[восходит к древнеиран. *hvarnah-, обычно трактуемому
как обозначение солнечного сияющего
начала, божественного огня, его материальной эманации (ср. вед. svar, «свет», «сияние», «блеск», «солнце»), возрастающей, прибывающей, расширяющейся
силы (ср. индоевроп. *suer ð/-nes'), нечто желанное, достигнутое, откуда «хорошая (благая) вещь», «желанная вещь», «благо», «имущество». Авест. х¢аðnаh, «слава», «величие», «блеск», «сияние», «харизма» и т. п., согд. ргn, «слава», «знамение» и т. п., осет. farn, «обилие», «счастье», «мир», др.-перс. farna, ср.-перс. xvarrah, «царская слава», «царское величество»,
перс. farr, «блеск», «великолепие», «пышность» и т. п., согд. prn, frn, сакск. phârra, «положение», «ранг», «достоинство», «звание» и т. д.], в иранской мифопоэтической традиции божественная сущность, приносящая богатство, власть и могущество; державная сила. Видимо, Ф. выступал и как неперсонифицированное сакральное начало абстрактного или конкретного (материальный символ) характера, и как персонифицированный божественный персонаж. В «Авесте» Ф. обычно некая сакральная благая
доля, «хорошая вещь» («Яшт» XVII 6). Им могут владеть божественные персонажи, дарующие его людям («Датастан-и-деник»),
сами люди, для которых Ф. обычно воплощается в богатстве («Яшт» Х 8, «Ясна» 60, 2, 4), доме, жене, детях, скоте, здоровье («Яшт» XV 56, известна формула пожелания Ф. для сохранения здоровья в поздних зороастрийских текстах). Ф. имеет общие атрибуты с едой, пищей, которая в иранских языках может обозначаться тем же словом, что и Ф., или его производными (авест. ¢хаrðnah, ¢xarðnti, x¢arðtay, x¢arðθa, x¢arðna и т. п.). Ф. выступает и как добрый дух охранитель
дома, в случае смерти хозяина он покидает дом, если не соблюдены некоторые условия (ср. отражения в осетинской традиции: пословица «тише, не забывай о Ф. дома», представление о том, что отцовский Ф. не уходит в царство мёртвых). Особым Ф. обладает селение, область, страна, народ. В ряде случаев говорится о Ф., скрытом в глубине вод («Яшт» XIX 51-64), о Ф., связанном с водами и реками, с солнцем, выступающим как даритель Ф. («Денкарт»). Иногда Ф. реализуется не столько в материальном виде, сколько символически как счастье, доля,
судьба (в этом смысле он сопоставим с греческой
Тихе, римскими Фортуной, гением и т. п.). Именно такой Ф. свойствен, видимо, ариям в целом, жрецам-кави, Заратуштре («Яшт» Х 105).
Тот, у кого есть Ф., «обладатель благой судьбы». Ф. объект восхвалений («Яшт» XIX), он непобедим и могуществен: он спутник победы, являющийся в виде сияющего огня («Перед Митрой летит пылающий
огонь, могущественный фарн кави», «Яшт» Х 127). Образ сияющего Ф., высшей божественной доли, находящейся в обладании верховной
власти (царя), получил воплощение в царском нимбе. Более поздняя традиция усвоила образ Ф. как символ незыблемости шахской власти в Иране. Ф. как доля, судьба связывался с брачными и похоронными обрядами. Ср., например, отражения в поздней традиции: свидетельства армянских авторов Фавстоса Бузанда (5 в., «История Армении», IV 24) и Мовсеса Хоренаци (кон. 5 нач. 6 вв., «История Армении» III 27), согласно которым царская гробница это место, где находится Ф. царя после его смерти; таджикское представление о том, что
душа барана (связываемого с Ф.) помогает душе человека перейти через
мост, ведущий в
рай, и т. п. У осетин при введении жениха в дом шаферы возглашают «Ф. шествует!», поются свадебные песни Ф. и т. п. Иранской религиозно-мифологической традиции не было чуждо и представление о плохом Ф., откуда авестийское duš-х¢аrðnah-, «обладающий плохим Ф.». Основная мифологема о том, как Ф. оставляет своего обладателя, связана с Иимой, от которого Ф. отлетел в облике
птицы варэгца (уârðγna, «Яшт» XIX 32). Тот же мотив встречается и позже. Ф. не только связан с животными, но и нередко трансформируется в зооморфные образы. О связи Ф. с птицей варэгна (сокол Варган, инкарнация Веретрагны), возможно, свидетельствует упоминание в «Яште» (XIV 36) об амулете из птичьих перьев, который приносит почтение, дарует Ф. Реконструируется (Г. В. Бейли) представление о Ф. в виде газели. Широкое распространение, особенно в сасанидском искусстве, получил образ барана как воплощённого Ф. Это связывает Ф. с
Веретрагной, чьим атрибутом был
баран (уже в «Видевдате» 19, 17
Веретрагна в образе ветра называется «несущим x¢arðnah-», где х¢аrðnahтолкуют как божественное знамя, знак). Начиная с Шапура II изображение барана как символа бога Ф. получает широкое распространение, а Аммиан Марцеллин сообщает, что в одном из сражений Шапур II имел на голове богато украшенный убор в виде бараньей головы (Res gestae XIX 1, 3). Сходные изображения известны на кушано-сасанидских монетах, предметах посуды и утвари. В пехлевийском сочинении 6 в. «Карнамаки Ахтахшери Папакан» образ барана на лошади выступает как воплощение царственного кейянидского Ф. Ср. использование образа барана в структуре царского трона: в «Шахнаме» Кай Кавус дарит Рустаму трон в виде барана. Видимо, эта символика имела и более глубокие корни. Уже на луристанских бронзах, на стеле из Унташгала, на ещё более ранних печатях отмечены персонажи с короной, украшенной бараньими рогами. Изображения барана присутствуют на многочисленных зооморфных ручках сосудов в среднеазиатской и сарматской керамике первых веков н. э. (иногда вместо барана выступают
козёл,
вепрь, собака и т. д.). Б. А. Литвинский толкует их как зооморфные символы Ф. охранителя сосуда. Не исключена связь Ф. в образе барана с осетинским «властителем спальни», награждающим новобрачных потомством (своего
рода субститутом «властителя спальни» является «святой баран», к которому в брачном обряде обращаются с просьбой, чтобы рождались мальчики; ср. связь Ф. с брачными обрядами). С персонифицированным образом божественного Ф., возможно, следует связывать находку на Кубани золотого амулета с надписью, содержащей имя Уатафарнес, толкуемое рядом исследователей как Ф. (божество) жилища. В иранской традиции есть немало примеров, когда Ф. изображался в человеческом облике. В согдийско-манихейской версии сказки о Кесаре и ворах вор, облачившийся в царские одежды, обращается к лежащему в гробнице Кесарю, объявляя, что он его Ф. Вероятно, Ф. как особое божество входил в состав согдийского пантеона (по реконструкции В. Б. Хеннига). В Бактрии у кушан Ф. изображался в виде человека в царской одежде. Широко известны изображения мужского божества Фар(р)о на кушанских монетах.
