Большая биографическая энциклопедия - родзянко екатерина владимировна

(урожденная Квашнина-Самарина) — вдова генерал-майора Михаила Петровича Родзянко, Начальница Училища ордена св. Екатерины в С.-Петербурге; род. 10 июня 1794 года и была дочерью полковника; рано лишившись матери, она, несмотря на свой шестилетний возраст, обнаруживала недетскую рассудительность и благоразумие и поражала этими качествами всех своих близких. Сосед по имению Квашниных-Самариных — генералиссимус Суворов, часто навещавший их, был очень привязан к маленькой Самариной и любил забавлять ее, навешивая на нее свои ордена. Впоследствии Е. В. любила вспоминать эти посещения великого полководца и все его причуды. Будучи отдана, десяти лет от роду, в 1803 г., в Смольный монастырь, она здесь сразу обратила на себя внимание Императрицы Марии Федоровны своей миловидностью, а вскоре и успехами, так как почти сразу же заняла в классе место первой ученицы и сохраняла его до окончания курса. Окончив образование в 1812 г., она при выпуске была награждена первым шифром, что, по существовавшим тогда правилам Смольного, давало ей право на получение в течение всей жизни пенсии в размере 200 руб. "Это мне самая приятная награда, говорила по этому поводу Е. В., так как это—мои первые трудовые деньги". Выделяясь в Смольном своими способностями и успехами, Квашнина-Самарина обращала на себя внимание своим твердым, прямым и приветливым характером, сохранившимся в ней до глубокой старости. Пользуясь расположением школьного начальства, она в то же время сумела завоевать авторитет среди товарок разумным улаживанием недоразумений и конфликтов, случавшихся в семье институток. По окончании курса Квашнина-Самарина была пожалована, по представлению Императрицы Марии Федоровны, во фрейлины к молодой Великой Княжне Анне Павловне и вскоре сумела снискать к себе расположение и симпатии в новой для нее сфере. Когда, спустя четыре года, в 1816 г. состоялось бракосочетание Великой княжны с Принцем Оранским (впоследствии королем Нидерландским), Екатерина Владимировна сопутствовала, Великой Княгине до Берлина и получила от нее при прощании драгоценную брошь с вензелем. Сношения с Великой Княгиней Анной Павловной поддерживались у Екатерины Владимировны и впоследствии, при посредстве переписки. Во время пребывания в Берлине Квашнина-Самарина познакомилась с Принцессой Шарлоттой Прусской, уже тогда предназначавшейся в невесты Великому Князю Николаю Павловичу. По возвращению из-за границы Екатерина Владимировна была пожалована во фрейлины к Императрице Марии Федоровне. Здесь ей суждено было вновь встретиться с Принцессой Шарлоттой Прусской, нареченной при крещении Александрой Федоровной, которая, по приезде в Петербург, сразу же узнала свою старую знакомую и называла ее не иначе, как "ma première connaissance des Russes". Императрица-мать требовала, чтобы невеста Николая Павловича, готовившаяся к принятию православия, выучилась хорошо и по чину креститься и класть земные поклоны, а так как правильнее других делала это и грациознее всех кланялась в землю и осеняла себя крестом фрейлина Самарина, то Мария Федоровна и поручила ей обучить Принцессу этим обрядам. Уроки эти происходили в присутствии вдовствующей Императрицы и в ее покоях.

