Советская историческая энциклопедия - эпос

героический (от греч. epos слово, повествование, рассказ). Дошел в виде как обширных эпопей ("Илиада", "Рамаяна", "Беовульф", "Джангариада", "Манас" и др.), так и коротких песен (исторические песни, рус. былины, южнослав. юнацкие песни и др.), отчасти сгруппированных в определенные циклы, в стихотворно-песенной, смешанной и реже прозаич. форме (напр., нартские сказания, ирландские саги). Э. как жанр фольклора сформировался еще в устной традиции, и мн.

памятники книжного Э. сохранили следы устной импровизаторской "техники". Э. возник в эпоху разложения первобытнообщинного строя. Создание центр. образа Э. героя-богатыря требовало известной степени выделения личности из первобытной общины, а появление эпич. фона было невозможно без преодоления родо-плем. замкнутости. Э. развился в антич.

или феод. об-ве в условиях частичного сохранения патриархальных связей и патриархальных представлений. Ранняя героич. эпика выросла на основе взаимодействия богатырской сказки-песни и первобытного мифологич. Э. о первопредках "культурных героях"; а когда опыт гос. консолидации нанес решительный удар мифологизированию ист.

прошлого, то важнейшим источником формирования героич. эпопеи стали ист. предания о межплем. войнах, переселениях, выдающихся воен. вождях. В архаич. формах Э. (напр., карело-фин. руны, богатырские поэмы тюрко-монг. народов Сибири, нартские сказания народов Кавказа, нек-рые фрагменты груз. и арм. Э., существенная основа Э. о Гильгамеше и "Эдды") героика выступает еще в сказочно-мифологич.

оболочке, эпич. время совпадает с мифологич. временем первотворения, эпич. враги имеют черты фантастич. чудовищ, а богатыри сочетают доблести воинов со свойствами шаманов. В классич. формах Э. враги-иноплеменники (и особенно враги-иноверцы) сохраняют лишь отд. атрибуты "чудовищ", герои оказываются вождями и воинами, представляющими ист. народность, прошлое народа передается языком ист. предания. "Эпич. время" здесь славное ист. прошлое народа на заре его нац. истории; воспеваются ист. лица и события. Именно к ним представители "ист. школы" (в России В. Ф. Миллер и его ученики, в Великобритании К. и М. Чедвики и др.) возводили непосредственно эпич. сюжеты. В совр. историографии Б. А. Рыбаков отстаивал значение былин как прямого ист. источника. "Историзм" Э. не следует, однако, понимать слишком буквально. Ист. реалии, даже если они достоверны, обычно не образуют самостоят. сюжет, а включаются в традиц. сюжетные схемы. Историч. воспоминания воспроизводятся в масштабе героической идеализации, и, кроме того, сама мера "историзма" сильно варьируется. Героич. Э. содержит целостную картину нар. жизни в форме героич. повествования о прошлом. Идеальный эпич. мир и герой-богатырь в гармонич. единстве осн. элементы содержания героич. Э. Эпич. фон строится на сопоставлении двух этнич. "племен" ("своего" и "чужого", находящихся в состоянии постоянной борьбы). В Э. греческом, индийском или германском борются "племена" (ахейцы и троянцы; пандавы и кауравы; готы, бургунды и гунны), уже сошедшие с ист. арены, и потому эта борьба освещена с известным эпич. "объективизмом", чего нет в Э. романских, славянских, армянских и новогреческих, где рисуется борьба ист. "предков" с иноземными завоевателями, к тому же иноверцами арабами, турками, татарами, и богатырская героика окрашена страстным патриотизмом. Ист. фон в ряде эпопей концентрируется вокруг определенного ист. события войны, имеющей общенар. значение (Троянская война в "Илиаде", битва на Курукшетре в "Махабхарате", битва на Косовом поле в сербском Э.), но само это событие часто представляет собой обобщение целого ист. периода, многих войн (та же Троянская война) или незначительных воен. столкновений, описываемых как война народов (битва в Ронсевальском ущелье 778 в "Песне о Роланде"), событие полувымышленное (взятие Бейджина в киргизском "Манасе") или (как исключение) даже мифическое (борьба за сампо в "Калевале").

В нек-рых Э. в фокусе "эпич. времени" стоит образ идеального гос-ва, прототипом к-рого являются ранние политические образования (Микены в "Илиаде", империя Карла Великого в "Песне о Роланде", Киевское гос-во кн. Владимира в былинах, гос-во четырех ойратов в "Джангариаде"). Этот образ представляется в известной мере обращенной в прошлое не только национально-ист.

