Русская энциклопедия - воцерковление

приобщение к жизни церкви. Для подавляющего большинства русских оно начиналось с крещения в младенчестве. Церковь освящала весь жизненный цикл человека. Основой воцерковления служило религиозное посещение храма — с раннего детства до последних дней в старости.

В программе Этнографического бюро кн. Тенишева (1890-е) был вопрос о посещении крестьянами церкви. На него откликнулись почти все, кто писал в бюро из разных концов страны. Крестьянин Ф. Ф. Шутов из деревни Песьи-Веретьи на Вологодчине (Вельский у.) сообщил, что в праздник его односельчане встают в пять часов утра и отправляются в церковь — на утреню и обедню. Церковь была в трех верстах от деревни. Одевались все празднично, несмотря на ранний час.

Посещение церкви в воскресенье и праздники отметили все корреспонденты. В будни же обычно ходили лишь те, кто заказал обедню по конкретному поводу: кончина близкого человека, девятый, двадцатый и сороковой день, сорокоуст. Либо же в Великий пост, когда служили в среду, пятницу и субботу. В это время ходили преимущественно те, кто говел, т. е. готовился к причастию.

Чаще посещали церковь зимой и осенью, когда крестьяне были свободнее от хозяйственных работ. Летом ходили мало. Если храм был далеко, то посещения прерывались на время снежных заносов и распутицы. Из самых отдаленных от церкви деревень, связанных с селом плохими дорогами (через болота, например), ездили или ходили туда лишь на самые большие праздники — Пасху, Троицу, Рождество, а также на храмовые и заветные (обетные). Последние праздники были связаны с обетом, данным отдельным человеком или целой деревней по случаю счастливого избавления от болезни, стихийного бедствия или иноземного нашествия.

Корреспондент из с. Петушково Карачаевского у. Орловской губ., сообщивший, что в церковь у них ходят очень часто, подметил такое различие: на основные праздники «в церкви более бывают мужики, а по воскресеньям — более бабы и подростки». В оценке большего в целом количества посещений мужчинами или женщинами информаторы расходились. П. Каманин из с. Домнино Меленковского у. Владимирской губ. считал, что в церковь вообще больше ходят женщины. Ему вторил корреспондент из Лозичской вол. Боровичского у. (Новгородчина), утверждавший, что женщин в церкви всегда бывает больше, чем мужчин, что они вообще ревностнее относятся к вере, носят туда детей, поминают усопших. А Е. И. Иванов — учитель земской школы из с. Георгиевского Белозерского у. Новгородской губ. — утверждал противоположное: «мужчины обыкновенно ходят в церковь чаще, нежели женщины».

В материалах, поступивших из Боровичского у., утверждалось, что крестьяне к церкви относятся с благоговением, называют ее Божьим домом. Проходя мимо церкви, обычно останавливаются, снимают шапку и крестятся, нередко молятся при этом. То же делают, проходя мимо часовни. Слыша церковный звон вне церкви, осеняли себя крестным знамением. Таким образом храм воздействовал и на религиозное поведение вне его стен, призывая вспомнить о Боге среди повседневных забот.

Идя в церковь на службу, все крестились и кланялись перед входом, затем снова, войдя в храм. «Некоторые старики, войдя в церковь, сначала кланялись на иконостас, а затем направо и налево присутствующим, те отвечают им тем же».

Мужчины становились в церкви справа, а женщины — слева. Некоторые из прихожан прислуживали на богослужении.

Все сообщения сходились в том, что в церкви ведут себя «чинно», «степенно», «благопристойно». «Не было случая, чтобы кто-либо пришел в церковь нетрезвым», — писали из деревни Рыбково Дорогобужского у. Смоленской губ. «Набожность выражается в усердии ко храму Божию». Здешний народ любит часто ходить в церковь для молитвы и непременно бывает у службы по воскресеньям и праздникам; не приходят только отсутствующие из селения и больные. Приходя в церковь, всегда ставят свечи многим святым иконам, и это же делают у себя дома, когда молятся; так, например, поутру или ввечеру затепливают перед домашними иконами свечу или две, или лампаду с деревянным маслом, а в праздник перед каждою иконою ставят по свече. На дому и особенно в храмах Божиих молятся усердно и с благоговением, стоят в церкви с благочестием; часто служат молебны Спасителю, Божией Матери и многим угодникам, которых часто призывают на помощь» — так рассказывалось о набожности крестьян Пошехонского у. Ярославской губ. в описании, присланном в Географическое общество.

