Большая биографическая энциклопедия - барятинский князь александр иванович

— генерал-фельдмаршал, член государственного совета, род. 2 мая 1815 г., от второго брака князя Ивана Ивановича Барятинского с графинею Мариею Федоровною Келлер, ум. в 1879 г. Вскоре после рождения ребенка неизвестный человек оставил на лестнице дома рисунок-гороскоп, как полагают, произведение одного из членов существовавших тогда в России масонских лож. Предсказания гороскопа не вполне сбылись, но все-таки замечательно, что оправдалось главное пророчество о победах на Востоке, о призрении пленника; а совет быть великодушным к побежденным сделался девизом будущего фельдмаршала. На князе Александре, как на старшем представителе рода, было сосредоточено все внимание отца, ревностного англомана, и для воспитания его была составлена особая инструкция, которая однако впоследствии не могла быть выполнена со всею точностью. Согласно ей, князь Александр Иванович до пятилетнего возраста оставался под женским присмотром, а затем должен был перейти на попечение гувернеров. Этот первоначальный период жизни посвящался развитию физических сил и ловкости: холодные купанья, гимнастические упражнения, езда на неоседланных лошадях — вот средства к достижению этой цели. С семилетнего возраста отрок должен был уже приступить к изучению языков — русского, славянского, латинского и греческого, причем главнейше следовало обращать внимание на родное слово. Одновременно с этим начинялось обучение рисованию и арифметике. С 12 лет надлежало приступить к изучению механики и прикладной математики, а эти науки должны были приохотить юношу к занятиям земледелием, что и составляло конечную цель и заветное желание составителя инструкции. Князю Александру предполагалось отвести участок земли для агрономических опытов и предоставить земледельческие орудия. Он должен был основательно изучить многопольное хозяйство и устройство машин, равным образом и искусство межевания, а также научиться свободно обращаться с столярными инструментами. Такое практическое воспитание имело назначением выработать в князе самостоятельность, деловитость и сознательное отношение к окружающей жизни. В программу воспитания входило также развитие памяти изучением поэтических произведений и выработка красноречия произнесением вслух сочиненных самим учеником речей. Путешествиям по чужим краям отводилось в инструкции 6 лет, в течение которых юноша должен был знакомиться с историей и статистикой посещаемых стран. В видах наискорейшего и основательного изучения этих отраслей знания, князя Александра должны были, во время его путешествий, сопровождать врач, химик, ботаник, механик (из голландцев, англичан или швейцарцев), немец, знакомый с латинским и греческим языками, главный педагог, на обязанности которого лежало руководство всем воспитанием вообще, и русский наставник, хорошо знающий Россию, ее историю и законы. Четыре года предназначалось на путешествие по Европейской, и два года по Азиатской России. По окончании этих путешествий князь Александр должен был поступить на службу в министерство внутренних дел или финансов, но никоим образом не в военную службу, и не в придворную или дипломатическую. На старости лет, по выходе в отставку, должно поселиться в деревне, чтобы "позаботиться о просвещении и благополучии своих крестьян и приучить их к занятию искусствами и ремеслами, которые увеличат его доходы и дадут вместе с тем занятие толпе праздной челяди". В этих наставлениях, кроме некоторого влияния педагогических идей Руссо, ярко отразился английский идеал богатого, родовитого образованного землевладельца, landlord'а, осевшего в своем родовом поместье, заботящегося о культуре хозяйства и просвещении темного народа, который находится от него в зависимости. Те же английские взгляды князя Ивана Ивановича сказались и в его духовном завещании, по которому для князя Александра определялось образование майората в 8000 душ, остальное же имущество распределялось княгине Марии Федоровне, трем сыновьям и трем дочерям, рожденным от второго брака; о дочери от первого брака в завещании ничего не упоминалось. Образованием обширного майората в пользу князя Александра имелось в виду поддержание рода, почему на представителе этого рода и сосредоточивались весь блеск и роскошь княжеского дома Барятинских. Надежды отца относительно будущей деятельности первенца далеко не осуществились, и князь Александр Иванович воплотил идеи своего отца только в своих отношениях к остальным членам семьи, являясь их действительным главою, покровителем и представителем княжеского дома. Попечения о материальном благосостоянии членов семьи составляли особенный предмет внимания кн. Александра Ивановича, и братья находили в его лице всегда великодушного и щедрого покровителя. Рано и искусственно развитая фамильная гордость легла отпечатком на отношения молодого князя и к окружавшим его лицам. Он был со всеми вежлив, прост и любезен, но не терпел фамильярности и развязности в обращении с собою и, даря своего собеседника вниманием, тем не менее никогда не переходил в своем сближении с ним известной черты. И это делалось как-то само собой без обидного высокомерия или унизительного презрения. Княгиня Мария Федоровна дала сыну прекрасное домашнее образование, особенно по части знания языков, и, когда юноше минуло 16 лет, собиралась определить его в московский университет, но это не удалось, так как молодой князь, под влиянием гвардейца Свистунова, заявил решительное желание посвятить себя военной службе. Мать и родные употребляли все силы, чтобы отговорить его, но тщетно. Князь Александр выказал здесь те упорство и самостоятельность, которые составляли его отличительные качества и в последующей жизни. Семейный спор дошел до дворца, сама императрица поддержала молодого человека, предложив его зачислить в кавалергардский полк, шефом которого она состояла, а в августе, 1831 г. кн. Барятинский поступил в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.

В этом учебном заведении кн. Барятинский, кавалергардский юнкер, всецело окунулся в веселую, шумную жизнь столичной молодежи того времени. Высокий, статный обаятельно красивый с прелестными голубыми глазами и вьющимися белокурыми кудрями, он производил неотразимое впечатление на женщин, и его романические приключения отодвинули на задний план интерес к учебным занятиям. Следствием слабых успехов в науках было то, что кн. Барятинский не мог окончить курса школы по первому разряду и выйти в любимый кавалергардский полк, а вынужден был в 1833 г. поступить корнетом в гатчинский кирасирский полк (тогда армейский). Но не здесь лежали его интересы и симпатии; его настоящей семьей был кавалергардский полк, в жизни которого он и принимал самое живое участие. Так, между прочим, он участвовал в крупной шалости кавалергардских офицеров, направленной против нового командира полка, наделавшей много шуму в городе; последствием ее был арест князя Барятинского на гауптвахте воспитательного дома. Его шалости, кутежи, веселые похождения и романические приключения получили в Петербурге широкую известность. Своим легкомысленным поведением он навлек наконец на себя неудовольствие императора Николая Павловича, и ему пришлось серьезно задуматься над поправлением своей пошатнувшейся репутации. Князь Александр Иванович не долго колебался в выборе средств и заявил категорическое желание ехать на Кавказ, чтобы принять участие в военных действиях против горцев. Такое решение, обнаружившее самостоятельность характера и незаурядное понимание службы, вызвало большие толки в семье и среди знакомых. Князя молили не рисковать собой, но тщетно; он что решил, то и должно было осуществиться; "Скажите Государю, просил кн. Барятинский передать императору Николаю Павловичу, что если я умею делать шалости, то умею и служить". Вследствие его настояний в марте 1835 г., т. е. когда ему еще не минуло 20 лет, он был по Высочайшему повелению командирован в войска Кавказского корпуса на все время предстоявших в том году военных действий. В апреле он простился с Петербургом и поехал к месту командировки, где и поступил в отряд генерала Вельяминова, под ближайшее начальство кн. Орбелиани, командира конного полка Черноморских казаков.

