Большая биографическая энциклопедия - павлов михаил григорьевич

— доктор медицины и орд. профессор физики, минералогии и сельского хозяйства в Московском университете. Род. в 1793, ум. 3 апреля 1840 в Москве. Происходя из духовного звания Воронежской епархии, среднее образование получил в местной семинарии, где прошел также курс философских и богословских наук в объеме семинарского преподавания. По выходу оттуда поступил 30 августа 1813 г. в студенты Харьковского университета, где пробыл, впрочем, только один год, а затем перешел в Московское отделение Медико-Хирургической Академии. Не находя медицинский курс наук достаточно полным, особенно в его основной общей части, посвященной изучению необходимых для медицины естественных наук, П. оставался в Академии только до того времени, когда по плану преподавания оканчивалось изучение последних и предстоял переход к исключительным занятиям по медицинским наукам. Для пополнения сознаваемых им тогда пробелов в официальном преподавании — собственным трудом, а также для продолжения занятий естественными науками, к которым он чувствовал все возрастающую склонность, в его распоряжении оставалось одно средство —переход в Московский университет, где одновременно с прохождением курса медицинских наук на Медицинском отделении можно было проходить курс Математического отделения с входящими тогда в его состав естественными науками. Воспользовавшись этим средством, и потому вторично переменя (в 1815 г.) высшее учебное заведение, П. в следующем 1816 г. окончил курс по обоим отделениям, получив притом за представленные им сочинения медали: золотую от Математического отделения и серебряную — от Медицинского. Оставленный при университете, он был прикомандирован к Кабинету натуральной истории. В 1818 г. он заслужил степень доктора медицины за представленную им для приобретения этого звания диссертацию "Diss. in ug. physiologico-obstetrica de nutritione foetus hominis" (Mosq., 1818, in-8°). После того он был послан на два года за границу для специального изучения естественной истории и сельского домоводства. Этой командировкой П. был обязан, главным образом, основателю Московского Общества сельского хозяйства, московскому генерал-губернатору кн. Д. В. Голицыну, остававшемуся его покровителем и впоследствии. За границей он изучал сельское хозяйство у знаменитого в то время Теэра, преданным почитателем которого он остался затем на всю жизнь. Кроме своих специальных предметов, П. занимался, как показывают его лекции, натур-философской системой Шеллинга, которая нашла в нем усердного последователя, старавшегося распространять ее учения всеми находившимися в его распоряжении способами. В 1820 г. он возвратился в Москву и вскоре (26 декабря того же года) был избран университетом на должность экстраординарного профессора по кафедре минералогии и сельского домоводства. По утверждении в этой должности начальством, он открыл в 1821 г. преподавание порученных ему наук вступительной речью: "О главных системах сельского хозяйства с приноравлением к России" (напеч. в 1821 г.).

Помимо наук своей кафедры, П. читал в разное время в университете: физику (в 1827—28, 1828—29, 1833—34, 1834—35, 1835—36 академических годах), технологию и лесоводство. Но главным любимым предметом его деятельности все-таки оставалось всегда сельское хозяйство. Не ограничиваясь чтением лекций по этому предмету студентам, он со свойственной ему настойчивостью стремился распространить сельскохозяйственную науку в почти или совершенно равнодушном к ней обществе. Средствами распространения служили для него публичное слово и печать. Он читал в течете нескольких лет в Москов. университете публичные курсы сельского хозяйства, охотно посещавшиеся любителями из публики и даже некоторыми лицами высшего круга. На университетском акте 1823 г. он произнес речь "О побудительных причинах совершенствовать сельское хозяйство в России преимущественно пред другими ветвями народной промышленности и о мерах, существенно к тому относящихся". Кроме этой речи, напечатанной по обыкновению при отчете Университета, появились в печати, именно в "Моск. Ведом.", еще и некоторые из публичных лекций П. Не считая достаточным для осуществления намеченных целей такое случайное появление своих сельскохозяйственных статей в печати, он два раза делал продолжавшиеся по несколько лет попытки издания сельско-хозяйственного журнала. Один иЗ этих журналов под названием "Русский Землецелец" выходил самостоятельно; другой, озаглавленный "Записки для сельских хозяев, заводчиков и фабрикантов", появлялся в виде приложения к издававшемуся П. литературному журналу "Атеней" (последний выходил в 1828—30 гг., 24-мя книжками в год). Оба издания содержали в себе много статей, принадлежавших перу издателя. Популяризируя указанными путями сельскохозяйственную науку в обществе, П. не забывал и нужды ее специального изучения. Ему он посвятил два своих труда: неоконченный "Курс сельского хозяйства", вышедший в свет в 2 томах, и напечатанную в 1825 г. в таком же числе томов "Земледельческую Химию, с предварительным изложением к ней и ко всей науке сельского хозяйства приготовительных сведений из естественных наук, с показанием разных способов землеудобрения и с начертанием правил пахания".

