Словарь литературных терминов - период

ПЕРИОД (Περίοδος — обход, окружность). Этим словом в древней Греции называлась та замкнутая, кольцевая дорога, на которой происходили игры и состязания во время олимпийских празднеств. Этим термином Аристотель стал обозначать особый вид законченной речи. Он дал этой законченной речи такое определение: «Период есть речь, имеющая в себе самой начало и конец и легко обнимаемая умом». Это свое определение он подтвердил следующим примером: 1) «Случается, что и умные люди наследуют худую участь, а малоумные живут счатсливо». Но это определение Аристотеля нуждается в поправке, потому что всякое простое предложение типа «звучал булат» является законченным. Более того, таким законченным предложением будет и предложение из одного безличного сказуемого типа «светает». Но, без сомнения, законченность является существенным свойством периода. Для того, чтобы понять эту особую законченность, приведем примеры дополнительные к аристотелевскому: 2) «Как плавающий в небе ястреб давши много кругов, вдруг останавливается распластанный среди воздуха на одном месте и бьет оттуда стрелой на раскричавшегося у самой дороги самца перепела: так Тарасов сын, Остап, налетел вдруг на хорунжего и сразу накинул ему на шею веревку» (Гоголь).

3) Пускай страдальческую грудь

Волнуют страсти роковые:

Душа готова, как Мария,

К ногам Христа на век прильнуть.

(Тютчев).

Из этих примеров легко понять, что существенною особенностью периода является особый вид интонации. Сравним эти два периода со сложным предложением: «На коленях у нее лежала развернутая книга, но она не читала ее» (Гаршин). Отличительными свойствами интонации служат: повышение и понижение голоса, скорость или медлительность темпа и характер паузы. Обратим внимание прежде всего на паузу. В периоде она более продолжительна, чем в сложном предложении. Другая особенность паузы состоит в том, что она следует за теми словами, которые лишены логического, т.-е. наиболее сильного ударения, тогда как в сложных предложениях пауза обычна после логического ударения. В приведенном примере голос прерывается после слова «книга». Для того, чтобы наше утверждение не показалось голословным, возьмем другой пример синтаксического целого, состоящего из отрывочных предложений, на которых легче понять эти особенности интонации: 4) «День стоял серый и сырой, дождя не было, но туман еще держался, и низкие облака золотили небо». Здесь 4 паузы и все, кроме последней, следуют за логическими ударениями. Темп периода в отличие от темпа какого угодно предложения — сложный. Сложность его состоит в том, что период делится на две части: одна часть произносится с медлительным темпом, так называемое подлежащее периода, а другая часть, сказуемое, произносится с ускорением голоса. В этих обеих половинах периода характер ускорения и замедления неодинаков. В одной половине периода, в его подлежащем, после сильного (логического) ударения темп замедляется, а в другой половине тоже после такого же ударения темп возрастает. От характера темпа зависит также и сила голоса или ударения. В отличие от простого и сложного синтаксического целого психологическое сказуемое в периоде носит разные виды ударения: в пониженной части ударение слабее сравнительно с повышенной. 5) «Как хлебный колос, подрезанный серпом, как молодой барашек, почуявший под сердцем железо, повис Андрей головой и повалился на траву, не сказавши ни одного слова» (Гоголь). В повышении ударение падает на слово барашек, а в понижении на слово головой. Из этого примера видно также и то, что голос постепенно подготовляется, постепенно повышаясь на предшествующих словах и ослабляясь на последующих. Отсюда мы заключаем, что периодическая речь имеет волнообразное, музыкальное течение.

Теперь обратим внимание на синтаксическую природу периода. Из рассмотрения тонической стороны уже легко заметить, что по своему строению период является всегда двучленным. Двучленность периода нельзя смешивать с многосоставностью предложений, часто входящих в состав периода. Для того, чтобы выяснить эту двучленность, приведем пример сложного периода, состоящего из многих предложений. 6) «Крылов имеет гибкий слог, который всегда применяет к своему предмету: то он возвышается в описании величественном, то трогает нас простым изображением нежного чувства, то забавляет смешным выражением или оборотом» (Жуковский). Из этого примера мы видим, что первое предложение связано со вторым по способу подчинения и, следовательно, относится к главному первой части; следующий ряд предложений однороден по своему синтаксическому строению (каждое начинается одним и тем же союзом «то») и вследствие этой однородности составляет вторую часть периода. Отсюда мы в праве сделать тот вывод, что все предложения, входящие в состав той или другой части, связываются так, что каждая часть представляет некоторое синтаксическое единство, обусловливаемое или характером подчинения, или характером сочинения. Теперь относительно связи этих двух единств. Связь может выражаться грамматически, но она может и отсутствовать. В примерах 1, 2, 5 грамматическая связь выражена союзами а, как, так; в примере 6-м эта связь отсутствует. Приведем еще примеры, в которых нет этой грамматической связи:

7) Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв:

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

(Пушкин).