Действия наши против западных горцев в период 30-х годов не отличались значительными успехами и имели главною целью утверждение в черте треугольника между крепостью Анапою, морем и устьем Кубани. В одной из экспедиций осенью 1835 г. против племени натухайцев, живших в верховьях реки Абинь, участвовал и кн. Барятинский. Командуя 21 сентября сотней спешенных казаков, в пылу рукопашного боя, окончившегося нашей победой над горцами, князь был тяжело ранен ружейной пулей в бок и был вынесен на плечах Н. П. Колюбакиным, участвовавшим в сражении в качестве разжалованного рядового. Рана кн. Барятинского была очень серьезная (пуля засела глубоко и до конца его жизни не была извлечена), и он в течение 2 суток находился между жизнью и смертью, все время в беспамятстве. В один из моментов сознания больной продиктовал командиру черноморских казаков, Безобразову, свое духовное завещание, в котором распределил все свое имущество между родными и друзьями и просил ходатайствовать о возвращении Колюбакину офицерского звания. Последняя просьба была исполнена, и отношения между кн. Барятинским и Колюбакиным сохранились навсегда самые сердечные. В этом случае ярко сказалось благороднее отношение князя к несчастным и рыцарский долг платить щедро услугой за услугу, Богатырский организм больного поборол недуг, и ему разрешено было для поправления здоровья уехать сначала в Петербург, а потом, за границу. Колюбакин, по поручению генерала Вельяминова, описал в подробностях геройское поведение молодого кн. Барятинского его матери, которая, пораженная горем, показала письмо императрице Александре Феодоровне, а от нее подвиг кн. Барятинского стал известен самому Государю и всему петербургскому обществу. Наградой за экспедицию было производство князя в поручики и пожалование золотой сабли. По прибытии в Петербург, у кн. Барятинского с визитами, соболезнованиями и поздравлениями перебывал весь аристократический мир, но высшею наградою было посещение его Наследником Цесаревичем, который при входе приветствовал его словами: "Государь Император повелевает вам состоять при Наследнике". Со слезами на глазах припал кн. Барятинский к груди Цесаревича, и это сердечное свидание, по его собственному сознанию, было торжественным моментом очищения от прежней греховной жизни. Все прежнее было забыто, и перед молодым героем открывалась новая жизнь.

Отдохнув в Петербурге, кн. Александр Иванович получил продолжительный отпуск за границу. Путешествуя по разным европейским землям, он старался пополнить пробелы своего образования: слушал лекции в университетах, знакомился с писателями, учеными, выдающимися политическими и общественными деятелями, преимущественно из высшего общества Франции и Англии. В 1838—39 гг. он сопровождал Цесаревича в его путешествии по Европе, и в это время кн. Барятинский сблизился в особенности с рано умершим граф. Иосифом Виельгорским, вместе с которым он задался целью собрать библиотеку иностранных сочинений о России и музей предметов, относящихся к России. Впоследствии эта обширная библиотека, со включением в нее библиотеки ориенталиста Гульянова, приобретенной кн. Барятинским в 1840 г., поступила в распоряжение московского Румянцевского музея.

По возвращении из-за границы, кн. Барятинский проживал в Петербурге, состоя на службе в лейб-гвардии гусарском полку, страстно увлекаясь царскосельскими скачками, для которых он содержал дорогих лошадей, и занимаясь приведением в порядок своих денежных дел и устройством майората. Служебное движение шло очень быстро, и уже к 1845 г. мы видим кн. Барятинского в чине полковника. Однако князя Александра Ивановича манил к себе Кавказ, чтобы принять участие в предполагавшейся большой экспедиции кн. Воронцова против резиденции Шамиля, аула Дарго. После сношения по этому предмету с кн. Воронцовым, кн. Барятинский был прикомандирован к кабардинскому егерскому кн. Чернышова полку и 30 мая 1845 г. назначен командиром 3-го батальона этого полка.

Экспедиция против Дарго была неудачной по своим последствиям. Самым блестящим делом во время нее было занятие Андийских высот, выпавшее на долю кн. Барятинского и сразу поставившее его имя наряду с выдающимися и испытанными кавказскими героями. Выбивая горцев из занятых ими укрепленных позиций, кн. Барятинский блестяще выполнил поручение кн. Воронцова и вызвал восторженные одобрения, как главнокомандующего, так и его свиты, наблюдавших издали за действиями батальонного командира, "шедшего, по словам кн. Воронцова, впереди храбрейших и подававшего собою пример мужества и неустрашимости". Тяжело раненный пулею в ногу и награжденный орденом св. Георгия 4 степени, кн. Барятинский снова вынужден был расстаться с Кавказом, вернуться в Петербург, а оттуда для поправления здоровья предпринять продолжительное путешествие за границу. По дороге, однако, при посещении Варшавы, получив от кн. Паскевича предложение принять участие в военных действиях против польских мятежников, он еще отличился, разбив 21 февраля 1846 г. кавалерийский отряд повстанцев под командою Мазараки и отбросив сформированное в Краковском округе войско врагов за границу. За этот подвиг князь был награжден орденом св. Анны 2-й степени.

Вскоре по возвращении из заграничного путешествия, кн. Барятинский получил от кн. Воронцова предложение принять командование кабардинским полком. Как ни лестно было это предложение, князь Барятинский колебался, подозревая, что оно вызвано давлением из Петербурга, не вполне уверенный в искренности расположения кн. Воронцова, тонкий характер которого он со свойственной ему проницательностью успел достаточно изучить, а потому опасался, что его независимость и гордость могут пострадать от столкновения с высшим начальником, отличавшимся, как и он, непреклонною волею. Однако последующее показало, что эти опасения были напрасны. 28 февраля 1847 г. последовал приказ о назначении кн. Барятинского флигель-адъютантом и командиром кабардинского полка. Решение кн. Александра Ивановича расстаться с придворной жизнью вызвало сильные сожаления в Петербургском обществе. Сборы его на Кавказ были продолжительны и сложны. Он решил перенести в свою полковую квартиру всю свою блестящую обстановку столичной жизни, полагая, что полковой командир, в его положении, помимо своих служебных отношений к подчиненным, должен был явиться видным представителем вверенной ему части войска. Отъезд из столицы сопровождался задушевным прощанием с товарищами, а большой свой багаж князь отправил по Волге в виде целой флотилии.