Не только старшие в семье следили, чтобы молодежь не пропускала особенно важные богослужения, но и вся община наблюдала за этим. Соседи выговаривали матери, если сын был «ленив ходить к обедне».

Современная исследовательница духовной жизни сибирского и уральского населения XVIII-XIX вв. Н. А. Миненко на разнообразном материале источников пришла к выводу, что «понятие праведной жизни и у крестьян, и у горожан, и у горнозаводского люда Урала и Алтая включало усердное посещение церкви (хотя бы по праздникам, если церковь отстояла далеко от селения), слушание слова Божия, активное участие в жизни прихода».

Все, что делается для храма, — угодно Богу. Такая точка зрения, присущая всем верующим, исключала пренебрежительное отношение к каких-либо видам работ в храме или для храма. В храме и мытье пола свято (прп. Серафим Саровский).

Из Дорогобужского у. Смоленской губ. сообщали в Тенишевское бюро, что крестьяне с любовью относятся к своей церкви, заботятся о ее благолепии. Постоянное участие прихожан в расходах храма выражалось не только в подаче копеек на тарелку, с которой церковный староста обходил молящихся. Община отапливала церковь; нанимала двух сторожей; добровольцы подвозили строительные материалы и т. п.

В с. Георгиевском одноименной волости Белозерского у. Новгородской губ. каждый домохозяин ежегодно что-либо жертвовал на храм: хлебом, холстом, льном, овечьей шерстью, полотенцами. Из Череповецкого у. этой же губернии писали, что крестьяне охотно собирают на нужды церкви, и отмечали крупные пожертвования отдельных крестьян на иконостас.

Горячая заинтересованность рядовых мирян в том, чтобы у них был свой храм, проявлялась в строительстве церквей на средства крестьянских семей и сельских общин, а также в прошениях о создании отдельных новых приходов либо сохранении самостоятельного прихода (когда начальство хотело его слить с другим).

Специально исследовавшая этот вопрос по архивным материалам Каргопольского у. Г. Н. Мелехова пишет: «И в XIX в. все церкви создавались почти исключительно на собственные средства крестьян, но по разрешению епархиального начальства. Сразу после пожара (а они все еще случались нередко) начинались хлопоты о строительстве новой церкви: собирался сход, на котором принималось прошение за подписями всех или большинства домохозяев прихода. Таких прошений, написанных в разные годы, сохранилось множество». Отношение к строительству храма явственно проявлялось в том, что многие (а иногда и все) работы крестьяне выполняли сами, «безмездно»: заготовку и вывозку к месту строительства камня для фундамента, бревен, осинника на лемех и пр. Если храм строился кирпичный, то и кирпич нередко делали сами. Вот как рассказал о возобновлении в 1908 храма свт. Николая в с. Тихманга (Каргопольский у.) местный житель: «Стройка, можно сказать, была народной. Все население волости принимало в ней участие. Сдавали свои ценности, деньги. На лошадях возили из лесу бревна, добывали глину, песок, известь, изготовляли кирпич. Каждый житель обязан был сдать полагающееся количество яиц, сметаны, которые шли как компоненты для приготовления скрепляющего раствора. И все работали безвозмездно. Механизмы были самые примитивные: веревка, блок, аншпуг-рычаг». Церковь возобновили за одно лето.

Население боялось остаться без храма. Если не могли быстро построить своими силами новую церковь, то просили разрешения на перенос (перевоз) «праздного» храма из другого места; временно служили в часовне на кладбище или в приходском училище. В переписке общин с властями по поводу разрешения на строительство церквей крестьяне горячо убеждают, берут на себя новые и новые обязательства (если сверху получены возражения). Самый характер переписки свидетельствует о неформальном отношении прихожан к этому вопросу, об искренней заинтересованности населения.

