Большая биографическая энциклопедия - шаховской князь яков петрович

(род. 8-го октября 1705 г., ум. 23-го июля 1777 года) — С 1719 по 1766 г. он прослужил в военной и гражданской службе. Он был очевидцем в молодости и участником в зрелых годах тех переменчивых событий, которые происходили в "преобразованной России" в течение девяти сменявшихся перед его глазами правительств, начиная с Петра Великого и кончая Екатериной II, и сумел воспитать и укрепить в себе нравственные правила, ставшие для него житейскими устоями в то "опасное и суетное время", как называли русские люди первой половины XVIII в. эту эпоху. Младший современник А. П. Волынского, И. И. Неплюева и В. Н. Татищева — кн. Я. П. Шаховской, уступая им в умственном отношении и в образованности, стоит несравненно выше их всех в сознании долга перед государством и частными лицами и в безупречной законности поступков. Свою жизнь, до отставки в 1766 г., он изложил в интересной автобиографии, названной им "Деяние кн. Шаховского" и написанной в 1772 году, за пять лет до кончины. Эти "Записки" кн. Ш, будучи откровенной исповедью честного русского человека XVIII в. и бескорыстного и правдивого слуги государства, являются весьма назидательной книгой и представляют собой один из любопытнейших источников как для внутренней истории России, так и для биографии самого кн. Ш. в частности. Слог его "Записок" своеобразен и заслуживает внимание при изучении русского литературного языка XVIII в.: он составляет переход от славяно-русской литературной прозы XVII в. к языку Ломоносова и русских писателей эпохи императрицы Екатерины II. Этими "Записками" мы и пользуемся, главным образом, для изложения "деяний" кн. Шаховского, останавливаясь с большей подробностью на некоторых эпизодах его службы для более яркой его характеристики.

Отец кн. Я. П. Шаховского, кн. Петр Иванович Шаховской, умер, когда Якову Петровичу было всего несколько месяцев, мать вышла вторично замуж, вскоре овдовела и вышла замуж в третий раз (фамилии ее мужей, второго и третьего — неизвестны). Так как отчим не любил мальчика, то кн. Яков Петрович, на девятом году от роду, был взят на воспитание своим родным дядей, князем Алексеем Ив. Шаховским, в то время гвардейским офицером. Когда Якову Петровичу минуло 14 лет, он поступил в лейб-гвардии Семеновский полк и служил там последовательно солдатом, капралом, каптенармусом и сержантом. В 1725 г. произведен в поручики, а при императоре Петре II переведен тем же чином в новый полк, названый лейб-региментом, и затем повышен в капитаны. В 1730 г., при переименовании этого полка императрицей Анной Иоанновной в конную гвардию, оставлен в нем поручиком. В 1734 г. дядя кн. Якова Петровича, кн. Алексей Иванович, будучи подполковником лейб-гвардии Конного полка, был отправлен императрицей Анной Иоанновной в комиссию учреждение южных Слободских полков и между прочими офицерами взял с собой Якова Петровича, которому поручал разные дела и неоднократно посылал его с докладами к императрице. По смерти малороссийского гетмана Даниила Апостола главное начальство над Малороссией было вверено кн. Алексею Ив. Шаховскому, при котором по-прежнему находился кн. Яков Петрович. В 1735 г. он с дядей приехал в Петербург по делам Слободской комиссии и был пожалован в секунд-ротмистры, а вскоре после того в ротмистры, и по отъезде дяди из Петербурга остался там на полковой службе. В это время ему пришлось вступить в сношение с Бироном и со многими высокопоставленными лицами при дворе императрицы Анны Иоанновны, так как, по поручению дяди, остановившегося на несколько недель в Москве для лечение глаз, он передавал этим сановникам его представления и письма по делам Малороссии и Слободских полков.

В один из докладов Бирону, кн. Яков Петрович имел мужество отстаивать справедливость своего донесение о хорошем состоянии малороссийских войск, отправленных в Крым, под начальство гр. Миниха. Герцог недоверчиво отнесся к словам кн. Ш. и резко возражал ему, что вызвало большое удивление и даже страх среди присутствовавших при этом: многие были убеждены в неминуемой опале кн. Якова Петровича. Но результат получился совершенно обратный. Через несколько дней после этого Бирон убедился в справедливости сообщений кн. Якова Петровича и, после приема в общей аудиенции, пригласил его в свой кабинет, заставил прочесть себе вслух секретное донесение кн. Алексея Ивановича Шаховского и долго беседовал с ним о малороссийских делах. Недели две спустя после того кн. Алексей Иванович умер на пути из Москвы в Малороссию, и кн. Яков Петрович, в силу обстоятельств, оказался устраненным от малороссийских дел. В 1737—1740 гг. он участвовал в Очаковской, Днепровской и Хотинской кампаниях, под непосредственным начальством главнокомандующего гр. Миниха.

