Литературная энциклопедия - дидро
Связанные словари
Дидро
Самый факт установления среднего между трагедией и комедией жанра, к-рый получил впоследствии такое распространение под именем драмы, свидетельствовал о том влиянии, к-рое оказывала буржуазия на развитие литературы. «Серьезный жанр» снимал границы, отделявшие аристократические классы от низших, возвышенные чувства от будничных.
Право на трагическое перестало быть исключительным правом придворного общества. По учению Д., трогательные и возвышенные чувства можно найти и у бедняка. С другой стороны, забавное и смешное не чуждо и придворной аристократии. Если буржуазия стремилась разрушить сословные перегородки между собою и привилегированным дворянством, то Д. разрушал сословные перегородки в лит-ых жанрах. Отныне трагедия становилась более очеловеченной. Все сословия могли быть представлены в драматическом произведении. Вместе с тем рационалистическое построение характеров уступило место реальному изображению живых людей. Чувствительность и нравоучение основные черты нового жанра, вопросы семьи и морали его главные темы, добродетельные буржуа, бедняки и крестьяне преобладающие герои. Новый жанр вполне соответствовал задачам просветительного века, театр стал проводником освободительных идей, вернулся к человеческой природе, отменил все условности, этикет, торжественный стих и высокий стиль классического направления, отвечая вполне вкусам буржуазии, к-рая не имела героических предков и воспоминаний, любила семейный очаг и жила в атмосфере своих будничных забот.Эти же взгляды верность природе, непригодность классических условностей и важное значение нравоучительного элемента в искусстве Д. отстаивает и в качестве критика и теоретика искусства. Он писал не только о лит-ре, но и об изобразительных искусствах («Салоны») и об искусстве актера («Парадокс об актере»). В своих «Салонах» он сближал живопись и скульптуру с лит-рой, требовал «нравственных картин» и рассматривал изобразительные искусства как своеобразное средство воздействия на умы.«Парадокс об актере» до сих пор не утратил своего значения по богатству и оригинальности мыслей. Д. враг актерской теории «нутра». Актер должен играть обдуманно, изучив природу человека, неуклонно подражая какому-нибудь идеальному образцу, руководимый своим воображением, своей памятью, такой актер будет всегда равно совершенен: все у него размерено, соображено, изучено, приведено в стройный порядок.
«Власть над нами принадлежит не тому, кто в экстазе, кто вне себя: эта власть привилегия того, кто владеет собой».Если драмы Д. сохранили только исторический интерес, то более счастливым оказался Д. в своих повестях. В них он удачнее проводит то положительное, что внесли идеологи буржуазии в литературу. Здесь ярко выражена зависимость героя от среды, их связь и взаимодействие: герой вставлен в рамки бытовых условий, и человеку вообще, человеку рационалистически, отвлеченно построенному классиками, противопоставляется общественный тип, живой образ, озаряющий смысл целой эпохи. Из беллетристических произведений Д. наибольшей известностью пользуется «Жак Фаталист» (Jacques le fataliste, 1773) и в особенности «Племянник Рамо» (Le Neveu de Rameau, 1762, посмертн.), лучшее из его художественных произведений. «Жак Фаталист» повесть о странствиях и приключениях двух приятелей, в к-рую автор вставил ряд эпизодов.Здесь выведена вереница характерных фигур того времени, подвергнуты критике распущенность, эгоизм, бессодержательность, мелочность и отсутствие глубоких интересов в так наз. обществе; этому последнему противопоставляются примеры добродетели, искренность и чувствительность качества, обретенные Д. в буржуазной среде. Рамо, герой другой повести, талантливый циник, одновременно отталкивающий своей беспринципностью и привлекающий своими парадоксальными суждениями.
В его лице Д. воплотил все отвратительное, что таилось в недрах старого общества. Рамо это накипь, образующаяся на поверхности моря, взволнованного идейными бурями, в эпоху начавшейся ликвидации остатков дворянско-церковного господства. Это муть, поднявшаяся со дна, когда свежая струя ворвалась в застоявшиеся воды, когда дрогнул и заколебался в своих основах старый мир со связанными с ним понятиями.
Рамо легко переходит от раболепия к наглости, он не просто негодяй, он виртуоз клеветы и обмана, он наслаждается бессилием честных людей в их борьбе с негодяями и испытывает что-то вроде художественного наслаждения, нападая на слабые, уязвимые стороны просветительной философии, любуется своей удобной позицией циника и беззастенчивостью нахала, к-рая позволяет ему легко и искусно проникать в лазейки, случайно образовавшиеся во время сложной социальной борьбы, есть и пить не без приятности и проводить время в праздности.