Покровительство кн. Д. В. Голицына, как основателя и влиятельного члена Московского Общества сельского хозяйства, открыло для П. возможность перенести свою пропаганду сельскохозяйственной науки с теоретической почвы в область практических приложений научных теорий. Средства для этого он получил, приняв порученную ему Обществом по предложению князя должность директора состоявших при Обществе Земледельческой школы и Учебного опытного хутора. В этом последнем учреждении П. обращал особенное внимание на лучшую обработку земли усовершенствованными орудиями: расширил травосеяние и разведение корнеплодных растений; ввел различные севообороты; установил строгую отчетность в хозяйстве. Но, что всего важнее, — открытием свободного доступа на хутор, как своим слушателям, так и вообще всем желавшим познакомиться с ведением на нем сельскохозяйственного дела, — он способствовал распространению между хозяевами-практиками употребляемых на хуторе усовершенствованных приемов и орудий. Убедившись при этом на деле в важности ознакомления с основанной на научных данных практикой сельского хозяйства также и низших его деятелей, т. е. рабочих и приказчиков, П. после оставления незадолго до своей смерти должности директора упомянутых учреждений, открыл собственное Земледельческое училище, назначенное для обучения крепостных крестьянских мальчиков современному сельскому хозяйству в применении к русскому быту и местным потребностям. Ему же было поручено заведывание и устройство предположенного Правительством к открытию при Московском университете Агрономического института. По мысли законодателя, это учреждение, рассчитанное на 14 студентов 2-го отделения Философского факультета, должно было приготовлять преподавателей сельского хозяйства для разных учебных заведений России. Кроме того, имелось в виду отличнейших из кончивших курс отправлять для дальнейшего усовершенствования в агрономии за границу, чтобы образовать этим путем ученых агрономов, способных взять на себя руководство сельским хозяйством всей страны. Павлову представлялась, таким образом, широкая и ответственная деятельность. Но приступить к ней ему не удалось: он умер скоропостижно в течение одного часа от приступа крови к верхней части груди.

Оценка сельскохозяйственной деятельности П. со стороны близко стоявших к ней современников выразилась в следующих словах его покровителя кн. Д. В. Голицына, сказанных в заседании Московского Общества сельского хозяйства при представлений портрета Павлова для помещения в зале заседаний: "в лице основателя теории земледелия в России, в лице покойного Павлова мы понесли для науки великую потерю. Оставляя портрет его в залах заседания, мы отдадим торжественную дань признательности памяти покойного профессора, так много трудившегося для нашего Общества, для науки, для Отечества". От названного учреждения он имел две медали: серебряную за отличные успехи воспитанников Землед. школы (1828) и золотую за заслуги по сельскому хозяйству (1838).

Не такие, к сожалению, получаются выводы, если от оценки деятельности П. по распространению в России сельскохозяйственной науки и ее практических приложений обратиться к рассмотрению научного значения его трудов. Сколько-нибудь ценных, ведущих к дальнейшему развитию предмета, приобретений не получила от него наука сельского хозяйства. За отсутствием же оригинальных работ и исследований его по минералогии и физики, биографу остается только бросить взгляд на организацию и характер их преподавания П. в университете.

