Большая биографическая энциклопедия - долгорукий князь василий владимирович

9-й генерал-фельдмаршал.

Князь Василий Владимирович Долгорукий, потомок князей Черниговских и бессмертного Пожарского [Прадед князя Василия Владимировича, боярин князь Юрий Алексеевич Долгорукий, убитый мятежными стрельцами в 1682 году, был женат на родной внучке освободителя России, князя Дмитрия Михайловича Пожарского, княжне Авдотье Петровне. От сего брака родился князь Михаил Юрьевич, имевший одинаковую участь с отцом. Сын его, князь Владимир Михайлович, служил комнатным стольником и имел двух сыновей: князя Василия Владимировича и сенатора князя Михаила Владимировича, отца покорителя Крыма], родился в 1667 году. Сначала служил он стольником при царях Иоанне и Петре Алексеевичах; потом перешел в Преображенский полк и, будучи капитаном оного, ранен при взятии Митавского замка (1705 г.); находился при малороссийском гетмане Мазепе в 1706 году; в дивизии князя Репнина — в 1707 г.; управлял Украиною в 1708 году, получив чин майора гвардии, и усмирил (в июле) донских мятежников, предводимых Булавиным и Некрасовым, за что произведен в подполковники гвардии Семеновского полка.

В начале 1709 года князь Долгорукий находился при гетмане Скоропадском для наблюдения за его поступками; участвовал (27 июня) в славном Полтавском сражении, предводительствуя конницей, и, за оказанное мужество, награжден многими деревнями. Вслед за тем взыскал он, по приказанию Государя (в августе), двадцать тысяч ефимков с виленских евреев, которые, в противность данного обещания, не посылали от себя лазутчиков к неприятелю.

Долгорукий служил под знаменами Петра Великого и в Турецкую войну 1711 года, будучи уже генерал-поручиком, произнес, вместе с Шереметевым, у Прута, в военном совете, достопамятные слова: "Не класть оружия, но проложить штыками дорогу сквозь многочисленные ряды неприятеля", получил в том году орден Св. Апостола Андрея Первозванного; находился, в следующем, в Польше; содействовал князю Меншикову во взятии Штетина в 1713 г. и, в начале 1715 г., определен председателем Комиссии для исследования всех похищений и подлогов по провиантской части. В числе многих сановников, употребивших во зло доверенность царскую, находился Меншиков. Представляя Монарху следственное дело, Долгорукий сказал: "Теперь, Государь, все зависит от Твоего решения". Петр Великий велел ему явиться с докладом в токарню, назначив день и час. Когда председатель следственной Комиссии начал чтение, вдруг оно было прервано стуком в дверь, запертую самим Государем. Не Екатерина, как думал Петр Великий, но Меншиков предстал тогда пред царем, бросился к стопам его и, проливая слезы, просил помилования, защиты от злодеев, желающих погубить его. "Александр Данилович! — произнес Долгорукий. — Дело твое рассматривал я с членами Комиссии, а не злодеи твои. Оно само, без приговора нашего, обличает тебя в похищении казенного интереса, и по сей причине жалоба твоя крайне несправедлива". Меншиков продолжал стоять на коленях. Тронувшись слезами любимца своего, Государь сказал Долгорукому: "Отнеси дело к себе; я займусь оным в другое время". Через несколько дней князь Василий Владимирович напомнил Петру Великому о вверенной ему Комиссии; Государь выслушал доклад в доме его и, когда кончилось чтение, продолжал ходить по комнате, храня глубокое молчание. "Чем решить дело?" — вопросил Петра Долгорукий. "Не тебе, князь, — отвечал он — судить меня с Данилычем, а судить нас будет Бог". Видя происходившую борьбу в Государе между привязанностью его к любимцу и строгим соблюдением правосудия, Долгорукий предложил Петру Великому наказать вместо Меншикова, но в его присутствии, участвовавшего с ним в похищениях новгородского вице-губернатора Якова Корсакова. Это совершилось в том же 1715 году: исполнитель противозаконных приказаний Меншикова, Корсаков, был наказан кнутом при нем и потом сослан в Сибирь. В исходе того года (20 декабря) Государь, по случаю болезни своей, послал вместо себя в Польшу князя Василия Владимировича для лучшего управления дел. Ему поручено было тогда, вместе с фельдмаршалом графом Шереметевым, принудить магистрат города Гданска прервать переписку и торговлю со шведами; согласиться на принятие российского агента, на вооружение четырех каперов; вытребовать от него для наших войск два или три транспортных корабля до Копенгагена. В такой силе Долгорукий постановил с магистратом декларацию 9-го мая 1716 года. Из Гданска князь Василий Владимирович отправился к Петру Великому в Голландию, а в следующем 1717 году сопутствовал ему во Францию. Между тем магистрат гданский медлил исполнением обещанного, и Долгорукий снова поехал в этот город, 8 июня, с большими против прежнего требованиями. Заключенная им 19 сентября конвенция в XI статьях с депутатами Шмидтом и Шуманом была следующего содержания: "Дозволено городу Гданску производить переписку и торговлю с шведами до окончания войны; российскому агенту иметь в оном пребывание; город обязан вооружить, на своем иждивении, три фрегата против шведов, под флагом польским; обязан выдать в российскую казну сто тысяч ефимков; предоставить российским морским судам иметь вольное убежище в гавани Гданской; российские войска должны быть выведены из земель вышеупомянутого города; Россия отказывается от требований своих на владение Гданском и дозволяет жителям оного торговать в ее пределах; обязывается защищать вольности и привилегии их. [Конвенция эта была с обеих сторон ратификована, во время пребывания Государя в Гданске, сентября 20 1717 года.] Но старания Долгорукого, чтобы выдан был Петру Великому находившийся в кирке гданской Св. Марии образ Страшного суда Христова, не были увенчаны желаемым успехом: жители отозвались, что они дорожат этим изображением, которое более трехсот лет хранится в той церкви.