Рамо отрицает всякую мораль не только те устои, на к-рых держалось старое общество, но и новую, возникшую вместе с ростом буржуазии. Он враг всякой организованной общественности, типичная богема, индивидуалист, к-рого возмущает всякая дисциплина, всякое насилие над личностью.И тем не менее в Рамо есть нечто от самого Д., именно огромный запас жизненных сил, могучее чувство природы, естественное ощущение своего «я» то, что являлось существенным элементом в учении энциклопедистов. Д. в конце концов готов в одном пункте признать его правым: «самое главное, чтобы вы и я существовали и были сами собою, а все прочее пусть идет, как может».
Следует указать также на повесть Д. «La religieuse» (Монахиня), где изображены развращенные нравы женского монастыря. Рассказ ведется от лица молодой девушки-послушницы, непонимающей того, что она переживает. Тонкое сочетание чувствительности, смелого натурализма и психологической правды делает «Монахиню» одним из лучших произведений французской прозы XVIII в.Благодаря своей остро проведенной антиклерикальной тенденции «La religieuse» является великолепным образцом антирелигиозной пропаганды XVIII в.Оригинален и стиль Д. Наиболее живой, подвижный ум среди просветителей XVIII в., легко и быстро улавливающий не только общие понятия и формы вещей, но и своеобразие их оттенков, быстро реагирующий на все и мыслью и чувством, Д.
пишет с бо'льшей эмоциональной выразительностью и конкретностью, чем Вольтер. Язык последнего более отточен и сух, менее периодичен, чем речь Д., к-рая однако не столь расплывчата и ораторски-патетична, как слог Руссо. Д. принадлежит к числу тех цельных натур с законченным миросозерцанием, к-рые не могут ограничить свой кругозор какой-нибудь специальностью или частными проблемами.Он обладал широким и всесторонним образованием, солидными знаниями в области и философии и естествознания, социальных наук, лит-ры, живописи, театра и т. п. Его величайшим подвигом было создание «Энциклопедии», первый том к-рой вышел в 1751 и к-рая с перерывами издавалась в течение двадцати лет. Во всех ее статьях чувствуется влияние мысли Д.
идеолога воинствующей буржуазии, захватывавшей в свои руки торговую и промышленную жизнь страны, писателя, окрашивавшего умонастроением тогдашнего передового класса все разнообразные темы, к-рых он касался.Библиография:
I. Собр. сочин. Д. в 20 тт. Ассеза и М. Турне вышло в 1875-1877. Сборник избран. сочин. (Ouvres Choisies, edition du centenaire), в 1884. Русск. перев. особенно многочисленны в XVIII в.: «Les Bijoux indiscrets» (Нескромные самоцветы), 1748 и «La religieuse» (Монахиня), 1760. Из позднейших надо отметить: Романы и повести, перев. В. Зайцева, 2 тт., СПБ., 1872 (уничтожено цензурой); Племянник Рамо, изд. Чуйко, в «Библ. европ. мыслит. и писат.», СПБ., 1883; То же, в серии «Русск. класс. биб-ка А. Чудинова», сер. II, в. XVIII, СПБ., 1900; Монахиня, изд. «Атеист», М., 1929.
II. Морлей Дж., Дидро и энциклопедисты, М., 1882; Веселовский Алексей, Дени Дидро, «Вестник Европы», 1884, Х-XI (и в «Этюдах и характеристиках»); Бильбасов В. А., Дидро в Петербурге, СПБ., 1898; Луппол И., Дени Дидро, М., 1924; Rosenkranz, Diderots Leben und Werke, 1866; Collignon, Diderot, sa vie, ses Ouvres, sa correspondance, 1895; Avezac-Lavigne, Diderot et la societe du baron d’Holbach, 1875. Кроме того, характеристики Д. дали: Sainte-Beuve, Portraits litteraires; Карлейль, Critical and historical essays, русск. перев., М., 1878; Dubois-Reymond, Zu Diderots Gedachtnis, 1884; Scherer E., Diderot, 1880; Busnelli M. D., Diderot et l’Italie, 1925; Ledieu P., Diderot et Sophie Volland, 1925; Palache J. G., Four novelists, Crebillon, Laclos, Diderot, Restif de la Bretonne, N.-Y., 1926. .