8) «Одаренный от природы крепким здоровьем, богатыми физическими силами, с детства знакомый с рассказами о промыслах на море и океане, Ломоносов не мог не привязаться со страстью своей пылкой души к трудам отца, который рано стал брать его с собою на промыслы» (Ламанский). 8-й пример составлен по способу подчинения предложений. 6-й по способу сочинения и 7-й по способу слияния, и все эти периоды бессоюзны. В 8-м примере нет союзных речений, потому что первая половина периода состоит из замен придаточного предложения или, по терминологии Пешковского, из обособленных определений, согласованных с подлежащим второй половины — Ломоносов. В 6 и 8 примерах связь может быть восстановлена; в одном может быть вставлен союз «поэтому», а во втором «но»; наконец, замены 8 примера можно обратить в придаточное определительное, перенеся подлежащее в первую половину и связав его союзным словом «который» с придаточными предложениями. Периоды, лишенные грамматической связи, таким образом связываются контекстом речи, при сочинении и слиянии половин, а при подчинении связь выражается синтаксическими способами сочетания отдельных половин.

По своему составу периоды делятся на простые и сложные. 7-й пример может быть признан примером простого периода: в нем одно подлежащее и одно сказуемое. Таких периодов очень много в карамзинской речи. Сложным периодом называется такой, в котором или обе части состоят из сочиненных предложений, или в котором члены повышения (понижения) синтаксически равносильны.

Теперь относительно интонации сложного периода. Здесь различаются два случая: 1) период состоит из двух равносильных половин (1-й, 3-й пр. и др.), не имеющих равносильных членов в своем составе; 2) какая либо часть периода состоит из равносильных членов. Об интонации периодов первой формы нами уже сказано. Периоды второй формы отличаются повторяемостью одной и той же интонации, о которой у нас была речь, для каждого отдельного члена периода.

Третья сторона, на которую надо обратить внимание при изучении природы периода, — это логическая. Период с этой стороны отличается от простого предложения тем, что он является всегда раскрытием основной идеи. Это означает то, что в простом предложении идея его и содержание совпадают, а в сложном идея не развертывается с такою отчетливостью и яркостью, как в периоде. Недаром, поэтому, период сам по себе является отдельным сочинением. Таковы периоды

Синтаксические формы имеют свою историю, а потому и период в разные эпохи языковой жизни неодинаков по своему грамматическому строению. От паратаксиса, свойственного начальным стадиям развития языка, мы не найдем образцов периода в письменной словесности. Но так как этот строй речи характерен для устной народной речи, то мы и приведем оттуда образец, на основании которого можно судить о первичной форме периода,

9)Наливал чару зеленого вина в полтора ведра,

И турий рог меду сладкого в полтретья ведра,

Подносил Михайле, князю Казарину:

Принимает он, Михайло, единой рукой

И выпил единым духом.

