Исторический словарь - муратов павел павлович

(март 1881, Бобров, Воронежской губ. 5.11.1950, Уотерфорд, Ирландия) писатель, искусствовед, переводчик, издатель. Отец М. военный врач, которому принадлежало имение Подгорье в Петербургской губернии.М. учился в кадетском корпусе. В 1903 окончил в Петербурге Институт путей сообщения и переехал в Москву. Активно участвовал в культурной жизни Москвы, посещал «среды» В.Брюсова, дружил с Б.Зайцевым, В.Ходасевичем, Б.Грифцовым, А.Койранским. Служил помощником библиотекаря библиотеки Московского университета, помощником хранителя (с 1906), а затем хранителем (до авг. 1914) отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея. До 1910 был женат на Евгении Владимировне (во 2-м браке Стражевой). В 1909у них родился сын Никита. С 1911 женат на Е.Грифцовой (урожд. Урениус), подруге молодости В.Орешниковой-Зайцевой и В.Муромцевой-Буниной. В 1905-6 М. путешествовал по Англии (Письма из Лондона // Весы, 1906, № 7) и Франции, выпустил брошюру «Борьба за избирательные права Англии» (М" 1906). Увлекся прерафаэлитами, У.Пейтером, а также живописью постимпрессионизма в первую очередь Сезанна.

С 1906 регулярно печатался как художественный критик в «Зорях», «Перевале», «Утре России», «Русских ведомостях», «Старых годах», «Золотом руне», «Аполлоне» и др. Любимый русский живописец М. В.Серов, в полотнах которого ему виделось соединение ума, воли, безупречной прямоты, непреклонной художнической честности, исключительного личного достоинства.

Высоко ценил ученика Серова, своего близкого друга Н.Ульянова, В.Борисова-Мусатова и одного из лучших, по его оценке, русских пейзажистов 1910-хН.Крымова. Ранним статьям М. «О нашей художественной культуре» (1906), «Выставки «Союза» и «Передвижная» в Москве» (1907), «Добужинский в Художественном театре» (1909), «Пейзаж в русской живописи» (1910) и др.