К подобному же выводу пришли Л. В. Островская и Н. А. Миненко по сибирским и уральским документам XVIII — XX вв.: «Уральцы и сибиряки проявляли неустанную заботу о сооружении в их селениях церквей». Автор считает, что большинство храмов возводилось на пожертвования местных жителей. И даже во 2-й пол. XIX в., когда заметнее стали антицерковные влияния на крестьянство, «готовность, с которой крестьяне-сибиряки ради строительства храма шли на всевозможные тяготы и жертвы», позволяет говорить о высокой приверженности их к церкви. Храм, выстроенный своими трудами, или на собственные средства, либо трудами и средствами отцов, становился неотъемлемой частью их существования. На это крестьяне указывали сами в своих прошениях в консисторию: «Где отцы и деды наши украшали наш храм и погребены на том же приходском кладбище, тако же и мы желаем легчи костьми вместе с прахом наших предков». И из другого прошения (по поводу намерения перенести церковь в другую деревню): «Мы привыкли видеть ее (церковь. — М. Г.), молиться, тут крещалось и умерло уже целое поколение, и вдруг нас хотят лишить этого дорогого храма. Не давайте творить беззаконие, иначе мы все погибнем у этого святого места».

В материалах Синода, где давалось последнее заключение по прошению о строительстве церкви, и фондах консисторий всех епархий России отложилось множество дел XIX в. о вновь строящихся или возобновляемых храмах. Иногда в одном деле — в донесении владыки — концентрируются сведения о постройке многих церквей. Например, в донесении епископа Пензенского и Саратовского от 1826 речь идет о постройке церквей в нескольких слободах, сельцах и деревне. Не всегда инициаторами были приходские общины; обращались за разрешением частные лица, в том числе крестьяне. Так, в 1889 — 93 в Омской консистории рассматривались документы о строительстве деревянной трехпрестольной церкви на каменном фундаменте в д. Низовой Малокрасноярской вол.; храм этот строили на свои средства торгующие крестьяне братья Севастьяновы.

Четкое осознание необходимости храма, заботливость в снабжении его всем нужным для богослужения, теплое отношение к благолепию, украшению церкви — все это было присуще массовому сознанию русских людей. Каждый искренне верующий человек не считал возможным для себя отказаться от участия в трудах или приношениях для храма, дабы не прогневить своим нерадением Бога. Ощущая себя грешниками, надеялись, что эти труды и эти вклады лягут на другую чашу весов Божьего суда.

Об интересе русских прихожан к проповедям в церкви и живой реакции на них существует немало свидетельств. Житель Пошехонского у. Ярославской губ. отмечал в 1854, что крестьяне хорошо понимают содержание религиозно-нравственных поучений и долго помнят их. Умение произнести понятную и важную для слушателей проповедь считалось неотъемлемым качеством хорошего батюшки. Многих священников поражала реакция простых людей — прихожан, которую они чувствовали и видели во время своей проповеди. Это свойство православных верующих России было пронесено через десятилетия безбожной власти. Митр. Вениамин (Федченков), побывавший на родине в январе — феврале 1945 после двадцатипятилетнего перерыва, так написал об этом: «Я достаточно мог наблюдать родной народ и понять его. И скажу прямо: впечатление от народа — самое сильное, самое важное, что я увожу с собою с родины за границу. И прежде всего скажу о верующих. Боже, какая горячая вера в них!.. Я давно не молился так усердно, с такой «зрячей верой», как здесь, среди этого духоносного «дома Божия», Церкви Христовой, Тела Его... А что было, когда говорились слова живой проповеди. Какое внимание! Какая жажда духовная! А нередко — и слезы, текущие по щекам и мужчин и женщин. Горяча вера у русского православного народа».

Духовный стержень православного воцерковления составляет исполнение таинств, особенно — причащения. «Неисполнение таинства покаяния и причащения у не раскольников встречается сравнительно редко», — написал А. В. Балов, свидетельства которого относились преимущественно к Пошехонскому у. «В течение Великого поста все взрослые стараются хотя один раз поговеть, т. е. исповедаться и приобщиться Св. Тайн». Приготовляются постом, молитвами, частым посещением церкви. Немало крестьян стремилось говеть Великим постом в монастырях: с этой целью отправлялись на богомолье в ближние или дальние обители. Принято было причащаться в особых случаях: во время тяжелой болезни; в день святого, чье имя дано при крещении, — именины; по особому благословению старца; перед сложными и долгими поездками; при посещении святых мест (Троице-Сергиевой и Киево-Печерской лавры, Иерусалима, Соловецкого монастыря и др.). Однако представление о том, что причащаться раз в год — достаточно, все-таки оказывало несомненное влияние на частоту причащений массы верующих в XIX в., от которых большинство духовенства не требовало, по-видимому, частых причащений или даже возражало против них. В этом отношении несомненно отрицательную роль сыграли указы Петра I 1716 и 1718 о ежегодном обязательном хождении к исповеди. Должны были раз в год составляться и представляться в Консистории исповедные росписи по трем рубрикам: о бывших у исповеди; о небывших у исповеди и о раскольниках.