Доселе князь Василий Владимирович, пользуясь неограниченной доверенностью Обладателя России, оправдывал оную; но в 1718 году имел он несчастие навлечь на себя подозрение Петра Великого по делу царевича Алексея Петровича; последний, в отобранных от него ответах, показал, будто бы Долгорукий советовал ему давать на бумаге хотя тысячу отрицаний от наследства, утверждая, что акты эти ничтожные, не запись с неустойкою; что он отзывался о Государе: "Отец твой умен, только умных людей не знает; а ты умнее его и умных людей знать будешь лучше", что он хулил и нрав жестокий Петра словами: "Если б не царица, нам бы и жить нельзя; я бы в Штетине первый изменил". Так говорил царевич перед строгими следователями, которые видели в нем преступного сына и, вместе, наследника престола; страшились для себя последствий и, успокаивая встревоженного самодержца, увеличивали число жертв справедливой его недоверчивости. Если прибавить к этому, что главным действующим лицом был Меншиков, которого участь, за три года перед тем, находилась в руках Долгорукого, который не мог простить ему казни, постигшей Корсакова, — то нельзя удивляться, что оправдания обвиненного, ходатайство за него бессмертного Долгорукого [Князя Якова Федоровича] оставлены без уважения. Тщетно последний умолял грозного царя помиловать сродников его [По делу царевича был замешан и родной брат князя Василия Владимировича, князь Михаил Владимирович. Последний — по словам дюка де Лирия — был чрезвычайно горд, скуп, лукав; никого не любил; оказывал ко всему пренебрежение и, вместе, поклонами достигал желаемого]; ссылался на страдальческую кончину, за верность к престолу, дяди своего и брата [Князя Юрия Алексеевича и князя Михаила Юрьевича Долгоруких. См. о них выше]; на свои собственные заслуги [Князь Яков Федорович служил тогда сенатором, а прежде был послом во Франции и Испании (1687 г.); судьей московского Судного Приказа; одержал разные победы над турками и татарами (1696 г.); разбил под Очаковом турецкого Сераскира (1698 г.); награжден за свои ратные подвиги достоинством боярина; пожалован генерал-кригскомиссаром и тайным советником (1700 г.); был взят в плен под Нарвою; около десяти лет содержался в Стокгольме под крепким караулом; потом перемещен в Якобштадт; отправлен морем в Умсо (1711 г.). С ним было сорок четыре россиянина, также военнопленных. Он согласил их напасть, в условленную минуту, на шведов и овладеть шкуном. Исполнив отважное намерение, семидесятилетний герой заставил шкипера направить путь к Кронштадту. Петр Великий находился тогда за Днепром и только в сентябре месяце узнал — как объяснил в письме своем к Меншикову — о чудесном освобождении Долгорукого, которого наградил деревнями и почетным званием сенатора. "Любить царя, — повторял беспрестанно князь Яков Федорович, — любить Отечество; царю правда лучший слуга; служить, так не картавить; картавить, так не служить"]. "Ино есть дело злое, — писал он к Государю, — ино есть слово с умыслом, а ино есть слово дерзновенное без умыслу. Порок одного злодея винного привязывается и к невинным сродникам: помилуй, премилосердный Государь! Да не снидем в старости нашей во гроб преждевременно, лишась доброго имени". 20 февраля (1718 года) князь Василий Владимирович был арестован и вслед за тем лишен чинов, знаков отличий [Иностранные ордена, бывшие у князя В. В. Долгорукого: датский Слона и польский Белого Орла, тогда же отправлены к королям], деревень [Деревни, состоявшие из четырехсот дворов крестьянских, пожалованы в то время Государем Ивану Ивановичу Бутурлину], осужден в ссылку в Казань. Перед отправлением из Петербурга получил он позволение проститься с Государыней: представил ей в сильнейших выражениях свою невинность, жаловался на бедность, объяснив, что, кроме платья, ничего у себя не имеет. Екатерина приняла его весьма милостиво и пожаловала ему двести червонных.