Иранские производные от Ф. *hvarnah оказали влияние на формирование сходных понятий у соседних народов (ср. древнетюркское qut или слав. *slava), а в некоторых случаях заимствовались ими (ср. тохарские иранизмы perne, param или, возможно, славянское «парни, парень» как обозначение социально-возрастной категории мужчин, готовых к вступлению в брак).
Особый престиж, который связывался с понятием Ф., предопределил чрезвычайно широкое использование слова «Ф.» в ономастике (в частности, царской). Ср. скифско-сарматские [Φάρνης (ср. осетинскую фамилию Fœrniatœ), Φάρνάχης, Φαρνοξαρθος, Χοφαρνος, Πιτφαρνάχης, Σαιταφάρνης и др.], согдийские (βγyprn=Bagçfarn, Nanefarn, Wγašefarn и др.), парфянские (Mtrprn=Mihrafarn, Prnbg= Farnbag, Brzprn=Burzfarn и др.), хорезмийские (šy'wršprn) имена, а также ещё более древние наименования, например в ассирийских клинописных источниках: Awarparnu (713 до н. э.), Sitirparna==Èiθrafarnah-, Iparna. Характерна семантика элементов, составляющих сакрально отмеченные формы: Ф. и baga-/baγa-, «доля», «бог», arta-, «истина», xšaθra-, «царская власть», агуа, «арийский» и т. п. (ср., например, священные огни Farnbag, Aturfarnabaγ и др.).
Лит.: Миллер В. Ф., Осетинские этюды, ч. 2, М., 1882; его же, О сарматском боге Уата-фарне. в кн.: Древности Восточные, т. 1, в. 2, М., 1891, г. 129-34; Тревер К. В., Золотая статуэтка из селения Хаит, в кн.; Труды Государственного Эрмитажа, т. 2, Л.-М.. 1958. с. 142--43;
Литвинский Б. А., Квнгюйско-сарматский фарн, Душ., 1968; Топоров В. Н., О происхождении нескольких русских слов (К связям с индоиранскими источниками), в кн.: Этимология. 1970, М., 1972, с. 23-37; Nyberg Н. S., Die Religionen des Alten Iran. Lpz., 1938; Widengren G., Hochgottglaube im Alten Iran, Uppsala, [1938]; его же, The Sacral Kingship of Iran, в сб.: La regalita sacra, Leiden, 1959, p. 242257; его же. Die Religionen Irans, Stuttg., [1965]; Bailey Н. W.. Zoroastrian problems in the ninth-century books, Oxf., 1971; его же. Armeno-Indoiranica, в кн.: Transactions of the philological society, L., 1956; его же, Iranian aryaand daha-, в сб.: Transactions of the philological society, L., 1960; Lentz W., Yima and Khvarenah in the Avestan Gathas, в кн.: A Locust's Leg. Studies in honour of S. Н. Tagizadeh, L., 1962, p. 131-134; Duchesne-Guillemin J., Le «Xârðnah», «Annali dell' Istituto Universitario Orientale di Napoli. Sezione linguistica». 1963. v. 5. p. 19-31; Bussagli М.. Painting of Central Asia, Geneva, 1963; Мo1e М., Culte, mythe et cosmologie dans I'lran ancien, P., 1963, p. 434-68; Henning W. В., A Sogdian God, «Bulletin of the School of Oriental and African Studies», 1965, v. 28, № 2; Asmussen J. P., [рец. на кн.] Binder G., Die Aussetzung des Konigskindes Kyros und Romulus. Melsenheim am Glan, 1964, «Orientalistische Literaturzeitung», 1967, Jg. 62, № 5-6, Gobi R., Dokumente zur Geschichte der iranischen Hunnen in Bakterien und Indien, Bd. 1, Wiesbaden, 1967 [Katalog]; Rosenfield J. М., The Dynastic arts of the kushans, Berk.-Los Angeles, 1967.
В. Н. Топоров.
(Источник: «Мифы народов мира».)