По возвращении в Петербург, кн. Ш. был очевидцем больших перемен в жизни многих царедворцев и сам часто испытывал превратности судьбы. Он последовательно находился под покровительством: кабинет-министра Артемия Петровича Волынского, регента герцога Бирона и гр. Мих. Гавр. Головкина; падение каждого из них неблагоприятно отражаюсь на служебном положении кн. Ш. По окончании турецкой войны, Волынский хлопотал перед императрицей Анной Иоанновной и перед Бироном о назначении кн. Ш. сенатором, но именно вследствие вмешательства Волынского, кн. Ш. вместо сената попал в советники управления генерал-полицеймейстера. После кончины императрицы Анны Иоанновны, в регентство Бирона, кн. Ш. получил повышение по службе. Хотя, вследствие близости своей к Волынскому, кн. Ш. не пользовался в последнее время расположением Бирона, он все-таки решился подать ему челобитную об определении своем полковником в армию. Бирон не исполнил желание кн. Ш., но пожаловал ему чин действительного статского советника и назначил главноначальствующим в управление генерал-полицеймейстера. Кн. Ш. благодарил Бирона за такое милостивое отношение, в тот же день был запросто принят им во внутренних его покоях и, при прощании, услышал от регента следующие слова: "Вы не бойтесь никого, только поступайте честно и говорите со мной без всякой "манности" о всем справедливо; я вас не выдам и буду стараться ваши достоинства и заслуги к государству награждать, и в том будьте уверены". Несколько дней спустя князь Ш. составил доклад об улучшении и преобразовании полиции; но докладу этому не суждено было попасть в руки регента, вследствие его низложение и провозглашение правительницей Анны Леопольдовны. Несколько дней спустя генерал-полицеймейстером был назначен сенатор Ф. В. Наумов; а так как о кн. Ш. не последовало никакого распоряжения, то он остался его товарищем. Вскоре кн. Ш. стад известен по службе тогдашним кабинет-министрам: гр. Остерману, кн. Черкасскому и гр. Мих. Гавр. Головкину. Последний душевно расположился к кн. Ш. и выхлопотал для него пожалование в сенаторы. После того, как в ночь с 24-го на 25-е ноября произошел дворцовый переворот и императрицей была провозглашена цесаревна Елизавета Петровна, почти все покровители кн. Ш. были арестованы и посажены в Петропавловскую крепость. Некоторые сенаторы получили отставку, в том числе и князь Ш., который несколько времени оставался не у дел.

На долю кн. Ш. выпала в это время тяжелая обязанность: ему приказано было объявить арестованным в Петропавловской крепости своим бывшим покровителям высочайший указ о предстоящей им каре и распорядиться высылкой их из крепости в Сибирь.

Генерал-прокурором был в это время кн. Никита Юрьевич Трубецкой, благоволивший к кн. Ш. и весьма возможно, что его стараниями последний назначен был в обер-прокуроры Св. Синода. Назначение на эту должность было лестно для кн. Ш., но с первых же шагов ему предстояло много труда, чтобы привести в порядок запущенное делопроизводство, так как оказалось, что не существует ни малейших следов от дел, решенных при прежних обер-прокурорах.

Кн. Ш. пробыл обер-прокурором в Синоде с 1742 по 1753 г. и с самого начала своего там служения снискал такое доверие императрицы Елизаветы Петровны, что она стала прямо через него передавать в Синод свои указы и словесные повеление и через него же получала сведение и доклады о церковных делах. Сознавая свою неподготовленность к важной должности синодального обер-прокурора, кн. Ш. относился к своим обязанностям чрезвычайно осторожно и старался, как он сам говорит в своих "Записках" — "учтиво поступать, говорить и писать о делах, охраняясь, чтоб не быть несправедливо досадителем". Первое важное дело, решенное в 1745 г. с помощью кн. Ш., к общему удовольствию императрицы и членов Синода, было упразднение коллегии экономии и передача управления всеми синодальными архиерейскими и монастырскими имениями непосредственно Синоду.

