МЕРЕЖКОВСКИЙ Дмитрий Сергеевич (1865-) беллетрист, поэт, критик, публицист, религиозный мыслитель. Р. в семье крупного дворцового чиновника. Окончил историко-филологич. факультет Петербургского университета; печататься начал в 1881. С 1920 в эмиграции, злейший враг сов. власти.М. один из зачинателей русского символизма, представитель богоискательства, идеолог дворянской интеллигенции, к-рая в условиях реакции 80-х гг. выступила с проповедью эстетизма и индивидуализма, ударилась в крайний мистицизм, накануне революции 1905 перешла в лагерь оппозиционной кадетствующей буржуазии, а после Октября закономерно перекочевала за границу.Первые стихотворные произведения Мережковского («Стихотворения», 1888; «Символы», 1894; «Новые стихотворения», 1896) окрашены в пессимистические тона; его угнетает «век суровый железа, денег и машин». В лирике преобладают мотивы тоски, усталости, одиночества. Легкий налет «гражданских» мотивов надсоновского типа смешивается с религиозной настроенностью («Христос воскрес», «Часовой на посту»). Бледные образы, шаблонные рифмы оформляют вялые философствования на религиозные темы («Вера», «Смерть»), сочетаясь с искусственностью тона, крикливостью патетики («Сакья-Муни», «Moritori»).
Книга М. «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893) явилась первой попыткой русского символизма осознать себя как направление, имеющее определенные эстетические и религиозно-философские принципы. Намечая «три главных элемента нового искусства: мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности»,
Мережковский обрушивается на «утилитарный пошлый реализм» литературы революционной демократии 60-х гг. Упадок современной литературы он объясняет «тем упадком художественного вкуса, к-рый, начиная с 60-х гг., продолжается доныне и вызван проповедью утилитарного и тенденциозного искусства, проповедью таких критиков, как Добролюбов, Чернышевский, Писарев».
Возрождение литературы М. видит в декадентстве и мистицизме: «русские декаденты первые русские европейцы, люди всемирной культуры, достигшие крайних вершин ее „самозародившейся мистики ». Резко враждебное отношение М. к наследству революционной демократии, к художественному реализму, привело его к борьбе с современной идейно-прогрессивной литературой. В росте социалистического рабочего движения М. усматривал наступление «грядущего хама», Смердякова, торжествующей пошлости. В противовес идеям пролетарской социалистической борьбы М. выдвинул теорию «третьего царства», стремясь приспособить устаревшие догмы христианской религии к «современному состоянию человеческого ума».«Критика христианства», осуществленная М., выражала настроения дворянско-буржуазного блока, его стремления внести некоторые поправки в действительность в смысле очищения ее от рутины прошлого для более просторного развития на капиталистических началах. Основанный группой М. журн. «Новый путь» (1903-1904) был трибуной мистики, идеализма, утонченной поповщины. Мистически истолкованная гегелевская «триада» превращена М. в теорию «трех царств», якобы знаменующих религиозную эволюцию человечества. Эту теорию М. проводит настойчиво во всех своих произведениях. В своих исторических романах М. поставил задачей показать движение человечества
по пути к «третьему царству». В трилогии «Христос и антихрист»
Мережковский берет такие исторические эпохи, когда, по его мнению, борьба между язычеством и христианством проявлялась с наибольшей силой. «Юлиан Отступник» (1894) рисует гибель эллинского мира под напором темной христианской черни, «одержимой бесом разрушения».