Н. В. Алексеева, исследовавшая вопрос об исповеди и покаянии по материалам Европейского Севера России, пришла к выводу, что «основная масса крестьян шла на исповедь в Великий пост»; более всего — в первую, Крестопоклонную и Страстную седмицы. При этом многие в течение Великого поста ходили на дух (то есть на исповедь) по два раза и больше. «В остальные посты, — пишет исследователь, — без особой причины исповедовались и причащались либо престарелые, либо особо благочестивые прихожане». Обязательны были исповедь и причастие перед свадьбой, в опасной болезни и перед смертью.

Русский святитель, недавно прославленный Феофан Затворник обстоятельно высказался об этом: «Много нас теребят по поводу частого причащения. Не смущайтесь... На Востоке христиане часто причащаются, не в одни Великие посты, но и кроме их. Первоначально же в Церкви Христовой за всякою литургиею все причащались. На всякой литургии священнослужитель приглашает: «Со страхом Божиим и верою приступите». — Следовательно, на всякой литургии можно приступать... У нас иные говорят, что грех часто причащаться; иные толкуют, что нельзя раньше шести недель причащаться... Не обращайте внимания на эти толки, и причащайтесь так часто, как потребность будет, ничтоже сумняся. Старайтесь только всячески приготовляться как должно, и приступать со страхом и трепетом, с верою, сокрушением и покаянными чувствами». Св. Феофан Затворник был епископом и хорошо знал аргументы тех, кто был против частого причащения.

Отношение русского духовенства XIX в. к частоте причащения не было однозначным. Сходную со свт. Феофаном позицию занимал, например, иеромонах Иоанникий, орловский крестьянин про происхождению, ставший потом духовником настоятеля Святогорского Успенского монастыря. Он имел множество духовных чад в миру, которым советовал «как можно чаще готовиться и приступать к причащению Святых Христовых Тайн». «Кто часто готовится, — говорил он, — тот невольно делается лучшим по внутреннему человеку, и это уже немалое приобретение. Соединение же человека со Христом, чрез причащение Святых Его Тайн достигаемое, венчая наше убогое и недостаточное приготовление, делает нас и по благодати лучшими, обновляет нас, претворяет из плотских в духовных, что каждый, часто готовящийся и причащающийся Святых Тайн не замедлит увидеть и ощутить в самом себе». В ответ на доводы о неготовности или недостойности о. Иоанникий решительно протестовал: «Не говори мне, что ты не готов и не достоин причащаться часто: не готов, потому что ленишься приготовиться и тем делаешь угодное врагу, которому никто так не претит, как человек часто готовящийся и приступающий к трапезе Господней, ибо таковый страшен ему и недоступен; не достоин, — но кто из нас может признать себя достойным быть причастником Тела и Крови Господа нашего? Все мы не достойны сего дара милосердия Божия; но если ради недостоинства своего будем лишать себя его, то тяжко согрешим и Бога от себя отдалим. В недостоинстве нашем, если сознаем его, каемся и жаждем в приобщении Святых Тайн получить помощь свыше, и состоит достоинство к неосужденному причащению нашему Святых Тайн».

Св. Иоанн Кронштадтский причащался ежедневно и, будучи приходским священником, а сверх того окормляя еще множество приходящих к нему из разных мест богомольцев, и других наставлял причащаться как можно чаще: «одни у него причащались ежемесячно, другие — еженедельно, а отдельные лица — каждые два-три дня; монашествующие же — ежедневно. В лице св. прав. Иоанна Кронштадтского, — пишет современный богослов о. Михаил Труханов, — мы усматриваем того, кто, по Промыслу Божию, возвращает нас к полноте христианской жизни, которой не может быть без более частого причащения, без стремления к нему. Вошедшее в обычай редкое причащение всегда сознательными христианами почиталось как упадок церковной жизни».