Но вообще отношение между кн. Ш. и членами Синода становились все более и более натянутыми: он стоял за строгое соблюдение закона, а они часто отступали и делали послабления. После неправильного оправдания одного архимандрита, обвинявшегося в весьма неблаговидном поступке, члены Синода, недовольные противоречием кн. Ш., настаивавшего на его обвинении согласно закону, отправились к императрице и принесли на него жалобу. Стоя на коленях, они слезно умоляли Елизавету Петровну, или их всех уволить от присутствие в Синоде, или взять от них кн. Ш., так как невозможно долее переносить "докучные, дерзкие и оскорбительные, письменные и словесные предложения и непристойные споры".

Генерал-прокурор кн. Трубецкой пригласил к себе после этого кн. Ш. и объявил ему великое неудовольствие императрицы, приказавшей представить кандидата для определение вместо него обер-прокурором. Так как кн. Трубецкой только "дружески советовал" кн. Ш. перестать ездить в Синод, но никакого указа об этом не было, то кн. Ш. не прекращал посещать синодальное присутствие, а несколько дней спустя имел случай довести до сведения императрицы о той медлительности, с которой решаются в Синоде важные дела. Императрица милостиво выслушала кн. Ш., и он, передавая о своем разговоре кн. Трубецкому, просил представить себя кандидатом на имевшееся тогда свободное президентское место в одной Коллегии. Кн. Трубецкой вскоре исполнил это, но императрица ответила: "он мне в синоде надобен и я из оного его не отпущу; я довольно уже узнала его справедливые поступки". В бытность свою обер-прокурором в Синоде кн. Ш. произведен в тайные советники и получил ордена св. Анны и св. Александра Невского.

В 1753 г. кн. Ш. был назначен генерал-кригскомиссаром и вскоре вступил в "споры и несогласия" как с военной коллегией, так и с высокопоставленными лицами из генералитета, напр., с двумя братьями, генерал-аншефами гр. Шуваловыми. Происходило это оттого, что кн. Ш. твердо следовал инструкции Петра Великого, гласившей, что "генерал-кригскомиссару надлежит быть доброму эконому и пользу своего государя крепко хранить", а правило это многим было не по нраву, потому что кн. Ш. не исполнял произвольных денежных требований на расходы по армии. Однажды во дворце было назначено собрание военных чинов первых трех классов для совещания относительно предстоящей войны с Пруссией. Кн. Ш. спокойно выслушал насмешливые замечания некоторых высокопоставленных лиц, что во время военных действий нельзя постоянно руководствоваться точными узаконениями и указами, как он это делал, будучи обер-прокурором Синода, потому что такой образ действий может причинить непоправимые утраты. Кн. Ш. посоветовал говорившим, во избежание недоразумений, исходатайствовать от императрицы указ, в силу которого он бы во всякое время исполнял все их письменные и словесные требования. Генералитет нашел такое заявление весьма странным и не обратился к императрице за указом.

Вслед за тем в 1754 г. кн. Ш. решил не возобновлять контракта с английским консулом, известным купцом Вульфом, на поставку сукна для русской армии. Он представил об этом письменные доклады сенату и военной коллегии, сделав предварительно подсчет английского сукна, находившегося в запасе от прежних лет, и составив смету, сколько сукна можно заготовить по установленному образцу на русских фабриках. Многие его знакомые считали несбыточным намерение кн. Ш. обойтись без английского сукна, а два приятеля явились к нему от имени Вульфа с просьбой не мешать возобновлению контракта. На вопрос кн. Ш.: "какая же польза будет им всем от этого" — они отвечали, что кн. Ш. получит, на выбор, серебряный сервиз или 25 тысяч рублей золотом, а каждый из них по 5 тысяч рублей. Заметив колебание со стороны кн. Ш., приятели его стали доказывать, что гораздо благоразумнее согласиться и поддержать Вульфа, чем упорствовать, так как Вульф все равно возьмет верх, имея сильных покровителей. Кн. Ш. отложил решение до следующего дня и пригласил их приехать обедать. На другой день, когда явились к обеду приглашенные им приятели, кн. Ш. твердо сказал им: "Прошу уверить г. Вульфа, что я справедливость, славу моей монархини и пользу моего отечества ни за какую цену продавать не намерен". Несмотря на все старания, Вульфу не удалось получить желаемой поставки, так как кн. Ш. довел до сведения императрицы о своем плане, и она неоднократно заявляла разным высокопоставленным лицам, от которых зависело решение этого вопроса, что она останется очень довольна, если русская армия будет снабжаться не иностранными, а своими русскими продуктами, в особенности сукнами, за которые Англия получает ежегодно по несколько сот тысяч рублей.