Обстановка придворной жизни не испортила, однако, характера молодой фрейлины, что она и доказала впоследствии, стойко перенеся все невзгоды, выпавшие на ее долю. В 1818 году, т. е. на 24-м году своей жизни, Екатерина Владимировна была помолвлена с полковником лейб-гвардии Гусарского полка Михаилом Петровичем Родзянко, состоявшим в то время адъютантом у Военного Министра графа П. П. Коновницына. Обе Императрицы отнеслись заботливо к решению своей фрейлины и дали ей разрешение совершить бракосочетание в церкви Смольного монастыря, — "святом приюте" ее юности, как выразилась в одном из своих писем к Квашниной-Самариной Императрица Мария Федорова. Не забыла свою фрейлину и Великая Княгиня Анна Павловна, приславшая ей ко дню свадьбы, при прочувствованном письме, ценные кружева. После бракосочетания Е. В. вскоре покинула Петербург, уехав вместе с мужем в родовое имение последнего, — село Попасное Екатеринославской губернии. Вскоре, однако, материальное благосостояние юной четы пошатнулось, так как, будучи назначен командиром Лубенского гусарского полка, полковник Родзянко принужден был заложить свое имение для приведения полка в надлежащий вид и собирался даже, для поправления своих дел, выйти в 1825 г. в отставку, но был оставлен вступившим на престол Николаем Павловичем. Однако, и новое назначение его на должность начальника южного округа реформированного корпуса жандармов не улучшило материального положения семьи. Последнее еще более ухудшилось вследствие внезапной смерти М. П. Родзянко, последовавшей 28 сентября 1828 г. в г. Харькове. Овдовев после 10-ти лет супружеской жизни, Е. В. осталась с тремя малолетними детьми: сыновьями Владимиром, 8 лет (впоследствии генерал-лейтенант) и Михаилом, 7 лет (впоследствии полковник Кавалергардского полка) и дочерью Екатериной, 5 лет (впоследствии фрейлина). Похоронив мужа, Е. В. Родзянко прожила безвыездно пять лет в своем имении, посвятив себя воспитанию детей и приведению в порядок запущенного хозяйства. При этом ей удалось не только уплатить все долги мужа, но и расширить имение разными покупками и вообще привести его в образцовый порядок. Впоследствии в это имение она перевезла тело своего мужа и похоронила его в склепе выстроенной ею самой, в 1835 г., церкви. Жизнь в деревне продолжалась по 1833 г., когда стал на очередь вопрос о воспитании сыновей. Тогда Е. В. переехала в Петербург и определила обоих мальчиков в Пажеский Корпус. В течение следующего пятилетия Родзянко делила свое пребывание между Петербургом и имением, но к 1835 г. Императрица Александра Федоровна предложила ей принять на себя обязанности начальницы Училища ордена св. Екатерины. Е. В. Родзянко, застигнутая этим предложением врасплох, сперва отказалась от этого назначения, но Императрица продолжала настаивать, а Император Николай Павлович обратился к Екатерине Владимировне со следующими словами: "старая наша знакомая, не огорчайте мою жену, не отказывайте ей". Эти уговоры заставили Родзянко уступить настойчивости Императрицы,—и она согласилась попробовать свои силы на педагогическом поприще в течение одного года. Назначение ее состоялось 18 апреля 1839 г., но деятельность в Институте началась раньше, еще при прежней начальнице, г-же Кремпин, так как прежде, чем официально приступить к исполнению возложенных на нее обязанностей, Е. В. пожелала основательно познакомиться с предстоявшей ей деятельностью. На новом поприще, открывшемся перед ней, Родзянко сразу же выступила с той горячностью и твердостью, которые во всю ее жизнь были главными ее отличительными чертами. Отдавшись всецело делу воспитания молодого поколения, она оставалась на этом посту почти 40 лет, близко сошлась с преподавательской средой Института, а среди самих воспитанниц пользовалась все время большим авторитетом и уважением. Она постоянно входила сама в интересы не только институток, но и всех своих подчиненных, интересовалась семейным и материальным положением каждого. Заботы практической жизни, всецело павшие на нее после смерти мужа, подготовили ее к трудной и утомительной деятельности, которая требуется сложным механизмом большого учебного заведения. В воспоминаниях многих из ее воспитанниц красной нитью проходят указания на такие черты ее характера, как отзывчивость, искренняя заботливость, сердечная простота, готовность не щадить своих сил, когда дело касалось кого-нибудь из лиц, причастных к Институту. Пользуясь исключительным общественным и материальным положением, она все свое влияние отдавала отстаиванию интересов вверенного Института, устраняла возникавшие недоразумения, постоянно хлопотала о льготах и улучшениях для него, обращаясь непосредственно к самой Императрице Александре Федоровне и с полной откровенностью, а когда нужно—и с горячностью излагала свои просьбы и домогательства. Одним из наиболее характерных фактов подобного рода может служить ее столкновение с Принцем П. Г. Ольденбургским из-за принадлежавшего Институту сада. Когда последний в 1875 г'., по совету некоторых лиц, решил занять часть институтского сада под постройку женской гимназии и уже представил Имп. Александру II соответствующий доклад об этом, невзирая на протесты г-жи Родзянко, которая доказывала ему, что Училище ордена св. Екатерины и без того поставлено в антигигиенические условия, находясь в центре города, на берегу загрязненной отбросами Фонтанки, и что, следовательно, сад при Институте является необходимым, дабы хоть несколько искупать эти недостатки, энергичная начальница, узнав о состоявшимся решении Принца и о посланном им докладе, немедленно отправилась во дворец и настояла перед Государыней о посылке находившемуся тогда в отсутствии Императору Александру II телеграммы, с просьбой не подписывать представленного доклада. Александр II ответил, что откладывает разрешение вопроса до своего возвращения из-за границы, а возвратившись оттуда, сам лично проверил заявление г-жи Родзянко и согласился со справедливостью высказанных ею опасений за здоровье воспитанниц. Обходя после этого Институт, он обратился к институткам со следующими словами: "Дети! благодарите вашу добрую начальницу, которая отстояла ваш сад".

