Исторический словарь - булгаков сергей николаевич

Булгаков, Сергей Николаевич известный писатель. Родился в 1871 г. в Ливнах, в семье священника; учился в орловской семинарии и елецкой гимназии, кончил курс юридического факультета Московского университета. Выдержав магистерский экзамен, Булгаков стал преподавателем политической экономии в московском техническом училище; в 1901 г. защитил в Московском университете диссертацию на степень магистра и был выбрал профессором киевского политехнического института; в 1906 г. вернулся в Москву приват-доцентом университета. В 1911 г. подал со многими другими в отставку. Булгаков был членом 2-ой государственной думы, но видной руководящей роли в ней не играл, выступив, однако, несколько раз преимущественно для осуждения терроризма снизу и терроризма сверху. Популярность Булгакова создалась, главным образом, его публичными лекциями, соединявшими блестящие художественные качества с идейностью содержания и задушевностью тона. Булгаков едва ли не самый яркий и самый боевой представитель в России критико-идеалистического философского движения. Коренная реформа, произведенная родоначальником критической философии в теории познания, представляется и Булгакову центральным событием истории европейской духовной культуры. Сознательная "кантология" является, по его убеждению, незаменимой подготовительной школой для критического пересмотра познавательных средств и категорий, составляющих догматическое достояние эмпирической науки. Критическая работа Булгакова над некоторыми традиционным предпосылками и приемами позитивизма является тем более интересной, что при первых шагах своих на научном поприще он сам был убежденным сторонником механического мировоззрения. Булгаков прошел длинный путь "от марксизма к идеализму" и с большою искренностью воспроизвел перед читателями и слушателями все моменты своих философских исканий. В обширной диссертации своей "Капитализм и земледелие" Булгаков задался целью показать на истории аграрной эволюции всеобщую приложимость марксовского закона концентрации производства, но пришел к выводам прямо противоположным. Экономическая схема Маркса оказалась не соответствующею исторической действительности, а связанная с нею позитивная теория общественного прогресса неспособной питать неискоренимую веру человека в историческое оправдание добра. После безуспешных попыток использовать в интересах марксизма гносеологические заветы Канта, Булгаков остановился на мысли, что прочное обоснование руководящих начал личной и общественной жизни возможно только путем выработки безусловных мерил в вопросах блага, истины и красоты. Позитивная наука своей теорией прогресса хочет поглотить и метафизику, и религиозную веру, но, оставляя нас относительно будущих судеб человечества в полной неизвестности, дает нам лишь догматическое богословие атеизма. Миропонимание механическое, все подчиняя фатальной необходимости, в конечной инстанции оказывается покоящимся на вере. Марксизм, как самая яркая разновидность религии прогресса, воодушевлял своих сторонников верой в близкий и закономерный приход обновленного общественного строя; он был силен не научными, а утопическими своими элементами. Булгаков пришел к убеждению, что прогресс является не эмпирическим законом исторического развития, а задачей нравственной, абсолютным религиозным долженствованием. Социальная борьба представляется ему не столкновением лишь враждебных классовых интересов, а осуществлением и развитием нравственной идеи. Бытие не может обосновать долженствования; идеал не может вытекать из действительности. Учение о классовом себялюбии и классовой солидарности запечатлено, по убеждению Булгакова, характером поверхностного гедонизма. С нравственной точки зрения борющиеся из-за житейских благ партии вполне равноценны, поскольку ими руководит не религиозный энтузиазм, не искание безусловного и непреходящего смысла жизни, а обыденное себялюбие.

Эвдаймонистический идеал прогресса, в качестве масштаба при оценке исторического развития, приводит, по мнению Булгакова, к противо нравственным выводам, к признанию страдающих поколений лишь мостом к грядущему блаженству потомков. Приблизительно с 1900 г. проблема религиозно-философского обоснования общечеловеческого прогресса становится для Булгакова центральной проблемой мировоззрения, как бы равнодействующей его неустанных критико-идеалистических усилий.