Ввиду усиленных приготовлений в Европе к военным действиям, императрица Елизавета Петровна велела созвать генералитет. Кн. Ш., по своей должности генерал-кригскомиссара, тоже участвовал в этом заседании, а потому знал, что из предосторожности решено было сделать лишь некоторые приготовления. Каково же было его удивление, когда он получил на другой день секретный указ из Военной Коллегии, что все полки должны быть готовы к выступлению в поход в январе 1757 г., а потому могут требовать из комиссариата, не обращая внимания на сроки, все, чего недостает или что негодно из одежды или из амуниции. Зная, что накануне, в заседании генералитета, не было постановлено о поспешном и чрезвычайном снабжении полков, кн. Ш. обратился к генерал-прокурору и заявил, что представит в Сенат указ, полученный из Военной Коллегии. На другой день, по приглашению генерал-прокурора, собрались все сенаторы и, выслушав доклад кн. Ш., постановили, чтобы он снабжал полки только теми вещами, которым вышли сроки; Военной Коллегии был послан от Сената указ с "небольшим репримандом".

С дозволения императрицы кн. Ш. поехал на несколько времени в Москву, для устройства важных дел в Главном Комиссариате, перенесенном из Петербурга в Москву после вступления кн. Ш. в должность генерал-кригскомиссара. Снабдив в течение зимы всем необходимым армейские и гарнизонные полки, кн. Ш. в половине лета возвратился в Петербург. Вскоре после того при дворе была собрана генералитетская конференция для решения разных вопросов, касающихся войны с прусским королем. Когда стали изыскивать средства для покрытия чрезвычайных военных расходов, кн. Ш. заявил, что в Москве в Главном Комиссариате лежит 4 миллиона рублей, накопленные им в течение нескольких лет путем строгой экономии. Вскоре (в 1757 г.) кн. Ш. снова уехал в Москву, для присутствия в главном комиссариате. Вследствие рекрутского набора и скопления в Москве большого количества новобранцев, московский генеральный госпиталь, состоявший под ведением кн. Ш., оказался настолько переполненным больными солдатами и рекрутами, что некуда было помещать вновь заболевших, и смертность увеличивалась. Кн. Ш., лично посетивший госпиталь, счел необходимым принять меры для приискания дополнительных помещений. Так как вблизи госпиталя не находилось наемных квартир, куда бы можно было перевести госпитальных служителей, с тем, чтобы их квартиры: занять больными, кн. Ш. обратился в конюшенную и дворцовую конторы, у которых имелись свободные помещения близ госпиталя. Кн. Ш. послал за комиссаром, жившим в одном из строений дворцового ведомства, и получил от него подтверждение того, что уже было ему известно, т. е. что деревянные строения, заключающие в себе пивоварню, поварню, избы и амбары, за ветхостью предназначены к снесению, о чем даже напечатано в газетах. Кн. Ш. немедленно послал офицеров в дворцовую и конюшенную конторы с требованием передать эти строения на некоторое время в его ведение и с обещанием возвратить их в исправленном виде. Офицеры донесли кн. Ш., что конюшенная контора дала разрешение занять свободные здания ведомства, а члены дворцовой конторы ответили, что без дозволения главной дворцовой канцелярии, находящейся в Петербурге, они не смеют передать в его ведение пивоваренный двор с прочими постройками, а потому пусть кн. Ш. сам от себя напишет в Петербург. Будучи уверен, что императрица благосклонно отнесется к его стараниям наивозможно лучше и удобнее разместить больных, кн. Ш. в тот же день послал письменный приказ генерал-майору Комингу, назначенному для надсмотра за генеральным госпиталем, чтобы он поместил больных, сколько окажется возможным, в здания конюшенного ведомства; в строения же дворцового ведомства, сделав некоторые исправления и приспособления, перевел бы священников, причетников, писарей и разных госпитальных служащих, а в их прежних квартирах разместил бы больных. Из предосторожности и для ограждения себя от могущих возникнуть неприятностей, кн. Ш. написал, между прочим, в своем приказе следующее: "а дабы в оных в пивоваренном дворе покоях не токмо больные содержаны не были, но ни те служители, которые за больными хождение имеют, туда не ходили, о том бы он крепкое наблюдательство употребил и по исполнении по тому моему приказу, колико где больных и в оный пивоваренный дом кого именно поместит, письменно бы мне рапортовал". Через два или три дня кн. Ш. получил от генерал-майора Коминга письменный рапорт об исполнении возложенного на него поручения и именной список, куда кого он поместил. Кн. Ш. немедленно послал сообщение в Петербургскую дворцовую канцелярию о представившейся необходимости занять предназначенный к сломке пивоваренный двор ее ведомства. Одновременно с отсылкой этого донесения он написал Ив. Ив. Шувалову и своему приятелю Вас. Александ. Нащокину, прося их защиты, в случае, если его недоброжелатели будут говорить что-нибудь не в его пользу. Но кн. Ш. никак не мог ожидать той неприятности, которая вскоре последовала. В разгар его переписки с Петербургом, был прислан к нему оттуда гвардейский офицер Безобразов с письмом от директора тайной канцелярии гр. Ал. Ив. Шувалова, в котором, между прочим, сказано: "Ее Императорскому Величеству известно учинилось, что вы самовольно заняли в дворцовом пивоваренном доме те каморы, в коих для собственного Ее Величества употребления разливают и купорят с напитками бутылки, и поместили в них прачек, кои со всякими нечистотами белье с больных