не свойственен академизм; его стиль подчеркнуто описателен. В 1908 впервые попал в Италию, жил там около года. За серией статей о кватроченто, Боттичелли, Понтормо, Пиранези (в частности, «Очерки итальянской живописи в Московском Румянцевском музее, 1 1: Кватроченто» // Старые годы, 1910, окт.) последовала посвященная B.K.Z. (Б.Зайцеву) книга очерков «Образы Италии» (М., 1911-12, т. 1-2), принесшая автору широкое признание.М. учитывал опыт литературных «путешествий» по Италии как западных (Гёте, Стендаль, И.Тэн, Я.Буркхардт, Дж.А.Саймондс, прерафаэлиты, У.Пейтер, Б. Беренсон, В.Ли), так и отечественных авторов (Н.Гоголь, Ф.Буслаев, А.Герцен, Д.Мережковский, Вяч. Иванов). Вместе с тем это работа не систематизатора и гида, а писателя, который смешивает «набеги» в историю искусства и жизнеописания легендарных личностей с не очень тщательно скрытыми заимствованиями из других писателей. Он и лирик (итальянское прошлое для него не мертво, а является частью живой, современной Италии необходимой школой души, учащейся ценить красоту: «Дни, прожитые там, не исчезают бесследно...»), и философ культуры, полагающий, что сила классического итальянского искусства обусловлена синтезом античных и христианских начал, «природной латинской религией». Итальянская «любовь к миру» породила бессознательное ощущение материального, «осязательные формы». Постепенно Италия изменила в христианстве то, что делало его религией Востока, крайнего Юга, Одна из центральных фигур итальянского искусства Джотто, видевший «одно человеческое существо» во всех бесчисленных фигурах, наполняющих его фрески, а также всегда трудившийся над воплощением связей между душой и телом человека. Увлечение Италией привело к взрыву разнообразной творческой деятельности М. Во многом он определял редакционную политику издательства К.Некрасова (191 1-16), предприняв серию «эстетско»-просветительских изданий: в 1912 осуществленный Зайцевым перевод с французского языка «Ватека» У.Бекфорда с предисловием М. «Новеллы итальянского Возрождения, собранные и переведенные П.Муратовым» (обложка Н.Ульянова; т. 1-2) книга, над которой М. работал в Италии, где находился с 29,11.1911 по август 19 12 в творческой командировке от Румянцевского музея: в переводе Е.Урениус сборник Ж.де Нерваля «Сильвия. Октавия. Изида. Аврелия» (под ред.М. ив 1913«Избранные рассказы» П.Мериме, а также в переводе М. книга У.Патера «Воображаемые портреты. Ребенок в доме» (2-е испр. изд. 1916). В 1913 М. и Зайцев задумали перевод «Божественной комедии» Данте (осуществить этот замысел помешала война). М. был своеобразным московским «антимодернистом», на первое место он ставил позднеромантическое романское представление о вкусе, образцовости, форме. Но он и «дилетант», «стилизатор», ему нравился тип творца, не чуждый постоянной самоиронии и творческих «капризов»; «У Меримо были данные сделаться величайшим из всех французских прозаических писателей XIX века. Он не создал, однако, ничего великого. Он сделал вид, будто не удостоил нас быть писателем... Он не хотел или не мог говорить людям о том, что составляло его внутреннюю сущность». Совмещала эти две ипостаси натура М. человека интуиции, очень увлекающегося, боящегося застывшего артистического канона, влюбчивого. В целом М. маловнимателен к религиозной проблематике (хотя и почитал Св.Иеронима) в том виде, в каком ее видели русские идеалисты начала века, и рассматривал «русскую идею» в свете общезападного опыта. С позиций западничества М. хранил верность идеалу эстетской «утонченной цивилизации»: «...музыкальность и геометричность рублевского письма вошли в историю европейской культуры как последний живой отзвук великой эллинской живописи». Н.Берберова назвала италофильски окрашенный и ни на чей иной не похожий символизм М. «не декадентским, вечным», а самого М. относила к числу «оригинальнейших, интереснейших собеседников», каких ей довелось знать. А.Эфрос, ведущий, русский художественный критик 2-го десятилетия XX в., видел в М. одного из «основных людей послесимволической критики». Под влиянием постимпрессионизма у М.

обострился интерес к русской иконе. В феврале 1913 он вошел в комитет первой выставки русской старины (из собр.И.Остроухова и С.Рябушинского). Один из пионеров расчистки икон в Кремлевских соборах; совершал поездки в различные монастыри для изучения фресок. Исходил из того, что икона высокое искусство, подобие русского «античного начала», «...обет древнего русского художника был обетом монашества в искусстве». В 1912 И,Грабарь пригласил М. написать 5 из 6 выпусков для 6-го тома (М. 1913) «Истории русской живописи», посвященного иконописи допетровской эпохи. Итогом довоенного творчества М. стало издание журнала «София» (1914, № 1-6), задуманного для пропаганды русской иконописи и в противовес намечавшемуся к выходу двухмесячнику С.Маковского «Русская икона». Редакция во главе с М. рассматривала русское искусство в связи с судьбами европейской цивилизации, «на стыке» литературы, живописи, архитектуры: название журнала указывало на общий «южный» корень «Запада» и «Востока»; «Благодаря искусству нам является теперь образ первой России, более рыцарственный, светлый и легкий, более овеянный ветром западного моря... и перво-христианского юга. Четыре столетия отделяют нас от этой неведомой Руси... Мы слишком долго отказывались от нее ...поглощенные историческими бедами второй и третьей России». Со всей решительностью М. выступал за такой тип эстетической критики, который бы делал предмет искусства не «событием» прошлого, а «происшествием» настоящего.М. не близки постоянные колебания моды, ажиотаж идеологических переоценок, вносящий «действительное развращение в умы», равно как и наступление дегуманизированного искусства, «...безликих лиц, пестро одетых или экзотически обнаженных, не прекрасных, но лишь чувственных тел, неосязаемых вещей...». Византийская тяга к мифотворчеству, сближающая русское и итальянское искусство, «добрая»; человек, прикасаясь к ней, «отдыхает душой», тогда как от древнего и мудрого искусства Азии «веет тонким злом». В мае-июле 1914 М. предпринял поездку во Францию и Италию; в Париже по поручению К.Некрасова, намеревавшегося открыть в Ярославле художественную галерею, покупал французскую живопись, предметы китайского прикладного искусства, японские гравюры. По возвращении был призван в армию, служил офицером в гаубичной батарее на Юго-Западном, затем на Кавказском фронтах; с весны 1915 отвечал за воздушную оборону Севастополя, военным комендантом которого был его брат. В свободное время занимался переводами (Б.Бернсон. Флорентийские живописцы.М., 1923) и стилизованной прозой, первые опыты которой печатались в 1915-17 в «Русских ведомостях» и вошли в сборник исторических этюдов «Герои и героини» (М" 1918), характеризовавшийся автором как «нечто полубеллетристическое ...участники наполеоновских войн, авантюристы-поляки и т. ...беллетристическифантастическое изображение ...»кавалеров и дам», никогда не существовавших...» (переизд. Берлин, 1922; Париж, 1929). Революционных событий 1917 М. не принял: «О России нынешней и газетах думаю холодно. Слава Богу, что хоть успела спастись Европа-то. Создание на протяжении 50 лет новых великих империй (как Римская) ...считаю делом возможным». На Всероссийском кооперативном съезде (Москва, март 1918) избран в президиум Комитета по охране художественных и научных сокровищ России (до начала 1919).