Некоторые священники XIX в. с тревогой связывали отрицательные явления в духовной жизни крестьян с редким причащением. Так, иерей Дмитрий Флоровский, которому Екатеринбургское духовное правление поручало в 1839 расследовать явление массового кликушества в селении Нижнем Уткинской волости, писал в рапорте, что больные «у святого Причастия два года уже не бывали; богоявленской воды при домах не имеют, и, в навечерии Богоявления Господня, почти все жители селения Нижнего для окропления домов своих и пития Оной не получают из церкви».

Государственное требование об обязательном причащении раз в год, вошедшее в «Устав о предупреждении и пресечении преступлений», имело в виду лишь официально предлагаемый минимум. Частота причащений в значительной мере зависела от установок конкретных священников. Отношение к исповеди и причастию в народе было несомненно благоговейным и органично соединялось со склонностью к покаянию. Благочестивые обычаи, связанные с причащением, были распространены у русских повсеместно, с некоторыми вариантами (См.: Прощение).

В советский период в деревнях регулярные исповеди и причастие сохранялись многими там (и до тех пор), где ближайшие церкви не были закрыты. В недавно опубликованных воспоминаниях крестьянки П. П. Молокановой (1909 года рождения) — жительницы д. Часовня (Чапаевка) Шараповской волости Звенигородского у. Московской губ., по этому поводу говорится: «Исповедовались и причащались Великим постом один раз, а старушки — на первой неделе и на последней. На Петровки, Успенским, Филипповским постами — некоторые причащались, некоторые — нет. Между постами не причащались. Если больной, то соборовались. Обычно раз в году причащались и исповедовались». Женщина, которой в 1917 было восемь лет, говорит обо всем этом, как о само собой разумеющемся. Наиболее благочестивые и после закрытия храмов в своей волости ездили причащаться в отдаленный город или в другой район.

По мере сокращения советской властью числа действующих церквей, входило в религиозную практику приобщение к Святым Дарам на дому. Немногие священники решались причащать в своем или в чьем-то доме. Для этого нужна была не только смелость, готовность пострадать за веру, но и наличие благословенного епископом антиминса, на котором совершалась евхаристия. Иногда это могли быть запасные Дары, то есть освященные прежде в другом месте. Служение литургии на дому и причащение верующие так тщательно скрывали, что лишь сейчас, в самые последние годы, подобные факты выходят наружу. Они упоминаются, в частности, в воспоминаниях тех священников (и в воспоминаниях о них), которые, вернувшись из заключения, не были допущены к служению в храмах. Так, в дневнике протоирея Симеона Афанасьева среди записей 8/21 мая 1930 читаем: «По такому примеру (речь идет о примере епископа Уфимского Вениамина. — М. Г.) я и сам еще 2 дня продолжал служить в доме Ирины, приобщать и приобщаться Святых Христовых Тайн вне Сергиевской церкви по староцерковному порядку. Аминь».

В этом же дневнике под 14/27 мая 1934 (Троица) помещено подробное описание такого служения литургии на дому (в селе Сорочинском Бузулукского р-на Самарской обл.), когда участники и не стремились скрываться: «Как хорошо, как радостно во славу Божию совершается у меня служба. Какое ныне было богатое пение! Пели три хора: из своих — Настя — канонарх и Уляша, Мавруша — регент с подругой из с. Ивановка, а также три лучшие кодяковские певицы. Наше жилище к Троице побелено и убрано. Вся келья — светлая, украшена зеленью и цветами и благоухает ландышами. Святой уголок сияет золотом. Здесь помещены 4 кипарисных образа афонского письма, иконы дванадесяти праздников и другие. Большой литой крест с изображением Богочеловека как бы покрывает все святыни, размещенные в строгом порядке наподобие церковного иконостаса. Рядом с этой красотой — старая лубочная картина с видом Киево-Печерской лавры — моей незабвенной духовной школы... И вот теперь я на торжественном Богослужении: в светлом облачении и камилавке, в свете множества горящих свечей, в окружении полусотни богомольцев. Мы дерзко нарушаем гражданские законы, и я не скрываю этого, ибо «слово Божие не вяжется». И далее, в связи с литургией 13/26 августа (воскресенье, день памяти свт. Тихона Задонского) сказано: «На литургии было много жаждущих приобщиться Св. Тайн».