Около семи лет князь Василий Владимирович влачил дни свои в нищете, вдали от родины: в исходе 1724 г. Петр Великий возвратил ему свободу и шпагу, дозволив вступить в службу с чином бригадира. [Вебер, ч. 2, стр. 167.] Не известно, кто исходатайствовал Долгорукому прощение: Екатерина или родственник его, князь Василий Лукич, которого Государь отличал от прочих министров, который и для Меншикова умел сделаться необходимым. [Князь Василий Лукич Долгорукий, родной племянник князя Якова Федоровича, с отличными способностями в делах дипломатических соединял приятную наружность, ум образованный, ловкость, хитрость опытного министра, говорил искусно на многих иностранных языках; но — по словам дюка де Лирия — жертвовал всем для удовлетворения своей корысти. Он был послом в Польше (1706, 1707 и в 1724); в Дании (с 1707 по 1720 г.); во Франции (с 1721 по 1723 г.); в Швеции (в 1727 г.); получил датский орден Слона (1713 г.); чин тайного советника (1715 г.); действительного тайного советника (1725 г.); пожалован в члены Верховного Тайного Совета (1728 г.). О дальнейших событиях его жизни упомянуто в этой биографии.] Славного Долгорукого, вещавшего истину Петру, не было уже на свете". [Князь Яков Федорович скончался 24 июня 1720 г., на 81-м году от рождения.] Должно полагать, что князь Василий Владимирович отправился тогда в Персию и служил под начальством генерал-лейтенанта Матюшкина; ибо он, более года по кончине Петра Великого, оставался забытым: только 13 февраля 1726 г. Императрица Екатерина I-я возвратила Долгорукому ордена и пожаловала его генерал-аншефом. В то время князь Василий Лукич старался в Митаве об избрании Меншикова в герцоги Курляндские: он, без всякого сомнения, ходатайствовал в пользу опального. Но умный и хитрый князь Ижорский, удовлетворив просьбу своего любимца, поставя Долгорукого на прежнюю степень значения и внутренне не терпя его, доставил ему звание главнокомандующего над российскими войсками в Персии, удалил от Двора. В апреле месяце князь Долгорукий поехал в вверенную ему армию, с поручением склонить шаха Тахмасиба к принятию и подтверждению постановленного в 1724 году между Россией и Портой Оттоманскою трактата [Трактат этот имел главным основанием присоединение к России завоеванных персидских городов: Дербента, Баки и проч.]; военные действия были тогда прекращены. Между тем как Долгорукий производил переговоры с испаганским двором и последний медлил исполнением требований Императрицы, Екатерина I сошла во гроб (1727 г.); Меншиков еще более возвысился при Петре II-м, но вскоре испытал сам превратность счастия: лишился достоинств, имения, жены, любимой дочери, умер в изгнании и в бедности.