Чувствуя недостатки и пробелы собственного образования, полученного в стенах Смольного монастыря, Е. В. среди повседневных забот и занятий, связанных с хлопотливой должностью, находила время для пополнения этих пробелов и удовлетворения собственной любознательности, много читала, интересовалась всеми вопросами в области педагогических знаний, не отставая, таким образом, от века; умела окружать себя способными и опытными помощниками и всячески удерживала их в Институте. В "Дневнике" Никитенко подробно рассказано, как она всячески противодействовала его уходу из числа преподавателей Института, а когда он все-таки покинул службу, Родзянко, выказала по отношению к нему редкую заботливость, настаивая перед Императрицей о необходимости вознаградить его за понесенные труды. Другой из сослуживцев ее, инспектор классов А. Антонов, очерчивая итог двадцатипятилетней службы Родзянко, указывал, как на отличительную черту ее управления Институтом, на доверие, оказываемое ею преподавателям, и на семейный элемент, развивавший искренность и непринужденность в воспитанницах.

Тем не менее, в отношениях Екатерины Владимировны к педагогическому делу проглядывала все время какая-то двойственность, объяснить которую можно лишь исходя из того взгляда, что, будучи призвана к делу воспитания юношества более или менее случайно и уже в зрелых летах, она не могла иметь на этот счет прочно установившихся взглядов и определенной системы. С одной стороны далеко не будучи ретроградной, Е. В. старалась по мере сил и возможности ослаблять режим закрытого учебного заведения, поскольку это позволяли ей общие условия, и стремилась воспользоваться всяким случаем, чтобы доставить своим воспитанницам возможность подготовляться к будущей самостоятельной жизни. Между прочим, во многих своих письмах она настоятельно проводила мысль о целесообразности и разумности в педагогическом отношении, наряду с общей программой воспитания, давать институткам и эстетическое развитие, а также разнообразить монотонную обстановку их жизни полезными развлечениями и удовольствиями. С этой целью она неоднократно хлопотала о разрешении водить воспитанниц в театр и пользовалась всяким случаем, чтобы устраивать для них развлечения в стенах самого Института. Одним из таких праздников постоянно был день ее именин, 24 ноября, когда для воспитанниц устраивался бал; на Рождестве бывал маскарад, а в течение года по несколько раз ставились спектакли. Но, тем не менее, главным стремлением E. B. в деле воспитания женских подрастающих поколений оставалось развитие в институтках скромных домашних добродетелей. Она, поэтому, в высшей степени строго соблюдала дух и предания, завещанные Екатерининскому Институту его основательницей — Императрицей Марией Федоровной. И только личные качества Е. В., как человека стойкого и в тоже время искреннего и открытого, содействовали тому, что при ней в значительной степени смягчился обычный школьный формализм и установилась почва для сближения начальницы с ее питомицами, следы чего сохранились в воспоминаниях многих из них.

Но наряду с этим, прочно установившиеся взгляды Е. В. Родзянко на задачи, преследуемые закрытым женским учебным заведением, заставляли ее долее всех противиться таким нововведениям, которые стремились радикально изменить основы Екатерининского Института. В таких случаях она старалась всячески затормозить дело, ссылаясь на его несвоевременность и на опасность коренной ломки. В шестидесятых годах она, между прочим, изо всех сил старалась оградить свой Институт от тех веяний, которые, несмотря на все препоны и заграждения, стали проникать и в закрытые учебные заведения. Когда в 1860 г. был поставлен на очередь вопрос об отпусках воспитанниц из Института на летние каникулы, дававших возможность проникнуть в этот замкнутый мир новому духу и животворно повлиявших как на воспитанниц, так и на педагогический персонал, Е. В. оказалась в числе весьма немногих начальниц закрытых учебных заведений, энергично восставших против этой меры, так как считала ее вредной, ибо, по ее мнению, отпусками сокращалось время занятий, прерывался надзор за выбором чтения институток и привносилось в дело воспитания влияние семьи, которое не всегда могло быть, по ее мнению, полезным. И даже, когда предпринятый в этом отношении опыт не оправдал высказываемых ею опасений, Е. В. продолжала оставаться при своем прежнем мнении, высказываясь по-прежнему против отпусков и старательно подкрепляя свои доводы новыми соображениями. Между прочим, она указывала на то, что большинство родителей стремится задерживать у себя детей долее назначенного срока, что многие воспитанницы за время каникул отстают от своих товарок и т. п.