Роман «Воскресшие боги» (1896) посвящен возрождению культа эллинской красоты. «Леонардо да Винчи», одновременно рисующий «Тайную вечерю» и мерзкие рожи языческих идолов, совмещает в себе два начала языческое и христианское. Перескакивая через столетия, М. обращается к России, приписывая ей миссию окончательного возрождения. Роман «Петр и Алексей» (1902) посвящен трагическому противоречию старого и нового, европейского и старорусского начал, к-рые сливаются, по М., воедино в грядущем царстве святого духа. Вторая
трилогия драма «Павел I» (1908), роман «Александр I» (1911) и «14 декабря» (1918) посвящена движению декабристов и предшествовавшему дворцовому перевороту (убийство Павла I). Трактуя «революцию» как борьбу с самодержавием во имя бога, М. изобразил декабризм как беспочвенный легкомысленный
заговор кучки взбалмошных молодых людей, одержимых религиозными сомнениями. В наиболее невыгодном свете М. представил как-раз левую, демократическую часть декабристов (Пестель, Бестужев).Укладывая историю в узкие рамки своей религиозной схемы, М. не останавливается перед сознательным искажением исторических фактов. Герои М. не образы с живым содержанием, а рупоры мистической идеи трех царств. Они ведут схоластические споры, цитируют эллинских мудрецов, видят длинные сны, ведут скучнейшие дневники. Холодное резонерство, фальшивый
пафос и пророческий тон доминируют в романах и заглушают немногие яркие страницы. Мистическая трактовка М. исторического процесса была оружием борьбы дворянско-буржуазного блока с растущим революционным движением.До революции 1905 М. преклонялся перед самодержавием, считая царя помазанником божиим, отождествляя государство с церковью. В годы мощного подъема революционного движения М. переходит в лагерь буржуазной оппозиции, объявляет: «самодержавие от антихриста». Выступая против самодержавия, М. одновременно скорбит о том, что «в русской революции дела, достойные титанов, совершаются под песни пигмеев, под такие гимназические
вирши, как „Вставай, подымайся, рабочий народ ». Ему хочется слышать в революции церковное песнопение, ибо русская революция, по М., может стать путем к «третьему царству»,
но для этого она должна отбросить «мещанство», земные цели соц.-дем., т. е. по сути дела должна перестать быть революцией. Здесь контрреволюционный характер воззрений Мережковского выражен особенно отчетливо.Эта активнейшая пропаганда мистики и религии, проводимая М., являлась отражением того исторического момента, «когда русской буржуазии в ее контрреволюционных целях понадобилось оживить религию, поднять спрос на религию, сочинить религию, привить народу или по-новому укрепить в народе религию» (Ленин).Как литературный критик М. произвольно подгоняет творчество писателей под свою схему мистического развития человечества. Так, творчество Пушкина истолковывается как примиряющее христианство и язычество
начало, из к-рого вышли Достоевский и Толстой «два предвозвестителя русского и всемирного возрождения», один стремящийся к одухотворению плоти, другой «к воплощению духа». А так как в грядущем царстве «дух и плоть должны слиться воедино», то и Достоевский с Толстым должны слиться и дать нового, символического Пушкина. В творчестве Гоголя М. увидел вечную борьбу с «чортом», объявил, что «Чичиков антихрист», а в персонажах «Ревизора» умудрился найти скрытый мистический смысл. Когда М. понадобилось обосновать свою теорию народа-богоносца, он в качестве предвозвестника этой теории выдвигает Лермонтова. Демократическая гражданская
лирика Некрасова вызывает резкое осуждение М., зато особо подчеркиваются отдельные нотки религиозной настроенности поэта; у Гл. Успенского, которого «убийственное для всякой поэзии утилитарное направление коснулось в большей мере, чем Некрасова», М. находит одно удовлетворяющее его произведение
очерк «Парамон-Юродивый». Лучшим произведением
Короленко он объявляет «Сон Макара», в к-ром «религиозное
вдохновение окрыляет поэта», а в «Стихотворениях в прозе» и рассказе «Собака» открывает настоящего «немодного и нестареющего Тургенева, которого не подозревали наши критики-реалисты». Естественно, что поэзия Горького, в которой трудно найти мистику, «ничего не заслуживает кроме снисходительного забвения...», «...о Горьком как о художнике больше двух слов говорить не стоит». Но зато В. Розанов оказывается «величайшим из современных русских писателей».В
период реакции, когда «дух „смирения и „покаяния , увлечение антиобщественными учениями, мода на мистицизм и т. п.» (Ленин) сделались господствующими настроениями буржуазии и мелкой буржуазии, деятельность М. имела успех в «отчаявшихся и уставших» (Ленин) кругах буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенции, оказала значительное влияние на творчество Белого, Вяч. Иванова, Брюсова.К 1909-1910 М. проделывает еще бо`льшую эволюцию вправо, «ведет последовательную, очень внутреннюю, идейную борьбу» с большевизмом («Дневники» 3. Гиппиус) и окончательно переходит в лагерь столыпинской реакции.