Публиковался в журнале «Народоправство». Подчеркивая неприятие жестокости и в противовес проофициально настроенному Дворцу искусств, в апреле 1918 основал «Studio Italiano» подобие гуманитарной академии, членами которой состояли Б,Зайцев, А.Дживелегов, Б.Грифцов, И.Новиков, М.Осоргин и др. Один из учредителей книжной лавки писателей в Москве.

В августе 1921 вошел в состав Комитета помощи голодающим в России (Помгола), после его роспуска был арестован ВЧК, находился во внутренней тюрьме на Лубянке, но был выпущен. В те годы им написаны сборник «Магические рассказы» (М., 1922) и роман «Эгерия» (Берлин, 1922; оформление В.фаворского), динамично повествовавший о приключениях авантюриста в Италии XVIII в. Одновременно с прозой М. пробовал себя в драматургии: комедия «Кофейня» (М., 1922). М. пореволюционной поры выведен в лице Георгия Александровича Георгиевского в романе Зайцева «Золотой узор» (1923-25). В 1922 М.

как заведующий секцией центральных музеев Отдела по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Наркомпроса вместе с семьей выехал в заграничную командировку, откуда не вернулся. До осени 1923 жил в Германии: под впечатлением отъезда в Россию А.Белого чуть было не вернулся на родину. Летом 1923 М. жил в курортном местечке Прероу вместе с Зайцевыми, Бердяевыми, Осоргиными, Ходасевичем; будучи очарован Н.

Берберовой, посвятил ей рассказ «Шехеразада». Один из основателей «Клуба писателей», сотрудничал в Русском научном институте. Печатался в пражском еженедельнике «Воля России», берлинском журнале «Беседа» и др.М.Алданов дал высокую оценку муратовской стилизации в рецензии на роман М.

«Эгерия». Событием стал выпуск в издательстве З.Гржебина окончательной редакции «Образов Италии», дополненной 3-м томом (Берлин, 1924). В начале осени 1923 при участии итальянского слависта Э. Ло Гатто М. вместе с другими русскими писателями был приглашен в Италию, поселился в Риме, На его квартире бывали Вяч.Иванов, художник Г.Шилтьян, художник и архитектор А.