Этот пример, разумеется, нельзя считать чистым примером паратактической речи, свойственной начальной стадии языка, потому что если в этом примере нет придаточных предложений и их замен, то в нем уже проявляется управление с дополнениями второй и третьей степени — чашу зелена вина в полтора ведра, чего в чистом паратаксисе не могло быть. На грани между периодом устного и книжного творчества можно поставить нечто похожее на период из «Моления» Даниила Заточника: 10) «Богатъ муж вездѣ знаемъ есть и въ чужой землѣ друзи имѣеть, а убогъ въ своихъ невидимо ходить; богатъ возглаголетъ, вси возмолчат, и слово его вознесутъ до облакъ, а убогъ возглаголетъ, вси нань кликнутъ и уста, ему заградятъ; ихъ же ризы чисты, тѣхъ и рѣчь чиста». По своему логическому строю это период противительный с законченной мыслью о социальном положении богача и бедняка. Грамматически это есть сложно-сочиненное, паратаксически построенное предложение, в котором повышение и понижение рассыпаны по всем трем членам этого синтаксического целого. Так как наша письменность очень долгое время находилась под влиянием византийской, и так как в этой письменности периодическая речь имела выработанный строй, то и периоды нашей древней письменности стремятся приблизиться к византийскому строю. Приведем пример из летописи: 11) «Яко же бо се нѣкто землю разоретъ, другыи же посѣетъ; они же пожинаютъ и ядятъ пищу безкудьну: тако и сь (Ярославъ): отецъ бо его Володимеръ взора и умягчи, рекше крещеніемъ просвѣтив: сь же насѣя книжными словесы сердца вѣрныхъ людии, а мы пожинаемъ ученье пріемлюще книжное». Особенность этого периода состоит в неравномерности между повышением и понижением. К понижению относятся два последних предложения: а мы пожинаемъ ученье пріемлюще книжное. В сравнении с периодом из Даниила Заточника в этом периоде понижение уже выделено; но первая половина так же, как и у Даниила Заточника, представляет смесь повышений и понижений. В XVI веке в западнорусской литературе начинает сказываться латино-польское влияние. Это влияние проявляется прежде всего в произведениях кн. Курбского. Приведем пример периода из его истории: 12) «Егда же привезенъ честный крестъ, въ немъ же частка вдѣлана спасеннаго древа, на немъ же Господь нашъ Іисусъ Христосъ плотію страдалъ за человѣки; тогда презвитеры соборнѣ со церемоніями христіанскими обхожденія творяху, и по обычаю церковному освятиша имъ воды, и силою животворящаго креста абіе от того часа изчезоша и безъ вѣсти быша чары оные поганскіе». В этом периоде старорусской письменности имеются уже две части, разграниченные между собою, но здесь нет пропорциональности между первой и второй частью: вторая половина понижения логически является особым видом предложения. Приведенные нами примеры из древней письменности отличаются ограниченным употреблением союзов. В них не встречаются те союзы, которые характерны для подчиненных предложений. В московских приказах стал вырабатываться особый строй речи из смещения старорусского книжного с разговорной речью. А так как этот приказный строй имел влияние на дальнейшую выработку письменной речи, то мы приведем пример из Котошихина: 13) «И въ обѣдъ же какъ приносятъ на столъ ѣствы, круглые пироги, и передъ тѣми пирогами выходятъ того господина сыновіи жены, или дочери замужніе, или кого сродственныхъ людей жены, и тѣ гости, встав и вышедъ из-за стола к дверямъ, темъ женамъ кланяются, и мужья тѣхъ женъ потому жъ кланяются и бьютъ челомъ, чтобъ гости женъ ихъ цѣловали и вино у нихъ пили: и гости, цѣловавъ тѣхъ женъ и пивъ вино, садятся за столъ, а тѣжены пойдутъ попрежнему, гдѣ сперва были». Этот период в сравнении с предыдущими отличается тем, что деепричастие изменилось из предикативной формы в деепричастие-наречие и через это оно примкнуло к сказуемому, как обстоятельственное слово, и тем способствовало развитию гипотаксиса, или подчинения. Другая особенность состоит в наличности союзных речений, связывающих придаточное предложение с главным. Таковы союзы: как, где, чтоб и т. д. Но у Котошихина эти союзы не успели оформиться в том значении, которое свойственно для нашего языка: союз «как» у него употреблен в значении когда. И эта особенность характерна не только для этого союза и для этого отрывка, но и для многих других произведений того времени. Более тесную спайку частей периода и потому более совершенный гипотактический строй мы находим у Ломоносова: 14) «Ободрить начинающиеся науки, утвердить их благосостояние, предков полезные законы; оградить своею милостию, приняв в собственное покровительство; отворить им к себе свободный доступ, поручив их доброхотному представителю их своих ближних — есть столь великое благодеяние, которое в мыслях и сердцах наших во век неизгладимо пребудет, и за которое мы по всей возможности и силе нашей, стараясь о приращении наук и превознося великую благодетельницу похвалами, делом и словом благодарение приносить должны». Этот период в сравнении с котошихинским отличается большей грамматической перспективностью. Тогда как у Котошихина предложения нанизаны так, что трудно разобраться в их связи и зависимости, у Ломоносова равносильные члены периода легко различаются и связь между главными и придаточными также легко проявляется. Из этого примера Ломоносова усматривается еще и та особенность, что все члены предложения у него стоят на определенных местах: сказуемое по образцу латинского языка на последнем месте, дополнение ему предшествует, определение перед определяемым словом. Карамзин стоит на грани между современным литературным языком и ломоносовским. Достоинство периода заключается в том, чтобы он, согласно определению Аристотеля, был речью, легко обнимаемою умом. Это с одной стороны. С другой — период как синтаксическое целое, предназначаемое не только для восприятия зрением, но и произносимое устно, должен удовлетворять и физиологическим условиям устной речи. Поэтому время для его произношения должно соразмеряться с тем временем, которое расходуется при выдыхании без нового запаса воздуха, так как новый запас воздуха набирается только по окончании цельной речи. Имея в виду эти особенности периода, следующий период из Карамзина нельзя считать удовлетворяющим указанным нами особенностям: 15) «Стоя на высоком холме и видя стройные, необозримые ряды войска, бесчисленные знамена, развеваемые легким ветром, блеск оружия и доспехов, озаряемых ярким осенним солнцем, слыша всеобщие громогласные восклицания: «Боже, даруй победу государю нашему», и вообразив, что многие тысячи сих добрых витязей падут через несколько часов, как усердные жертвы любви к отечеству, Димитрий в умилении преклонил колена, и, простирая руки к златому образу Спасителя, сиявшему вдали, на черном знамени великокняжеском, молился в последний раз за христиан и Россию, сел на коня, объехал все полки и говорил речь к каждому, называя своими верными товарищами, милыми братьями, утверждая их в мужестве и каждому из них обещая славную память в мире, с венцом мученическим за гробом». Но у того же Карамзина имеются образцы периодов, удовлетворяющие требованиям современного языка: 16) «Родина мила сердцу не местными красотами, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человечества».

В заключение скажем о том, что схоластиками был выработан общий план периода, состоящий из отдельных вопросов: quis (кто), quid (что сделал), ubi (где), quibus auxiliis (какими средствами), cur (для чего), quomodo (каким образом) и quando (когда).

Ив. Лысков

Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель

Под ред. Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского

1925