Минералогия, принадлежащая к одной кафедре с сельским хозяйством и проходимая по официальным планам в одном с ним объеме, приносилась П. в жертву его специальному предмету. Отнимая в пользу преподавания последнего значительную часть времени от минералогии, он поневоле должен был ограничиваться одним общим взглядом на науку или беглыми очерками. Такое положение дела имело, впрочем, и свою выгодную сторону, так как, удерживая профессора на почве главных фактов, оно не давало ему большего простора для искажающего науку перекраивания в искусственные и произвольные формы натур-философской системы. Гораздо менее посчастливилось в этом отношении физике. Находящееся вне всякой связи с преподаванием сельского хозяйства и притом располагающее относительно весьма значительным запасом времени, преподавание этой науки открывало П. полный простор для переработки предмета в духе самого крайнего увлечения натур-философской системой Шеллинга. Свою, выкроенную по учению этого философа, систему физики П. изложил в сочинении, предназначенном как для университетских слушателей автора, так и для образованной публики вообще, и озаглавленном "Основания физики" (2 тома in 8°: 1-й вышел двумя изданиями в 1825 и 1836 гг., 2-й — в одном, в 1836). Принимая в физике два способа исследования ее предмета: "опытность" и "умозрение", П. дает последнему следующее определение: "сим именем означается тот способ исследования, по которому в основание прикипают начала, развитые в уме собственными его средствами, независимо от опытности, и от сих начал по законам мышления поступают чрез ряд последствий к заключениям. Для поверки заключений обыкновенно обращаются к опытности и, если находят в ней подтверждение, причисляют их к сведениям, имеющим все достоинство истины". Так как такой контроль опыта возможен только в тех случаях, когда умозрение приводит к заключениям о природе и свойствах естественных явлений, то он становится совершенно фиктивным в таких вопросах философии науки, как определение предмета и содержание последней. Пользуясь, с одной стороны, этим выгодным для построения quasi-научных фантастических систем положением, а с другой — метафизическими теориями науки или "правилами наукословия", П. преобразовывает физику до неузнаваемости, до полного разрыва с ее прошлым и настоящим. "Физика, — учит он, — есть наука о силах природы". Сила же есть "всякая причина явлений, будет ли она невещественная, напр. тяжесть, или вещественная, напр. воздух, или это будет процесс, напр. планетный". Как вследствие этого определения, так и для выполнения "правил наукословия" о строгом разграничении областей наук, П. исключает из физики: учение о движении вместе со всем находящимся с ним в связи, т. е. с акустикой и "основными началами" музыки; часть оптики, "касающуюся до видения предметов", т. е. главным образом учение об оптических приборах и зрении; учение о газах и, наконец, "сведения метеорологии", впрочем, с допущением исключения в пользу "воздушного электричества" и давления атмосферы. По устранении всех этих, будто бы посторонних физике, элементов, содержание ее составляют у него: 1) предмет первой части науки или Обшей физики — общие или мировые силы: a) свет, как сила средобежная; b) тяжесть, как сила средостремительная; с) вещество, как сила составная из двух первых; 2) предмет второй части или Физики частной — силы частные или планетные: а) невещественные — электричество, магнетизм, гальванизм; b) вещественные — воздух, земля, вода; с) процесс планетный или "взаимное действие стихий земных"; 3) предмет третьей части или Физики органической — силы органические: а) растительный процесс, b) животный процесс, с) мировой процесс. Вот в кратких чертах система физики Павлова. В своем сочинении он изложил только ее первые две части. Что же касается третьей, то была ли она написана — нам не известно; в свет, во всяком случае, она не появилась. Результаты, к которым привело представляемое системой П. обращение с данными науки, имеющей за собой 2000-летнее существование, предвидеть не трудно. В науке ими были выводы вроде следующих: "Вещество есть свет, сгущенный и потемненный тяжестью при взаимном их ограничении; самый же свет есть сила расширительная, а тяжесть — сила сжимательная". "Свет есть проявление силы расширительной, еще неограниченной; электричество есть тот же свет, не стесненный в пределах сильнейшего ограничения; оттуда действия его так порывисты, бурны, а именно — от усилия расторгнуть узы, столь противные его натуре". "Электричество и магнетизм противуположны, как свет и тяжесть, как сила расширительная и сжимательная, как окружность и центр". "Гальванизм — это постоянное горение, непрерывный