Белобородов, художник Дж. де Кирико, писатель А.Спаини и др. В Италии М. подготовил к печати том о древнерусском искусстве (1925), увлекся творчеством Беато Анджелико. Бывал в Сорренто у Горького. В 1927 перебрался в Париж, завершил свои драматургические опыты в жанре по-экспрессионистски условной трагикомедии («Приключения Дафниса и Хлои» и «Мавритания»), встреченные отрицательно Г.

Ивановым («...эстетизм 1910 года в 1927 неуместен...») и Горьким. В 1928 опубликовал «Магические рассказы». С лета 1927 М. вел рубрику «Каждый день» в газете «Возрождение». Высоко ценил М. как публициста И.Бунин. Характерное для политических статей М. яростное неприятие леворадикального опыта (в 1931 в статье «Бабушки и дедушки русской революции» он назвал русских социалистов, в том числе Е.Брешко-Брешковскую, «хищными зверями») привело к конфликту М. с Алдановым, М.Цетлиным и др., обвинившими М. в том, что он стал реакционером, поддержал М. только Зайцев, Определяя политическую позицию М., Г.Струве назвал его антиподом князя Д. Мирского. Интересы М. в эмиграции разнообразны: в 1931 он опубликовал книги о готической скульптуре, в 1926 в «Воле России» серию статей «Очерки трех литератур» (1926, № 2, 4: появились два очерка о драматургии Л.Пиранделло и романах Ж.Жироду). В культурологическом цикле эссе («Анти-искусство», «Искусство и народ», «Кинематограф»), опубликованных в «Современных записках» в 1924-26, главная тема возможность преодоления кризиса культуры. «Пост-Европу» М. оценивал в плане конфликта между «человеком органическим» и «человеком механическим», искусством и «анти-искусством». Корень кризиса культуры в утрате искусством чувства «пейзажа» как связующего звена между «рукой» художника и его интеллектом. Критицизм новейших форм художнического самовыражения (экспрессионизм, сюрреализм, театр Мейерхольда) не в состоянии соответствовать душе «народного человека», приведенного в состояние варварства индустриализмом XIX в. Специализация искусства следствие триумфа науки («тирана естества»), которая форсирует силы природы, добывая энергии и скорости, делающие нереальными параметры данного человеку в физических ощущениях мира. Уничтожение пластического («статического») образа, или «выпадение из пейзажа», привело к торжеству в искусстве механических форм знания, которые интересны профессионально, но не способны внушать эстетическое наслаждение. Перестройка культуры на механический лад убивает в творце «народное», ремесленническое начало, притупляет эмоциональность, Между 1840 и 1880 европеец утратил контроль над знанием и высвободил энергии, которые в конечном счете сделали его игралищем сил, ему не подвластных.

Оценивая перспективу развития искусств, М. не пессимистичен: параллельно с эмоциональными следствиями индустриализма («анти-искусством») существуют, пусть и в искаженном виде, пласты культуры, которые способны привести к возрождению органических форм творчества. Кинематограф, детективы общедоступны и, несмотря на частую тривиальность, являются способом удовлетворения стихийной эстетической потребности народа.

Прорыв от «варварства» к «досугу» и «субботству» длителен, но служит показателем эстетической надежды и «демофилии» не как политико-демагогического, а творческого фактора. Подобно Честертону М. склонен видеть в массовой культуре проявление тяги к морализму и «порядку», а также протест против автоматизма и «хаоса» цивилизации, которые суггестируются элитарным искусством. В середине 1930-х М. постепенно отошел от журналистики, предпринял путешествие в Японию и США, начал работу по истории 1-й мировой войны.

С началом 2-й мировой войны перебрался в Англию и жил там в уединении. Незадолго до смерти в ирландском имении своих знакомых выпустил в соавторстве с дублинским коллекционером икон и журналистом У.Алленом последнюю книгу: Alien W.E.D., Muratoff P. The Russian Campaigns of 19441945 (New York, 1946). Посмертно издан их труд по военной истории Кавказа в XIX в. Кончина М.

осталась в эмиграции практически незамеченной, Одним из немногих на нее сразу же откликнулся о.Киприан Керн («Образы Италии» П.Муратова (Вместо некролога) // Возрождение, 1951, № 15). .