В полку с нетерпением ждали прибытия нового командира. В нем видели друга Наследника, богатого вельможу, лихого товарища, обаятельного собеседника, и при том старого знакомого, героя Андийских высот. Князь Барятинский явился с сознанием важности возложенного на него командования одним из храбрейших полков, за последнее время находившимся не в особой милости. Он был серьезен, педантически требователен и беспощадно строг в соблюдении дисциплины; его начали бояться, перед его нахмуренными бровями трепетали старые кавказцы, о его личности распространялись легенды. Входя во все, подчас мелкие, подробности полкового хозяйства и жизни подчиненных, работал без устали, он вместе с тем сумел сделать свой дом центром полковой жизни. Все, имеющие к нему дело, пользовались совершенно свободным к нему доступом, офицеры аккуратно собирались у него каждый день на обед и ужин, не было недостатка и в развлечениях. Князь не жалел денег на нужды полка и, между прочим, на свой счет вооружил полк штуцерами.

Но рядом с этими ближайшими служебными делами кн. Барятинский непрестанно следил за общим ходом дел на Кавказе, изучал страну и взвешивал наши шансы на успех в борьбе с горцами. Он знакомился с литературой, посвященной Кавказу: сочинение Дюбуа де Монпере "Voyage autour du Caucase" делается его настольной книгою, а в библиотеке его можно было найти записки Пассека, Бюрно, Неверовского о нашем положении на Кавказе. Вникая в установленную кн. Воронцовым систему военных действий, кн. Барятинский находит ее единственно разумной и плодотворной, но вместе с тем считает необходимым сделать в ней существенные поправки и дополнения. Так, он удивлялся тому предпочтению, которое мы отдавали Дагестану пред Чечней для покорения Восточного Кавказа, и уже тогда высказал взгляд, что крайность и истощение средств горцев должны наступить с потерей Чечни, — взгляд, впоследствии блистательно подтвердившийся и послуживший исходной точкой отправления при окончательном замирении Кавказа. Эта подготовка к будущей работе, занятия в тиши кабинета делаются все упорнее и продолжительнее, и не раз утренняя заря застает кн. Александра Ивановича погруженным в изучение интересующих его вопросов, не раз он подает в серьезных случаях и свое мнение, не ограничиваясь одним исполнением распоряжений начальства. Так, по его указанию, штаб-квартира полка переносится из кр. Внезапной в Хасав-Юрт, что имело важное стратегическое преимущество и обеспечивало наши войска удобным местопребыванием и сообщением с главными действующими силами; по его представлению изменяется дислокация войск на Кумыкской плоскости, и видах защиты покорных нам племен и с целью обеспечения наших сношений с Дагестаном и с левым флангом Кавказской линии; по его же мнению выбрано новое, более удобное место для постройки моста через Терек. Все это значительно возвышало кн. Барятинского в глазах кн. Воронцова, и из их обширной переписки видно, насколько ценил главнокомандующий стратегические способности молодого полкового командира.

Из чисто боевых подвигов кн. Барятинского за это время следует прежде всего упомянуть о деле при ауле Зандак, где он, исполнив существенную сторону поручения — отвлечь неприятеля от наших главных сил, — сумел воздержаться от тщеславного желания овладеть ценою гибели множества солдат неприятельскою пушкою, и этим обнаружил свой верный военный взгляд и распорядительность. В ноябре и декабре 1847 г. он предпринял ряд удачных набегов на Шамилевские аулы, за что был награжден орденом св. Владимира 3 степени. Летом 1848 г., действуя со своими кабардинцами в отряде кн. Аргутинского-Долгорукого, кн. Барятинский при взятии аула Гергебиля своей стойкостью и распорядительностью более всего содействовал успеху дела, и за это был произведен в генерал-майоры свиты Его Величества.

Неумеренная жизнь годов юности начинала однако сказываться сперва легкими, а потом все усиливающимися приступами подагры, которые вызывали жестокие страдания, производили удручающее влияние на душевное настроение кн. Александра Ивановича и вынудили его снова ходатайствовать об отпуске, разрешенном ему осенью 1848 г. Придворные сферы с нетерпением ждали прибытия в Петербург кн. Барятинского, задумав его сватать; но эти паны не входили в расчеты князя, а потому, получив о них сведения, он, под видом болезни, остановился в Туле, протянул здесь время своего отпуска и, считая его оконченным, поспешил на Кавказ. Фельдъегерю, посланному ему вслед, князь указал на свою болезнь глаз, усталость и необходимость пребывания в полку. Этим он отсрочил свой приезд в Петербург еще на год. Эпизод этот не остался без влияния на отношения к кн. Барятинскому кн. Воронцова, который понял, что Царская Семья уже несколько иначе смотрит на князя Александра Ивановича, а вместе с тем сплетни об отзывах кн. Барятинского о деятельности наместника не могли не вызвать в нем охлаждения. В то же время друзья и родственники из Петербурга давали понять, что кн. Барятинскому необходимо появиться при дворе для восстановления своего прежнего положения. Вследствие всего этого в 1850 г., распростившись с полком, кн. Барятинский явился в Петербург.

Встречен он был в петербургских салонах, где видели охлаждение к нему Государя и Государыни, несмотря на ежедневные свидания с Цесаревичем, далеко не так приветливо, как раньше. Сам кн. Барятинский подчеркивал своим поведением, что не ищет милости Двора и расположения общества. Чтобы показать свое равнодушие к свету, он изменил даже наружность: обстриг свои кудри, отпустил тупые подстриженные бакенбарды, ходил немного сгорбившись и опираясь на палку. Это придавало ему, при его загоревшем, обветрившемся лице, вид бравого служаки и уничтожало прежнее представление об изящном царедворце. Он принял меры к тому, чтобы лишить себя заманчивого качества богатого жениха, повесив на елку у матери в виде сюрприза передачу майората второму своему брату, князю Владимиру Ивановичу. Князь Александр Иванович перестал появляться в свете, пребывая в тесном кругу близких людей и за занятиями по изучению разных государственных вопросов, главным образом касающихся дел дорогого ему Кавказа, уясняя себе, как государственные потребности и значение этого края, так и средства к окончательному в нем водворению русской власти. Анализируя систему действий Ермолова и кн. Воронцова, он отдавал предпочтение последнему, причем указывал и здесь существенные недостатки: отсутствие непрерывности в военных действиях и ошибочность некоторых административных мероприятий. Признавая правильным мнение генерала Вельяминова, что "Кавказ есть крепость, чрезвычайно твердая по местоположению, искусно огражденная укреплениями и обороняемая многочисленным гарнизоном", кн. Барятинский считал необходимым теснить гарнизон крепости непрерывно, наносить ему один удар за другим и вместе с тем ослаблять его жизненность и энергию путем лишений и разобщения с могущими явиться подкреплениями со стороны. Он был глубоко убежден, что могущество Шамиля недолговечно и что, при неослабной энергии русской власти, умиротворение горцев не представляется недосягаемым. Не нужно только давать противнику времени набраться сил и показывать ему, что его считают опасным; вместе с тем не обходимо привлекать к себе расположение той среды, в которой действует враг, и ни на минуту не упускать из виду те места, где уже достигнуты успокоение и покорность.

