Исторический словарь - авсень (баусень таусень усень говсень овсень овсей)

в дохристианской Руси языческое божество, связанное с Новым годом, со сменою времен года, с началом весеннего солнечного цикла и возрастания плодородия, воплощал в себе начало года прибытка (урожая). Имя этого божества упоминалось еще в н. XX в. в песнях-колядках, или овсеневых песнях, распеваемых во время праздника на стыке старого и нового года, по церковному календарю в день Василия Великого (Васильев вечер, 1/14 января). Во время пения овсеневых песен поющие обыкновенно бросали зерна разного хлеба и овса, которые затем собирали и хранили до весеннего посева. В Малороссии в этот вечер комнату уставляли снопами: снопы клали и на самый стол, а посреди них ставили большой пирог; жена просила мужа "исполнить закон". Дети спрашивали: "Де ж наш батько?" (Где же наш отец?) "Хиба вы мене не бачите?" (Разве вы меня не видите?) спрашивал отец, сидя за столом и скрывшись за грудою снопов, пирогов, вареников, книшей. "Не бачимо, тату" (Не видим, отец). "Дай же Боже, щоб и на той год не побачили" (Дай Бог, чтобы и на будущий год не увидели). Этим актом выражалось желание, чтобы и наступающий год был столь же плодородным и дом хозяина изобиловал яствами. В Галиции при этом клали еще на стол рукоять плуга. Мальчики и парубки щедровали, вспоминая в своих щедривках о Рождестве Христовом и о дне св. Василия, поздравляли всех с праздником, желали всем здравия и счастья, а себе просили подарка. Они же производили "засееванье", разбрасывая зерна по улицам и домам и приговаривая: "На счастье, на здоровье, на новый рок (год). Роди, Боже, жито, пшеницу, всяку пашницу". Очевидно, что эта приговорка осталась из какой-нибудь песни, которой сопровождался обряд засеванья. В Малороссии мальчуганы, ходя по домам и разбрасывая из рукавов или из мешка семена, пели: Ходит Илья На Василья, Носит кучу Житяную. Де замахне Жито росте Жито пшениця, Всяка пашниця, У поле ядро, А в доме добро. Девушки же в это время гадали, так же как и на Святках или иным образом. Так, испекши накануне пирог, в самую полночь девица выходила на улицу и, подойдя к чьей-нибудь хате, начинала прислушиваться к разговору; первое услышанное ею имя означает суженого, слово "иди" замужество, "сядь" возможность остаться в девках, а слово "ляжь" смерть. Считали колья в плетне три раза по девяти и по последнему определяли качества суженого: если кол сучковатый жених будет сердитый, если кол без коры бедный, если в коре богатый, и т.д.; слушали лай собак, чтобы знать, с которой стороны надо дожидать себе жениха. Способы гаданий были весьма разнообразны, но все они сводились к тому, чтобы узнать, выйдет ли девушка замуж. Один же из этих способов гадания, заговаривание каши, имел совсем другой смысл. Совершался он таким образом: старшая в доме женщина хозяйка, взяв крупы из амбара, заваривала кашу на воде, принесенной старшим из мужчин в доме; затирание каши сопровождалось разными причитаниями, как, напр.: "Сеяли, ростили гречу; во все лето уродилась наша греча и крупна, и румяна; звали-позывали нашу гречу в Царьград побывать, на княжой пир пировать; поехала греча во Царьград побывать со князьями, со боярами; с честным овсом, золотым ячменем ждали гречу, дожидали у каменных врат; встречали гречу князья и бояре, сажали гречу за дубовый стол пировать; приехала наша греча к нам гостевать". Красная каша предвещала урожай и изобилие, а белая неурожай и разные бедствия. Во многих местностях, как Малороссии, так и Великороссии, эти обряды видоизменялись до того, что порой ограничивались только беготнёю мальчишек по улицам с криком "Авсень! Авсень!" или с песнями, вроде следующей: Ой, Овсень, ой, Овсень! Походи, погуляй По святым вечерам, По веселым теремам. Ой, Овсень, ой, Овсень! Посмотри, погляди, Ты взойди, посети К Филимону на двор! Н.П. Степанов .