стригольников и жидовствующих, мы приходим к убеждению в совершенной неподготовленности русских XVI века к самобытному рационализму.

Адриан и Дмитр принадлежали по своему учению к обществу богомилов, действовавших на юго-западной границе России; стригольники восставали собственно против русского духовенства их времени, а учение жидовствующих исходит от евреев, живших на юге России. Весь вопрос в данном случае сводится к решению: из какой именно страны Запада пришло учение Б. Емельянов справедливо, кажется, утверждает, что оно занесено к нам из Литвы, где реформационные идеи утвердились еще с XV века. Литература: Макарий "История Церкви", т. VI; Емельянов "О происхождении учения Башкина и Косого на Руси" ("Труды Киевской Духовной Академии", 1862 год, № 3); Костомаров "Великорусские религиозные вольнодумцы в XVI веке"; В. Иконников "Опыт исследования о культурном значении Византии в русской истории" (Киев, 1869); Е. Голубинский "История русской церкви" (т. II, 1-я половина, М., 1900). .