Пребывание в полном служебном бездействии, неизвестность, что его ожидает в будущем, тяготили кн. Барятинского, И когда наконец в 1850 г. военный министр запросил его, по Высочайшему повелению, при котором из корпусов он желает состоять, Новгородском или Кавказском, кн. Александр Иванович, после некоторого колебания, решил вернуться на Кавказ, несмотря на свои пошатнувшиеся отношения к кн. Воронцову. 23 мая 1850 г. кн. Барятинский был назначен состоять при Кавказской армии, и на него возложено было сопровождать Цесаревича в путешествии по Кавказу. Свидание с кн. Воронцовым в Кисловодске не отличалось особенною сердечностью, но с прибытием осенью на Кавказ Цесаревича, положение кн. Барятинского сразу изменилось. Во-первых, все убедились в дружеском к нему отношении представителя Царской Семьи, во вторых, кн. Воронцов увидел, что кн. Александр Иванович всеми силами старается выставить рельефно заслуги его в глазах Наследника, и что интриги, породившие его охлаждение к кн. Барятинскому, не заслуживают доверия. Добрые отношения восстановились, и 17 октября 1850 г. состоялось назначение кн. Барятинского командиром кавказской гренадерской бригады с правами начальника дивизии.

В течение зимы 1851 г. усилия наших войск были направлены на уничтожение устроенного Шамилем в Чечне Шалинского окопа, что и сделано было удачным обходным движением без пролития крови. Кроме того кн. Барятинскому удалось нанести горцам жестокое поражение при речке Бас и захватить много оружия и лошадей. Ряд летних и зимних экспедиций в 1851—52 гг. на площади Большой Чечни дал нам возможность в первый раз после возмущения горцев пройти ее вдоль от крепости Воздвиженской до укрепления Куринского. С тех пор главный оплот владычества Шамиля стал для наших войск доступным во всякое время года. Особенно удачным был разгром имама близ Чертугаевской переправы, Наступательное движение кн. Барятинского всегда отличалось самой незначительной потерей людей при стычках с неприятелем, благодаря тактическому приему постоянных обходных движений, укрывавшихся от наблюдений врагов до известного момента искусными фальшивыми маневрами против неприятельского фронта. Отлично организованная система собирания сведений о планах Шамиля через лазутчиков давала возможность кн. Барятинскому предупреждать намерения неприятеля и строить свои расчеты почти с безошибочной точностью. Не меньшего успеха удалось кн. Барятинскому достигнуть и в южных округах Чечни и со стороны Кумыкской плоскости, где крутые берега Мичика делали движение войск особенно трудным. В зиму 1852—53 гг. наши войска прочно заняли Хоби-Шавдонские высоты, через Каякальский хребет проложили удобную дорогу, а через Мичик устроили постоянную переправу. Годы деятельной энергии кн. Барятинского в качестве бригадного командира и начальника дивизии, а летом — командующего левым флангом войск (эту должность кн. Воронцов предоставил ему после генерала Нестерова) подготовили окончательное падение влияния Шамиля и открыли русским войскам прежде неприступные аулы, благодаря целому ряду новых просек и дорог. Просечные работы обращали на себя особенное серьезное внимание кн. Барятинского.

Рядом с военными действиями кн. Барятинский обнаруживает замечательные административные соображения. При нем в Чечне устраиваются многочисленные новые аулы, а в старых население удваивается, так как чеченцы, лишенные средств пропитания и истомленные войной, бросают массами знамя Шамиля и изъявляют покорность русской власти. Этому движению значительно способствовало устройство кн. Барятинским в крепости Грозной чеченского народного суда (мехкеме), по образцу судов для кумыков и кабардинцев, устроенных еще Ермоловым. В этом суде, согласованном с местным обычным правом, члены суда и председатель имели решающий голос, а мулла, истолкователь шариата, сохранял лишь голос совещательный, чем влияние его на население, по большей части враждебное русской власти, сильно ослаблялось. Князь Барятинский выказал самое внимательное отношение к устройству мехкеме, и назначив его председателем ориенталиста полковника И. А. Бартоломея, скоро превратил этот суд в любимое и уважаемое учреждение чеченцев.

Кн. Воронцов, поддерживавший с начальником левого фланга, которого вскоре назначил начальником своего штаба, обширную переписку, постоянно высказывал ему полное свое удовольствие по предмету действий и начинаний в Чеченской области и объявлял ему согласие на делаемые представления. В январе 1853 г. кн. Барятинский был назначен генерал-адъютантом, а осенью того же года утвержден в должности начальника штаба, чем ему открывался широкий простор к проведению своих стратегических планов покорения горцев. Но вспыхнувшая в это время Крымская война временно создала особое положение в ходе наших действий на Кавказе, и наша роль тут в период 1853—56 гг. ограничилась сохранением того, чего мы достигли в предшествующие годы. И эти результаты были чрезвычайно важны, так как горцы, особенно на Западном Кавказе, подстрекаемые турками, англичанами и французами, проявили особенно воинственное настроение и причинили нам немало беспокойств. На долю кн. Барятинского выпало в войне с турками еще раз проявить свой стратегический талант, в сражении с 60-тысячной Анатолийской армией Мушир-Зариф-Мустафы-паши. За поражение этой армии при Кюрюк-Дара, преимущественно благодаря распорядительности и находчивости кн. Барятинского, ему был пожалован орден св. Георгия 3 степени.