моют, и для того, по собственному Ее Величества Высочайшему повелению, послан к вам из тайной канцелярии нарочный, гвардии поручик Безобразов, коему повелено, ежели по освидетельствованию его в тех покоях больные и прачки с такими же нечистотами найдутся, то бы всех тех немедленно с пристойной командой перевесть в дом ваш для житья их, не обходя ни единого покоя в ваших палатах, и точию в вашей спальне". Кн. Ш., не подозревавший недобросовестности госпитального комиссара, спокойно отнесся к этому письму и показал Безобразову полученный от генерал-майора Коминга и госпитального комиссара именной список лиц, размещенных в домах дворцового ведомства. Услыхав от Безобразова, посетившего прежде всего строения пивоваренного двора, что донесение совершенно справедливо, так как он действительно нашел там больных и прачек, кн. Ш. покорился необходимости поместить их в собственной своей квартире впредь до выяснения дела. Догадавшись, что все это произошло не без сильного участия гр. Петра Ив. Шувалова, кн. Ш. послал по поводу своего приключения донесение императрице и написал гр. Ал. Ив. Шувалову, Ив. Ив. Шувалову, кн. Никите Юрьев. Трубецкому и Вас. Александр. Нащокину. Кн. Ш. высказал генерал-майору Комингу и госпитальному комиссару свое неудовольствие за то, что они умышленно поступили против его распоряжений и ввели в заблуждение своими лживыми рапортами; они оправдывались, как умели, но комиссар, чувствуя себя виноватым, вскоре отравился. Через две недели был прислан из Петербурга указ поручику Безобразову, чтобы он вывел из дома кн. Ш. назначенный туда постой, а сам возвратился бы в Петербург. Кн. Ш. получил письмо от Ив. Ив. Шувалова, в котором, между прочим, сказано: "Ее Величество, увидя его оправдание, сожалеет, что так скоро и неосмотрительно с ним учинено". Кн. Ш. не поторопился после этого отправиться в Петербург для личного объяснения императрице обстоятельств дела и лишь полгода спустя, уже осенью, уехал из Москвы. От своих приятелей кн. Ш. узнал, как "в повреждение ему все соплетено было и каким хитрым обманом всемилостивейшая и правдолюбивая монархиня на то решение приведена была". Пробыв несколько времени в Петербурге, кн. Ш. намеревался снова отправиться в Москву, чтобы на месте наблюдать за деятельностью главного комиссариата, но совершенно неожиданно получил рескрипт из учрежденной при дворе конференции о немедленном отъезде в Пруссию к армии, для снабжения ее всем нужным к будущей кампании. Кн. Ш. отправился сначала в Ригу, где находился подчиненный ему обер-штер-кригскомиссар Аршеневский, и прожил там несколько недель, в течение которых успел препроводить полкам, стоявшим в Пруссия, все самое необходимое. Затем он послал письменные распоряжения о дальнейших мероприятиях в московский главный комиссариат и обер-штер-кригскомиссару Карабанову, находившемуся при заграничной армии, для снабжения полков денежным жалованьем. Из Риги кн. Ш. поехал в Митаву, где, также как и в Риге, был устроен генеральный госпиталь, а затем в Либаву, к главнокомандующему заграничной армией генералу Фермору, которому подал рапорт, так как состоял под его "ордерами". После этого кн. Ш. спешил в Ригу, а генерал Фермор направился к Кенигсбергу, которым ему удалось вскоре овладеть без кровопролития. По взятии Кенигсберга, генерал Фермор дал знать кн. Ш., чтобы он немедленно прибыл туда, и, как потом оказалось, намеревался назначить его губернатором в новозавоеванном городе. Ответив, что он приедет, когда осмотрит магазины и госпитали в Риге, Митаве и Граубинге, кн. Ш. донес в то же время в конференцию и самой императрице об исполнении возложенного на него поручения и о необходимости быть снова вблизи главного комиссариата, чтобы не вышло замедления в сборе денег и в отправке требуемых в армию предметов. Вскоре кн. Ш. получил через конференцию повеление императрицы возвратиться в Петербург, о чем было сообщено и генералу Фермору. По возвращении в Петербург, кн. Ш. был милостиво принят императрицей, а несколько недель спустя отправился в Москву, где нашел в главном комиссариате некоторые упущения. Несмотря на благосклонное внимание императрицы и на похвалы конференции, кн. Ш. не получил за свои труды никакой награды, а обер-штер-кригскомиссары Аршеневский и Карабанов пожалованы в генерал-майоры за их "особливые, вернорадетельные и исправные в должностях их в снабжении армии услуги". Эта неравномерность в оценке труда взволновала кн. Ш., но он скоро преодолел чувство недовольства и по-прежнему ревностно относился к своей должности. Он продолжал не соглашаться с Военной Коллегией и с Сенатом, если находил их указы неправильными, и поступал по генеральному регламенту Петра Великого, в котором сказано: "ежели Сенат пришлет указ, а Коллегия усмотрит, что оный несходен с казенным интересом, то, по оному не исполняя, Коллегия должна с изъяснением представить; ежели же Сенат и потому вторичным указом велит то исполнить, то немедленно должно о том донесть монарху". Руководствуясь этим правилом, кн. Ш. достиг того, что Сенат отменил одно решение свое, согласное с постановлением Военной Коллегии, и утвердил представление главного комиссариата. Служба и сопряженные с ней беспокойства тяготили кн. Ш., и он стал мечтать о вторичной женитьбе и об отставке, чтобы вдали от света, в семейном кругу, провести остаток дней своих. Во время пребывания в Москве в 1758 г. он женился на вдове генерал-майора Лопухина, Евдокии Егоровне, урожденной Фаминцыной.