Современная философская система обязана, по его убеждению, усвоить и переработать все конечные выводы современной положительной науки, выяснить свою связь с реальными задачами времени и установить к ним определенное принципиальное отношение, начертав, таким образом, и общую программу практической политики. Наибольшим сочувствием Булгакова пользуется тот тип философского идеализма, который приводит нравственную проблему в органическую связь с коренными вопросами метафизики. Поэтому философия Вл. Соловьева , делающая жизненное начало христианства организующим принципом общественного творчества, представляется Булгакову последним словом мировой философской мысли, ее высшим синтезом. Отдельные этапы философского развития Булгакова находят себе ясное отражение в тех десяти статьях его, из которых составился сборник "От марксизма к идеализму" (СПб., 1904). К области политической экономии в тесном смысле относятся, главным образом, следующие его работы: "О рынках при капиталистическом производстве" (1896); "Что такое трудовая ценность" ("Сборник правоведения и общественных знаний", т. VI); "Классическая школа и историческое направление в политической экономии" ("Новое Слово", октябрь, 1897); "К вопросу об эволюции земледелия" ("Начало", I-III, 1899); "Ралохойнский эксперимент" ("Мир Божий", 1900, февраль). Основное воззрение современной политической экономии, по которому рост материальных потребностей является коренным принципом нормального экономического развития, встречает со стороны Булгакова суровое осуждение. Он признает экономический прогресс необходимым условием духовного преуспеяния, но предостерегает от наклонности заменять прогресс общечеловеческий и общекультурный одним лишь прогрессом экономическим. Нравственный материализм и духовная буржуазность, погубившие некогда римскую цивилизацию, составляют, в его глазах, болезнь современного европейского общества. Неспособность удовлетвориться нарастанием внешних материальных благ и примириться с укоренившимися формами общественной неправды, стремление к общечеловеческим идеалам, ненасытную потребность сознательной и действенной религиозной веры Булгаков признает самыми характерными и самыми счастливыми особенностями русского духа.

Это все крепнущее убеждение его раскрывается и в двух его последних больших книгах: "Два града. Исследования о природе общественных идеалов" (2 тт., М., 1911) и "Философия хозяйства" (2 тт., М., 1912). Являясь по своим философским убеждениям прямым учеником Вл. Соловьева, Булгаков, однако, относится критически к его церковно-политической и экономической программе.

Проблема философии хозяйства о человеке в природе и о природе в человеке никогда не выходила из писательского кругозора Булгакова, но в последней большой своей книге он впервые задался целью "понять мир, как объект трудового хозяйственного воздействия" и свести к одному стройному целому все результаты своих прежних идейных исканий. Для новой логической архитектуры он бракует теперь уже иное в философском арсенале кантианства. Жизненная истина религиозного материализма забывается или затемняется, по убеждению Булгакова, современным "кантизирующим" богословием. Ему представляется необходимым "перевести" бессмертные космологические и экономические заветы отцов церкви на язык современно философского мышления. Верный старинным традициям исторического христианства, Булгаков рассматривает основы хозяйственного процесса, своеобразно освещает проблемы об отношении плоти и духа и о конечной цели всемирной истории. В новейшей западноевропейской философии Булгаков признает теперь наиболее сродным себе по духу Шеллинга и делает едва ли благодарную попытку сочетать натуралистический пантеизм немецкого мыслителя с церковным теизмом Владимира Соловьева. По философскому наблюдению Булгакова, "над оживлением природы неустанно работает ее сын и раб, любовник и господин, повелитель и рабочий, пока же только хозяин"... Так парадоксально намечает он краеугольные устои своего религиозно-экономического миросозерцания. Примирение разнородных стихий исторического процесса и разноценных начал нравственного делания рисуется Булгакову далекой, но достижимой обетованной землей человечества. В понимании общественной стороны христианства Булгаков стоит близко к правому крылу официальных богословов. Евангелие, по его истолкованию, не требовало немедленного освобождения христиан-рабов от христиан-хозяев, не трогало существующего экономического строя, предоставляя его своей перерождающей работе в истории. Булгаков нигде не говорит о принципиальной несовместимости войны и уголовной кары с учением Иисуса. Существеннейший момент подлинного христианства он видит в догмате всеобщего плотского воскресения и стремится к историко-философскому оправданию всей мистико-обрядовой стороны церковных преданий. Самые суровые критики не могут отказать ему в богатом образовании, проникновенной творческой вдумчивости, блестящем литературном таланте и нелицемерной любви к всечеловеческой правде. Валентин Сперанский. .