Словарь литературных терминов - омонимы

ОМОНИМЫ — слова, имеющие одинаковое звучание, но различные по значению. Напр., «мечи» (от слова «меч») и «мечи» (от слова «метать»); «три» (число) и «три» (от слова «тереть») и т. п. На омонимах строится каламбурная игра (см. Каламбур), и уже с этой стороны они могут явиться поэтическим приемом. Но значение омонимов, как приема, не исчерпывается их каламбурностью. Омонимы могут быть использованы лишь из-за богатства своих возможностей и без всякого каламбурного умысла, как, например, в так называемых омонимических рифмах. Такие рифмы, как указывает Валерий Брюсов (см. его «Опыты»), есть еще у Пушкина:

А что же делает супруга

Одна, в отсутствии супруга.

(«Граф Нулин»).

Брюсов сам дал стихи, даже сплошь выдержанные в омонимических рифмах, как «На пруду» или «На берегу». См., например, в последнем стихотворении строфу:

Закрыв измученные веки,

Миг отошедший берегу,

О, если бы так стоять вовеки

На этом тихом берегу.

Наравне с чисто звуковой значимостью омонимов, в этом примере любопытно обратить внимание на тот характер, который получает самое значение слов-омонимов, объединенных рифмовкой. Контрастность между одинаковым звучанием и различным значением омонимов, дающая в каламбуре комический характер обозначаемым омонимами понятиям, у Брюсова, напротив, ведет к углублению их содержания. А вследствие того, что эта контрастность усилена самим положением омонимов, как рифм, углубление становится прямо очевидным. Действительно, омонимы «берегу» от «беречь» и «берегу» от «берег», созвучно противопоставленные один другому, взаимно обогащаются: конкретное «берег» расширяет свое содержание, получая абстрактный оттенок от слова «берегу» (беречь), и обратно абстрактное «беречь» конкретный оттенок от «берег». Нечто подобное и в рифмах омонимах «веки» и «во веки». Омоним, следовательно, исполняет здесь одну из существенных функций поэтического мышления, а именно — уничтожает пропасть между абстрактным и конкретным.

Своеобразные случаи пользования омонимами в широком смысле слова имеем мы у Гоголя, который порой употреблял омонимические приемы, давая имена своим героям. Так, напр., в «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», в числе гостей, присутствовавших на «ассамблее», где была сделана попытка к примирению Ив. Ив. с Ив. Ник., названы: «не тот Иван Иванович, а другой» и «наш Иван Иванович». Через несколько строк Гоголь опять упоминает про этого «другого» Ив. Ивановича, но к снова повторенному выражению: «не тот Ив. Ив., а другой» прибавляет: «у которого глаз кривой». И вот любопытно, что именно этого кривого Ив. Ив. Гоголь заставляет спросить, почему на «ассамблее» нет Ив. Ник., и именно кривой Ив. Ив. делает предложение помирить Ив. Ив. с Ив. Ник. Художественный эффект этой омонимической игры, конечно, очевиден, и она совершенно в духе того «каламбурного круга» (см. Каламбур), при помощи которого Гоголь в «Повести» изобразил человеческую пошлость. Приближение к омониму имеем мы и в фамилиях «Бобчинский и Добчинский». Здесь неполнота омонимической созвучности фамилий, отличающихся всего лишь одной буквой, представляет очень яркий поэтический прием. Ведь по существу Бобчинский и Добчинский — один образ, они синонимичны (см. Синоним), и эта их внутренняя синонимичность, одинаковость, получает особую комическую окраску от того, что их фамилии отличны одна от другой, по всего одной буквой.

Я. Зунделович.

Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель

Под ред. Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского

1925