После ухода кн. Воронцова и назначения H. H. Муравьева, державшегося иных воззрений на нашу борьбу с горцами, кн. Барятинский не счел для себя удобным сохранить должность начальника штаба и отпросился в отпуск в Петербург. Здесь он был назначен состоять при особе только что вступившего на престол Императора Александра Николаевича и в этой должности сопровождал Государя в его поездке в Москву и в Крым, где ему было поручено с 27 сентября по 28 октября 1855 г. командование всеми войсками, собранными в Николаеве и его окрестностях. По возвращении в Петербург кн. Александр Иванович был назначен командиром резервного гвардейского корпуса. Недоброжелатели князя Барятинского были уверены, что он, в качестве начальника этой части войска, окажется слабым перед знаниями и выправкой своих подчиненных, считавшихся великими знатоками строя, постоянно отличавшимися на смотрах, но он сумел с честью выйти из испытания, оказался на высоте истинного знания военной службы и сделал своим подчиненным много наставлений относительно того, что должно требовать от солдата и в чем заключается сила духа армии. За командование этим корпусом кн. Барятинскому был пожалован орден Белого Орла.

За это время кн. Барятинский представил несколько записок по вопросу об окончательном замирении Кавказа, настаивая на необходимости с этою целью удержать на Кавказе до окончания войны с горцами 13-ю и 18-ю пехотные дивизии, переведенные туда во время Крымской войны, так как такое усиление Кавказской армии даст возможность приступить к решительным действиям. Этот взгляд, в пользу которого высказался и Д. А. Милютин, был одобрен Государем, и две упомянутые дивизии оставлены на Кавказе. 22 июля 1856 г. состоялось назначение кн. Барятинского командующим отдельным Кавказским корпусом и исправляющим должность наместника Кавказского со всеми правами, которые были предоставлены его предшественнику. Некоторые петербургские кружки находили, что кн. Барятинский слишком молод для такой ответственной должности, вспоминали разные его прегрешения молодых лет; но люди, серьезно смотревшие на дело, понимали всю важность этого назначения. На Кавказе весть об этом вызвала редкое ликование. Кавказ, от мала до велика, от рядового до генерала, был счастлив и гордился тем, что новый начальник свой человек, крещенный кавказским огнем, дважды пронзенный горской пулей и знающий страну и ее население вдоль и поперек. Эта общая радость ярко выражалась в статьях газеты "Кавказ".

На торжествах коронации Императора Александра II кн. Барятинский привлекал общее внимание и своей личностью и той блестящей обстановкой, которой он себя умел окружить; но при этом он не упустил возможности в беседах с А. П. Ермоловым почерпнуть для себя важные указания военного опыта. В сентябре 1856 г. новый наместник Кавказа Волгой, через Астрахань на Петровское отправился во вверенный ему край. Путешествие водою и тем путем, которым он 10 лет тому назад отправил свой багаж, было им избрано не даром. Тогда он имел в виду указать на наиболее для нас удобный путь торговых сношений с Кавказом, а в настоящее время его внимание было занято соображениями относительно упрочения русской власти в Закаспийском крае, как для развития торговли с Востоком, так и для расширения нашего политического влияния в Азии. По этому предмету он из Шемахи представил генерал-адмиралу записку о необходимости проведения закаспийской железной дороги, но эта мысль не встретила поддержки в бюрократических сферах Петербурга.

Кн. Барятинский отдал следующий приказ по армии: "Воины Кавказа! Смотря на вас и дивясь вам, я вырос и возмужал. От вас и ради вас я осчастливлен быть вождем вашим, и трудиться буду, чтобы оправдать такую милость, счастие и великую для меня честь. Да поможет нам Бог во всех предприятиях на славу Государя". Население всюду встречало князя Барятинского изъявлениями неподдельной радости, а встреча в Тифлисе была особенно торжественна и сопровождалась поднесением хлеба-соли и шумными празднествами.

Обширные задачи предстояли новому начальнику края; среди них на первом плане стояло окончание войны, которая истомила край, отвлекла население от мирных занятий и поглощала громадные средства государственной казны. Всякое промедление грозило усилением на Кавказе влияния английских агентов, употреблявших все силы, чтобы восстановить против нас горские племена и разрушить достигнутые уже нами успехи. Кавказ в глазах кн. Барятинского служил тем базисом, на который должно было опираться: русское влияние в восточном вопросе. Только стоя к этом крае твердою ногой, Россия приобретала безопасность со стороны Европы в стремлениях на Восток. Помимо своей политической и стратегической роли, Кавказ, по мнению кн. Барятинского, должен был служить и неиссякаемым источником прилива средств в государственную казну, для чего надлежало только поднять его культуру и вести здесь разумное гражданское управление, которое, не обезличивая местные народности, связало бы их неразрывными узами с Россией.

Кн. Барятинский явился на Кавказ с самыми широкими полномочиями. И в военном, и в гражданском управлении края им были намечены важные мероприятия, из которых одну часть удалось выполнить вполне, к осуществлению другой приступить лить отчасти, а третью только наметить вчерне. Тотчас по назначении приступил он к реорганизации военного управления, главным недостатком которого было отсутствие необходимой самостоятельности отдельных начальников, а вместе с тем признал необходимым привести дислокацию войск в соответствие с военно-административным делением края. С этими целями главнокомандующий разделил войска на пять главных отделов: 1) Правое крыло Кавказской линии, подчиненное начальнику 19-й пехот. дивизии, 2) Левое крыло, подчиненное начальнику 20 пехот. дивизии, 3) Прикаспийский край и Дербентская губерния под управлением начальника 21 пехот. дивизии, 4) Лезгинская кордонная линия с Джаро-Белоканским округом, подчиненная начальнику Кавказской гренадерской дивизии, 5) Кутаисское генерал-губернаторство со включением 3 отделения бывшей Черноморской береговой линии. Звание командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории упразднено, а начальникам отделов присвоена власть командиров на линии. Соответственно этому новому порядку были распределены и войска, причем. дивизии 13 и 18 были расформированы по 4 первым отделам.

Из ближайших сотрудников кн. Барятинского, за время его управления Кавказом, по военной части особенно выделяются Д. А. Милютин, в качестве начальника штаба много содействовавший разработке военно-административных и стратегических вопросов, и Н. И. Евдокимов, начальник левого крыла, сумевший в течение 3 лет довести войну до благополучного конца.