При этом не было разрыва с официально признаваемой Церковью — ни у священника, ни у мирян, причащающих на дому. О. Симеон пишет по этому поводу: «Мы — по благодати апостольские преемники — ныне рассеяны и разъединены, «яко овцы, не имущия пастыря». Кто разрешит наши сомнения, кто утешит нас доброй надеждой в претерпеваемой нами жизни? Но прав ли я, ища наставников и старого строго-церковного порядка? Разве не очевидное дело, что мы живем в предпотопное время? И уклоняться от церкви Христовой, хотя и управляемой митрополитом Сергием, нельзя, ибо другой церкви у нас нет». Сам о. Симеон нередко причащался в эти годы в официально признаваемых храмах, поддерживал отношения с владыкой Самарской епархии и, более того, получил сан протоиерея от заместителя Патриаршего местоблюстителя. Епископ Самарский Петр знал о домашних службах в Сорочинске. Подобные ситуации возникали и в других епархиях.

В наши дни отмечается неуклонный рост как числа причащающихся, так и частоты причащений каждого прихожанина в отдельности. Поражает массовость причащения в отдельные дни: на праздники; на первой, Крестопоклонной и Страстной неделях Великого поста (особенно в Великий четверг); в дни особо чтимых святых. Исповедают в таких случаях несколько священников, и причастие совершается из двух или трех, а иногда даже четырех чаш. Кроме того, много причастников бывает каждое воскресенье.

Те, кто недавно еще робко расспрашивали у прихожан, что нужно сделать, чтобы причаститься, через некоторое время оказываются в числе часто причащающихся и уже сами дают аналогичные советы. Этот процесс особенно заметен в тех храмах, где служат сильные в духовном отношении священники и где настоятель, а соответственно и весь клир, положительно относятся к частому причащению мирян. В таких приходских общинах формируется, сохраняется и расширяется определенный круг верующих, принимающих Святые Дары не только каждое воскресенье, но и чаще.

На глазах расширяется возрастной состав причащающихся. Все большее число младенцев подносят к причастию родители (часто — отцы) или бабушки. Все большее число детей всех возрастов толпится впереди очереди верующих, желающих исповедаться: малыши, направляемые старшими, лишь подходят под благословение; а те, кому семь лет и более, — исповедуются. Иные школьники (и девочки, и мальчики) вынимают из кармана листок с пространным перечнем своих проступков, и священник, склонившись к ребенку, терпеливо беседует с ним, несмотря на обширную очередь взрослых. К детям батюшки бывают, как правило, особенно внимательны.

Заметно расширяется возрастной состав исповедников и причастников за счет притока в храмы молодежи. Юношами и девушками стали те дети, которых мало еще воцерковленные родители не очень уверенно привели впервые в храм в к. 80-х. А рядом с ними — молодежь, остро переживающая сегодня противоречие между задачей исполнения заповеди о почитании родителей и отстраненностью от веры и церкви старшего поколения своих семей. Нередко совместно приходят к пониманию необходимости причастия пары, переживающие предбрачный период отношений. Немало и молодых семей (супруги с ребенком или несколькими детьми). Часть из них чувствует за собой непрерывную православную традицию многих поколений. У большинства — православная традиция возрождается после перерыва в одном, двух, а то и трех поколениях. Им помогает выработать отношение к причастию авторитет духовного отца либо крестных.

В связи с причастием, как и во всем процессе воцерковления в современных условиях, отмечается обратное воздействие русской православной молодежи на старшее поколение: взрослые дети, уверовав, приводят своих пожилых или престарелых родителей в храм. Иногда пожилые родители, принадлежавшие ранее к верующим, но мало воцерковленным людям, под воздействием книжной православной культуры своих детей, а также проповедей священника приходят к необходимости исповеди и причастия.

М.М. ГромыкоИсточник: Энциклопедия "Русская цивилизация"