, но и социально-ист. утопией: "князь", персонифицирующий власть и нац. единство, и богатыри, непосредственно воплощающие нар. идеал, находятся в патриархальных отношениях. Наиболее архаичные типы богатырей сохраняют еще черты "культурных героев" первопредков, наряду с мечом действуют колдовством. Но в процессе развития Э. архаич.

богатыри вытесняются настоящими богатырями-воинами (напр., в нартских сказаниях Созруко уступает место Батразу, в "Давиде Сасунском" Мгер оттеснен Давидом Сасунским, в "Илиаде" смелый Ахилл заслонил хитроумного Одиссея). Героич. характер часто отмечен не только смелостью, но и строптивостью, дерзостью, неистовством (ср. определения: "неистовые сасунцы", "Нюргун Боотур" стремительный из якут. Э. Олонхо, "гнев" Ахилла, "неистовое сердце" Гильгамеша). В архаической эпике богатырская строптивость приводит к богоборчеству (Гильгамеш, Амирани, Мгер), а в классическом "историческом" Э. к конфликту с властью. "Гнев" Ахилла, отказавшегося сражаться из-за обиды на верховного басилевса Агамемнона, составляет композиц. стержень "Илиады", Марко Кралевич строптив с тур. султаном (серб. Э.), а Илья Муромец ссорится с кн. Владимиром и "сшибает маковки с церквей". Но строптивость богатырей не доводит до разрыва с властью, к-рая отождествляется с родо-плем. или национально-политич. единством. По этой же причине Сид сохраняет покорность королю, к-рый прогоняет его своего верного вассала ("Песнь о моем Сиде"). Даже во многом "развенчанный" князь остается средоточием идеального эпич. мира. Собственно "революционные" мотивы появляются лишь на ступени разложения классич. формы героич. Э. (напр., в героико-романич. тюрк. Э. о Кер-Оглы "благородном разбойнике", ставшем справедливым "эпич. князем" в неприступной горной крепости). В нек-рых Э. феод. эпохи эпич. героика, наоборот, дополняется идеализацией вассальной верности (Сид, Роланд и др.), к-рая, однако, обязательно перерастает в верность роду-племени и только в меру перерастания становится объектом идеализации, и в этом смысле Роланд противостоит "изменнику" Ганелону, преданному лично Карлу, но не "сладкой Франции".

Героич. Э., даже в его классич. формах, достаточно разнообразен. Великие эпопеи, сложившиеся в Др. Греции и Индии на заре раннеклассового общества ("Илиада", "Одиссея", "Махабхарата", "Рамаяна"), кардинально отличны от эпич. циклов, возникших в условиях раннего зап.-европ. средневековья (ирландские саги, исландские саги, англо-саксонская поэма "Беовульф"), или специфич. форм устной эпопеи, развившейся в атмосфере кочевого феодализма у тюрко-монг. народов и тибетцев Центр. Азии ("Алпамыш", "Манас", "Джангариада", "Гэсэриада"), или эпич. памятников эпохи развитого феодализма (арм. "Давид Сасунский", рус. былины, франц. "Песнь о Роланде", исп. "Песнь о моем Сиде", визант.

"Дигенис Акрит", огузский "Деде Коркут", героич. песни балканских народов и др.).

Лит.: Пропп В. Я., Рус. героич. эпос, 2 изд., М., 1958; Жирмунский В. М., Народный героич. эпос. Сравнительно-историч. очерки. М.-Л., 1962; его же, Тюркский героический эпос, Л., 1974; Вопросы изучения эпоса народов СССР, М., 1958; Мелетинский Е. М., Происхождение героич. эпоса.

Ранние формы и архаич. памятники, М., 1963; его же, Нар. эпос, в кн.: Теория лит-ры, (кн. 2) Роды и жанры лит-ры, М., 1964; Путилов Б. Н., Рус. и южнослав. героич. эпос, М., 1971; Текстологич. изучение эпоса, М., 1971; Гринцер П. A., Древнеиндийский эпос. Генезис и типология, М., 1974; Bowra С. М., Heroic poetry, L.-N. Y., 1961; Levy G. R., The sword from the rock. An investigation into the origins of epic literature, N. Y., (1954); Lord А. В., The singer of tales, N. Y., 1968; Dumézil G., Mythe et épopée, (t. 1-3, P., 1968-1973). См. также лит. при ст. Фольклор.

E. M. Мелетинский. Москва. .