В общих чертах программа военных действий, составленная Барятинским, была следующая: Евдокимов должен был нанести Шамилю окончательный удар в Чечне и с этой стороны проникнуть в Дагестан; со стороны Прикаспийского края надлежало утвердиться в Салатавии, чтобы стратегически связать Дагестанские и Чеченские войска и занять твердое положение в горах; со стороны Лезгинской линии поставлено было задачей ежегодно систематически разорять непокорные общества и довести их до полного ослабления. Утверждение на плоскости Чечни и оккупация Салатавии имели целью лишить Шамиля богатых областей его территории и вместе с тем сокращало длину блокадной линии. Таким образом отвлекаемые от обычных своих занятий и беспрерывно тревожимые нашими наступающими отрядами, горцы по неизбежности должны были рано или поздно смириться, причем кн. Барятинский был уверен в очень скором наступлении этого момента, тогда как его сотрудники, даже такие, как Д. А. Милютин и Н. И. Евдокимов, почти до самого конца борьбы с Шамилем, ошибочно полагали, что она должна еще продлиться, и вследствие этого не проявляли той решительности, которою отличались все действия наместника. Что касается некоторых горских племен Западного Кавказа, то на первое время по отношению к ним предполагалось возобновление Анапы, устройство Адагумской линии и продолжение линии Белоречинской. Адагумская линия и основание Майкопского укрепления на реке Белой отрезывали у неприятеля часть плоскости и обеспечивали русские поселения на Кубани, а также переносили наши боевые средства ближе к горам. В Западном Кавказе, со стороны Закавказья, было намечено возобновление крепости Гагры, запирающей путь вдоль Черноморского побережья от черкесских племен, и кроме того предположена была экспедиция в Сванетию.

Особенно успешны были наши действия на Восточном Кавказе, где ген. Евдокимов привел к концу то, что кн. Барятинский начал еще в 1851—53 гг., занимая должность начальника левого фланга. Одновременно с этими действиями в Чечне было с другой стороны выполнено занятие Салатавии. В период экспедиций на Западном Кавказе кн. Барятинский лишился на первых же порах одного из своих вновь избранных помощников, кн. А. И. Гагарина, Кутаисского генерал-губернатора, павшего от руки владетеля автономной Сванетии, кн. Константна Дадешкелиани. Этот факт, а также вспыхнувшее в Мингрельском княжестве восстание крестьян, были поводом к упразднению двух автономий, Мингрельской и Сванетской, что было делом государственной необходимости, так как эти две самоуправляющиеся области являлись вредным анахронизмом в общем строе управления, создаваемом новым наместником.

Одновременно с этими военно-административными и стратегическими преобразованиями, кн. Барятинский проводит на Кавказе ряд мероприятий, долженствующих поднять благосостояние края, ввести в нем порядок, законность и усилить значение органов русской власти; для этих преобразований он имел широкий простор, пользуясь Высочайше дарованным ему правом реформировать старые и вводить новые учреждения, без утверждения их законодательным порядком, "в виде опыта, на три года". Уже в 1856 г., расформировав главное управление наместничества, он учреждает особый комитет для обсуждения основ, на которых должна быть произведена реформа управления. Комитет этот, исходя из ряда соображений, предположил: 1) Взамен должности начальника гражданского управления учредить должность начальника главного управления, который, будучи ближайшим в делах гражданских помощником наместника, должен, под главным его руководством, заведовать всеми частями управления и вести переписку, не требующую распоряжений в высшем отношении, и таким образом иметь по гражданским делам то же значение, которое по делам военным принадлежит начальнику штаба. 2) Главное управление делами Кавказского и Закаспийского края, назвав его главным управлением наместника Кавказского, образовать из отдельных частей, которые, заведуя специальными отраслями администрации, по своему составу и кругу действий заменяли бы посредствующие между министрами и подчиненными им местами учреждения, существующие во всех министерствах. Поэтому под ближайшим заведованием начальника главного управления решено учредить следующие департаменты: а) общих дел; б) судебных дел; в) финансовый, для сосредоточения в нем высшего счетоводства по местным доходам и расходам и по денежным земским повинностям в Закавказском крае; а также для заведования делами по питейным сборам, горной и соляной частям таможенному управлению и по мерам, относящимся к оживлению торговли внутренней и внешней, поощрению заводской и мануфактурной промышленности; г) государственных имуществ, для заведования казенными землями и вообще государственными крестьянами всех наименований; д) в неразделенный с департаментами состав главного управления ввести особое управление сельского хозяйства и колоний иностранных поселенцев на Кавказе. 3) Оставив при главном управлении в виде особого установления существующее особое о земских повинностях присутствие, для дел, к земским повинностям по Закавказскому краю относящихся, изменить его личный состав и принятый в оном порядок производства дел, сообразно новому устройству главного управления. По прочим же делам, в случаях особенной важности, в кругу административном возникающих, когда предстоит принять какое-либо общее распоряжение по разным частям управлении, предоставить начальнику главного управления составлять из директоров совещательные собрания. 4) При таком устройстве главного управления, когда все части его будут подчинены особым специальным лицам, обязанным ближайшею ответственностью за их благоустройство, изменить организацию бывшего совета главного управления Закавказского края и именовать его советом наместника, с направлением деятельности его не столько на текущие дела администрации (которые будут разрешаемы совещаниями административных лиц, т. е. начальников частей с начальником главного управления), сколько на важнейшие вопросы, которые будут передаваемы на его обсуждение наместником. 5) Затем, под ближайшим и непосредственным надзором и руководством наместника, учреждалось временное отделение по делам гражданского устройства края, для производства дел и переписки по особым предначертаниям и приказаниям наместника, а также для приготовления и обработки проектов, положений, новых правил и инструкций по вопросам общим, имеющим ближайшее отношение к устройству разных частей управлении и к развитию народного благосостояния в крае. При этом признано удобным в лице управляющего сим отделением соединить звание и обязанности директора походной канцелярии наместника.

Мероприятия кн. Барятинского по улучшению Кавказского управления обнимали собою все области общественной жизни. Так, в вопросе об учебной части кн. Барятинский настоял на упразднении учебного округа, передав все права и обязанности попечителя начальникам отдельных местностей края, а делопроизводство по наблюдению за учебной частью сосредоточил в главном управлении наместника. В 1858 г. кн. Барятинский учредил управление сельского хозяйства и колоний иностранных поселенцев (впрочем через 2 года расформированное), имевшее назначением усиление природной производительности края. Немало было положено труда на улучшение строительной и дорожной части, благодаря чему проложены были в некоторых прежде глухих и неудобных для сообщения местах прекрасные дороги и шоссе, концом же работы в этом отношении является сооружение Военно-Грузинской дороги. Великое значение наместник придавал постройке железных дорог и организации пароходных сообщений, но в этом отношении ему не удалось достигнуть каких-либо существенных результатов, хотя и было заведено пароходство по Кубани и Риону, а партия иностранных инженеров составила проект железной дороги от Поти до Баку (приведенный в исполнение гораздо позднее) и выработала план орошения, экономическое значение которого для Кавказского края очень высоко ставил наместник. Предполагая распространить крестьянскую реформу на Закавказский край, кн. Барятинский учредил в Тифлисе центральный комитет по устройству быта Закавказских крестьян, но это дело было завершено уже при его преемнике. Запутанность и даже полное отсутствие межевания также служило предметом забот наместника, хотя важных улучшений в этом деле не последовало. Серьезное значение имело преобразование судопроизводства, замена сборника царя Вахтанга общими русскими гражданскими законами. Но особенное внимание кн. Барятинского привлекли дела церковные, так как в проповеди христианства среди горцев он видел наилучшее средство скрепления Кавказского края с остальной Россией. По этому предмету наместником была представлена Государю обширная записка о необходимости восстановления среди горцев христианства, когда-то среди них существовавшего, как это показывают остатки христианских святынь, находимые в горах, а для этого предполагалось учредить Братство Воздвижения Креста, имеющее целью сооружение и содержание церквей и духовенства в горских областях, подготовку проповедников христианского учения, заведение школ при церквах, в которых инородческие дети воспитывались бы в духе православия, а также перевод на всевозможные кавказские наречия св. Писания и катехизиса. Записка кн. Барятинского, переданная в Кавказский комитет, с некоторыми изменениями была препровождена Св. Синоду, и после возражений, представленных митр. Филаретом и графом Блудовым, было учреждено Общество восстановления православного христианства на Кавказе, под высшим покровительством Императрицы Марии Александровны. Цель и организация общества близко подходили к тому, что намечено было в записке кн. Барятинского.