Получив несколько месяцев спустя после женитьбы предписание конференции ехать к заграничной армии, а предварительно явиться в Петербург для получения точных наставлений, кн. Ш. немедленно отправился в Петербург и подал присутствовавшим в конференции министрам письменное объяснение о тех убытках и затруднениях, которые могут произойти, если выполнить начертанный ими план. Кроме того, кн. Ш. переговорил с благоволившим к нему Ив. Ив. Шуваловым и подал императрице на первом же куртаге "экстракт" относительно полученного им от конференции заграничного поручения. Все это вместе взятое способствовало изменению первоначального решения конференции и утверждению представленного кн. Ш. проекта о наилучшем способе снабжения армии продовольствием и обмундированием. Дело происходило в мае, и императрица по обыкновению жила в Петергофе, куда кн. Ш. и поехал ей "откланяться". На вопрос кн. Ш., не будет ли какого особого повеления перед отъездом его в Москву, императрица сказала: "Я все о том слышала, но ты мне надобен, изволь здесь побыть". Вследствие этого кн. Ш. остался в Петербурге и, видя, что нет никаких дальнейших распоряжений, вызвал из Москвы свое семейство, а с главным комиссариатом стал вести усиленную переписку, опасаясь, как бы не произошло упущений в исполнении взятых им на себя перед конференцией обязательств. Больше года кн. Ш. оставался в неизвестности относительно своей участи и лишь в половине августа 1760 г. пожалован императрицей в генерал-прокуроры на место уволенного от этой должности кн. Трубецкого. Это назначение скорее смутило, нежели обрадовало его, и он откровенно высказал свои опасения Ив. Ив. Шувалову. Кн. Ш. был уверен, что главными врагами его окажутся: гр. Петр Ив. Шувалов, который привык, по меткому выражению кн. Ш., "какими б то путями ни было, искать и производить в действо свои устремительные намерения", и бывший генерал-прокурор кн. Трубецкой, против воли и желания отставленный от этой должности. Кроме того, его сильно озабочивало тогдашнее русское неправосудие, ибо судьи во всех инстанциях привыкли решать дела не по надлежащей строгости законов, а из угождения влиятельным лицам.