химизм, видоизменение огня с явными осязательными признаками своего первообраза". В преподавании — бесплодность П. для науки в отношении ее прямой задачи, хотя и умеряемая несколько логичностью системы, цельностью и стройностью ее построения. По отзыву одного из талантливейших слушателей П. (Герцена), вполне признававшего значение его лекций для подъема философской мысли в среде студенчества и даже ставившего это в особенную заслугу, — научиться по ним физике (также и сельскому хозяйству) было невозможно. В том же духе высказывается и историк Московского университета Шевырев. "Увлекателен, — говорит он, — был Павлов, по возвращении из-за границы озаривший новым блеском область естествоведения. Он вносил в нее умозрения философии Шеллинговой, может быть не всегда уместной в науке природы, требующей исследования самого определенного, точного, и не признающей над собой никакой иной философии, кроме математики. Но логические стремления профессора действовали сильно на умы юношества и приносили пользу в систематическом построении наук". За Павловым, следовательно, должна быть признана весьма заметная доля участия в том оживлении интереса к философии, которое наблюдалось в молодых кружках образованного Московского общества 30-х и 40-х годов. "Основания физики", как и следовало ожидать, вызвали со стороны людей науки довольно неблагосклонные отзывы. Как на таковые можно указать на рецензию, появившуюся в 1825 г. в "Dorpater Jahrbücher", и на рецензию одного Ярославского ученого, напечатанную в 1837 г. в "Моск. Наблюдателе". Крайне раздраженный ими, П. отвечал на первую — антикритикой, помещенной в 1825 г. в "Телескопе", на вторую — статьей "О неуместности математики в физике", напечатанной в 1837 г. в "Литературных прибавлениях к Русск. Инвалиду". Совершенно иначе отнеслись к "Основаниям физики" представители Московской университетской науки. Математики вполне воздержались от выражения своего мнения; натуралисты осыпали книгу похвалами. Профессор Двигубский, соединив в одной критической заметке, напечатанной в "Ученых Записках Московск. унив-та" (1833, август, №11, стр. 317—319), такие две несходные книги, как "Руководство к опытной физике" Д. Перевощикова и 1-й том "Оснований физики" Павлова, дает о них следующий отзыв: "Два сочинения — лучшие из всех известных сочинений по части физики, русских и иностранных. Оба вполне объемлют науку в нынешнем ее состоянии, но только то и другое написано по особому плану и с особой точки зрения на предмет. Обучающиеся физике теперь имеют в сих двух книгах верное руководство: им не нужно прибегать к иностранным сочинениям, и слишком дорогим, и затрудняющим иных по языку. Кроме приобретения для науки, в той и другой книге получаем новое приобретение для отечественного языка, потому что обе написаны правильным, чистым и изящным слогом". Профессор Рулье в своем некрологе Павлова находил в сочинениях последнего и, в частности, в "Основаниях физики" "новый и обширный взгляд на многие предметы и светлые о них понятия", вместе с "резкой печатью самобытности"; считал немыслимым, чтобы при характеризующей Павлова "самостоятельности в мнениях и поступках" он мог "пристать к поклонникам какой-либо иностранной знаменитости"; наконец, уверял, что в своих ответах рецензентам "Оснований физики" Павлов "громил" или "разил немилосердно своих противников". На самом же деле, в тех случаях, когда ему приходилось говорить без раздражения (см. предисловие к части II), он, очевидно, чувствовал, хотя может быть и бессознательно, слабость своих натур-философских построений; старался представить причиной спора "оскорбленное самолюбие некоторых ученых"; шел на уступки, умышленно или нет, маскируя неполнотой изложения их принципиальную невозможность; наконец, требуя от противников доказательства, "что начала физики механической вернее начал динамической", передавал решение спора времени. И время сделало свое дело: забвение стало уделом не только динамической физики Павлова, но и самой, породившей ее, натурфилософии Шеллинга.

Сведениям о жизни и деятельности Павлова были посвящены, насколько нам известно, два труда: 1) "Некрология", составленная проф. К. Рулье для "Отчета о состоянии Имп. Моск. Унив. за 1839 — 40 академ. год" (стр. 16—20) и 2) биограф. очерк, написанный для "Биограф. словаря профессоров и преподавателей Имп. Моск. Унив." (М., 1855) профессорами Щуровским, Рулье и Калиновским (см. ч. II, стр. 183 — 199). О трудах его по сельск. хозяйству — у С. Маслова, в "Истор. Обозрении действий и трудов Имп. Москов. Общества Сельск. Хозяйства", М., 1850 (стр. 66, 245, 248, 126, 186).

Проф. В. В. Бобынин.

{Половцов}

Павлов, Михаил Григорьевич