В военных действиях 1858—59 г. г. замечается выполнение основных требований программы главнокомандующего: наше движение отличается упорной непрерывностью и резко выраженным наступательным характером, после занятия Салатавии и Ауха. Утвердившись на Черных горах, левое крыло получило возможность перейти в безлесную полосу, пролегающую между Черными горами и Андийским хребтом, откуда уже открывался доступ к обществам внутреннего Дагестана, не отличающимся тою воинственностью, какую мы привыкли встречать в горцах Чечни. Одна экспедиция за другой изнурили и ослабили окончательно аулы Чечни, и здешние жители вынуждены были отдать себя великодушию победителей. Вследствие этого оказалось возможным разместить по заранее намеченным, вполне доступным местам ряд мирных аулов. Шамиль спешил сосредоточить свои оставшиеся немногочисленные силы в неприступном Ведене.

Между тем наши отряды наступали со всех сторон. Горские племена одно за другим изъявляли покорность. Главнокомандующий в этом году занят был объездом Северного Кавказа, а из Коби, где его с донесениями о военных действиях встретил Евдокимов, кн. Барятинский последовал к левому крылу до Хасов-Юрта. Эти поездки имели чрезвычайно важное значение. Появление его в центре нашего войска, давно его не видавшего, должно было придать одушевление солдатам к предстоявшим в 1859 г. военным действиям. Кроме того, ему нужно было проверить, на сколько намеченный им план действий и наступательная беспрерывная система выполняются начальниками отделов и оправдывают его ожидания. Все виденное и слышанное им на театре военных действий оставило в нем чувство полного удовлетворения, но, осыпая ген. Евдокимова отличиями, он тем не менее находил в его распоряжениях некоторую медленность и нерешительность и считал нужным торопить его с окончанием военных действий против Шамиля. По свойству своего характера кн. Барятинский считал однажды задуманное подлежащим возможно быстрому и решительному исполнению, причем препятствия падали сами собой. Умея верно рассчитать шансы успеха, наместник действовал решительно и безошибочно.

В апреле кн. Барятинский отправился по Тереку в Ставрополь, Черноморию, Керчь, на Лабу, в Майкоп, Кисловодск и Пятигорск, а из Владикавказа совершил поездку по правому берегу Терека. Появление его повсюду вызывало восторг, и не только со стороны русских людей и войска, но и со стороны только что замиренных горцев. Главнокомандующий умел придать своему путешествию особенный блеск и пышность, причем на изъявивших покорность туземцев сыпались подарки, правда, не Бог весть какие дорогие, но тем не менее производившие необыкновенное впечатление. Ехавший при нем казначей всегда держал наготове мешок с золотой и серебряной монетой, которую князь рассыпал на своем пути. Эти денежные подачки вселяли жадным до добычи горцам особенное почтение к роскоши представителя царской власти, в сравнении с которым, конечно, Шамиль совершенно стушевывался, так как конкурировать в этом с русским главнокомандующим он не был в состоянии.

1 апреля 1859 г. Евдокимов овладел Веденем. Шамиль бежал в Дагестан, а непокорные общества Черных гор и промежуточной местности к Андийскому хребту изъявили свою покорность. Донося о падении Веденя Государю, кн. Барятинский так оценил это событие: "Успех этот особенно славен для русского оружия, потому что с этого дня будет считаться покорение народонаселения, обитающего между Каспийским морем и Военно-Грузинской дорогой. Решаюсь это говорить с уверенностью". Теперь на долю русских войск, согласно плану, выработанному кн. Барятинским, предстояло произвести летом 1859 г. наступление в горы восточного Дагестана с трех сторон с целью занятием этой области завершить покорение Восточного Кавказа. План свой главнокомандующий пожелал доложить Государю в личной беседе, для чего в июне он отправился в Петербург, где все его представления удостоились Высочайшего одобрения. Уверенность кн. Барятинского, что дни независимости Шамиля сочтены, была так велика, что в беседе с Государем он испросил даже обещание пожаловать полковнику Трамповскому чин генерал-майора за доставление Шамиля в самом ближайшем будущем в Петербург, а самому Шамилю, согласно древнему обычаю, шубу с царского плеча; проездом же через Москву кн. Барятинский заказал даже дорожную коляску, в которой должен был приехать глава мюридизма. Такой уверенности не было ни у Д. А. Милютина, ни у гр. Евдокимова, который готовился еще долго воевать с Шамилем.

В июле кн. Барятинский стянул к месту пребывания Шамиля войско в 40000 человек при 48 орудиях, сам стал во главе этих обширных военных сил и лично распоряжался наступлением. Шамиль засел в укрепленной позиции у средины течения Койсу, занимая оба берега реки. Искусными стратегическими движениями Барятинский стеснил войска Шамиля и разобщил их с остальной массой непокорного населения. Вследствие этого по всей стране поднялись восстания против Шамиля, и горские племена одно за другим спешили изъявить нам покорность. Видя свое критическое положение, Шамиль заперся в Гунибе, месте, по своим природным условиям почти совершенно недоступном для нападения; но уже через 2½ недели гора Гуниб-Даг была плотно окружена русскими войсками, а близлежащие горские племена приведены в покорность. Последствием всех этих удачных действий было покорение Аварии, Койсубу и других местностей Дагестана, а за такие успехи, достигнутые с сравнительно незначительными тратами средств и убылью людей, кн. Барятинскому был пожалован орден св. Георгия 3 степени.

10 августа началась правильная блокада Шамиля, а глава мюридов приступил к переговорам об условиях сдачи, желая затянуть время и имея в виду, что с наступлением осени всякие военные действия здесь должны быть прекращены. Кн. Барятинский понял цели противника, прекратил с ним переговоры и 25 августа занял охотниками апшеронского полка северо-западный угол Гуниба в 8 верстах от аула. Когда же неприятель, заметив наступление нашего войска с этой стороны, решил опрокинуться на него со всею стремительностью, он увидал, что и с тыла настигают его грузинский и самурский полки. Горцы разделились: часть их бросилась на штыки солдат и погибла, а другая часть вместе с Шамилем засела по скалам Гуниба. Кн. Барятинский, убедившись, что Шамилю нет спасения, и не желая проливать лишней крови, предложил ему сдаться, обещая ему и его семье полную безопасность. После довольно продолжительных переговоров Шамиль, наконец, отдал себя великодушию победителя, и этим завершилась многолетняя война на Восточном Кавказе. О победе русских войск кн. Барятинский объявил следующим кратким приказом: "Гуниб взят. Шамиль в плену. Поздравляю Кавказскую армию". Немедленно была послана депеша Государю, извещавшая ко дню тезоименитства его о радостном событии, недавно предсказанном. Шамиль под наблюдением Трамповского был отправлен в Петербург, а сам главнокомандующий возвратился в Тифлис. За покорение Восточного Кавказа кн. Барятинскому был пожалован орден св. Андрея Первозванного. Въезд в Тифлис сопровождался невиданным торжеством, в парадном спектакле была представлена слава в виде женщины с огненным венком на голове и с вензелем кн. Барятинского по бокам, грузинское дворянство постановило соорудить триумфальную арку с надписью "Покорителю Кавказа благодарная Грузия", но последнему постановлению не суждено было осуществиться.

Что касается наших действий на Западном Кавказе, то и здесь, благодаря энергии кн. Барятинского, мы пользовались значительными успехами, хотя и не столь блестящими, как на Восточном Кавказе. В течение 1858—59 гг. многие горские племена решили подчиниться русской власти, — это были: бжедухи, темиргоевцы, магашевцы, егерукаевцы, бесельнеевцы, закубанские и кабардинские и шахгиреевцы, а также большие народности абадзехов и натухайцев, всего от 150 до 200 тысяч человек. За действия на Западном Кавказе кн. Барятинский назначен шефом кабардинского полка и произведен в генерал-фельдмаршалы. Фельдмаршальский жезл был встречен в Тифлисе с энтузиазмом, как награда всему Кавказу, по выражению кн. Орбелиани.

Во внутренней России все образованное общество на перерыв спешило выразить кн. Барятинскому чувство восторга и преклонение пред его военным гением, что особенно хорошо выражено в статьях М. П. Погодина. Император Александр Николаевич изъявил трогательное благоволение при свидании с фельдмаршалом и щедро наградил его сподвижников, Д. А. Милютина и гр. Евдокимова. Не забыт был и Шамиль, за которого кн. Барятинский предстательствовал пред Государем, прося, чтобы его жизнь была материально вполне обеспечена соответственно тому положению, которое он некогда занимал.

На Кавказе 1860 год был временем усиленного военно-административного устроения. В восточной части края нужно было спешить упрочением занятого нами положения во вновь присоединенных областях, где в силу исторической инерции волнения не могли сразу затихнуть и принимали на столько острый характер в Чечне и Дагестане, что их пришлось смирять оружием, вместе с чем, однако, требовались такие административные меры, которые могли служить некоторым удовлетворением справедливых желаний горцев, как напр. сокращение числа станиц, стеснявших земельное пользование горцев. В западной части Кавказа мы должны были продолжать прежнюю наступательную политику. Здесь приходилось иметь в виду возможный вред, как со стороны туземцев, так и со стороны европейских врагов России. Ввиду именно обеспечения западной границы Кавказа от вторжения европейского войска и для скорейшей готовности России принять необходимые в этом случае меры, кн. Барятинский делал энергичные распоряжения по разработке вьючной дороги из Абхазии в общество Псху, а равно по проложению Кутаисско-Сухумской дороги. Вместе с тем в кутаисском генерал-губернаторстве были сформированы два новых отряда войск. Немало забот причинило фельдмаршалу водворение порядка в Сванетии, в обществе Псху, примирение враждующих между собою родов в Цебельде и восстановление тут народного суда. Важным и трудным делом было выселение на плоскость некоторых особенно беспокойных черкесских обществ и устройство по обоим склонам Кавказского хребта ряда укрепленных казачьих станиц. Для скорейшего приведения в порядок закубанских дел, фельдмаршал поручил гр. Евдокимову командование правым крылом, сохранив за ним начальство и над левым крылом; дела же штаба армии, за отъездом Д. А. Милютина в Петербург на пост товарища министра, он передал генералу Филипсону, предшественнику Евдокимова на правом крыле. Сам кн. Барятинский по расстроенному здоровью вынужден был для леченья поселиться к Боржоме, откуда и следил за исполнением своих распоряжений.

В этот период состоялось упразднение особого Черноморского казачьего войска, а казаки, его составлявшие, были присоединены к войскам Терскому и Кубанскому. Эта мера представлялась кн. Барятинскому необходимой для искоренения заносчивости и своеволия этих потомков запорожцев. В этих видах гр. Евдокимов беспрерывно оттеснял горцев к морю, а на покинутые ими места передвигал казаков. Переселения было решено производить целыми станицами, начиная с полков херсонской и кубанской бригад и из ейского округа, черноморского округа. Но казаки не пожелали двигаться на новые места, между ними возникли сильные волнения, для усмирения которых пришлось прибегнуть к строгим мерам.

Эти недоразумения крайне огорчали кн. Барятинского, здоровье которого было уже сильно расстроено. Уже последнюю экспедицию в Дагестан он совершил с большим трудом, и ему приходилось употреблять неимоверные усилия своей крепкой воли, чтобы не показывать окружающим, как велики его страдания. Сильные приступы болезни заставили его злоупотреблять прописанным ему лекарством, а это вызвало страшные боли в костях ног и рук, боли желудка и обмороки, и наконец довело наместника до полной потери сил. Такое состояние здоровья побудило фельдмаршала, по представлении Государю отчета об управлении краем за 1857—1859 гг., отправиться в продолжительный заграничный отпуск и в апреле 1860 г. проститься с Кавказом. И в отсутствии фельдмаршала наши действия по замирению и заселению Западного Кавказа продолжались, согласно его инструкциям и программе, так что к концу 1862 г. весь Закубанский край до хребта был очищен от горцев и подготовлен к занятию казачьими станицами.