Ленин с определенностью обозначил место М. в классовой борьбе, говоря, что «Струве в „Русской мысли , наверное, докажет завтра при помощи Бердяева, Изгоева, Мережковского и Ко, что „ленинцы греховные „раскольники , а ликвидаторы... святые исполнители воли бога» (т. XVII, стр. 494).Пролетарскую революцию М. встретил с дикой фанатической злобой. Изливая потоки клеветы на Советскую Россию, М. для борьбы с этим «царством антихриста» призывает силы не только небесные, но и земные в лице европейской интервенции.Художественное творчество М. эмигрантского периода является ярким примером идейной деградации и культурного одичания белой эмиграции. Его романы «Рождение богов», «Мессия» лишены всяких признаков художественности, наполнены скучнейшими разговорами и туманными пророчествами. В религии древнего Египта он находит сочетание «элементов религиозного и полового», чем и спешит обновить свою философию.В плане литературного наследства творчество М., реакционное от начала до конца, представляет безусловно отрицательную величину. Оно может служить разве только иллюстрацией позорного бытия нашей «отечественной» буржуазии и ее бесславного конца.
Библиография:
I. Полное собр. сочин., 17 тт., изд. т-ва М. О. Вольф, СПБ, 1911-1913; То же, 24 тт. (полнее), изд. т-ва Сытина, М., 1914-1915. Не вошли в «Собр. сочин.»: 14 декабря, П., 1918; Рождение богов. Тутонкамон на Крите, Прага, 1925; Мессия, «Современ. записки», Париж, 1926, XXVII-XXXII (романы); Будет радость, П., 1916; Романтики, Петроград, 1917 (драмы); Две тайны русской поэзии. Некрасов и Тютчев, Петроград, 1915; Завет Белинского, Петроград, 1915 (критика).
II. Михайловский Н. К., Дневник читателя. Заметки о поэзии и поэтах, «Сочин.», т. VI, СПБ, 1897; Его же, Русское отражение французского символизма, в кн. «Литературные воспоминания и современная смута», т. II, СПБ, 1900; Его же, Несколько слов о г. Мережковском и Л. Толстом. О г. Мережковском. О Достоевском и г. Мережковском. Г. Мережковский об отцах и детях. Запоздалые счеты с г. Мережковским, «Последние сочин.», т. II, СПБ, 1905; Соловьев Е. А., Наша литература, «Журн. для всех», 1902, II («Смерть богов», «Воскресшие боги»), 1902, X (Мережковский о Толстом (подпись: Мирский)); Шулятиков В., Критические этюды «Курьер», 1903, № 273; Коробка Н. И., Мережковский о Толстом и Достоевском, в кн. «Очерки литературных настроений», СПБ, 1903; Богданович А., Годы перелома, СПБ, 1908, стр. 429-435; Неведомский М., О «навьих» чарах и «навьих» тропах, «Современный мир», 1908, II; Его же, В защиту художества, там же, 1908, III; Покровский М. Н., Религия и революция, сб. «О веяниях времени», СПБ, 1908 (По поводу сб. Мережковского «Не мир, но меч»); Чуковский К., От Чехова до наших дней, изд. 3-е, СПБ, 1908; (изд. 1-е, СПБ, 1908); Шулятиков В., Неаристократическая аристократия, Сб. «Литературный распад», СПБ, 1909, кн. II, стр. 231-251; Базаров В. А., Богоискательство и богостроительство, Сб. «Вершины», СПБ, 1909; Неведомский М., Модернистское похмелье, Сб. «Вершины», СПБ, 1909; Базаров В. А., Христиане Третьего Завета и строители Башни Вавилонской, «На два фронта», СПБ, 1910, и в сб. «Литературный распад», кн. II, СПБ, 1909; Плеханов Г. В., О так называемых религиозных исканиях, в сб. «От обороны к нападению», М., 1910 (Собр. сочин., т. XVII); Шулятиков В., Этапы новейшей лирики, в сб. «Из истории новейшей русской литературы». М., 1910; Иванов-Разумник, Мертвое царство, в кн. «Творчество и критика», СПБ, 1911; Кранихфельд В. П., Литературные отклики. Легенда о кольце Пушкина, «Современный мир», 1911, I; Брюсов В. Я., Далекие и близкие, М., 1912; Брандес Г., Собр сочин., изд. «Просвещение», т. XIX, СПБ, 1913. О романе «Александр I»: Войтоловский Л., «Киевская мысль», 1913, № 81; Мельгунов С., Защита Мережковским Александра I, «Голос минувшего», 1913, IV; Корнилов А., Исторический роман Д. Мережковского, «Современник», 1913, II; Садовский Б., Оклеветанные тени (вошло в его сб. «Ледоход», II., 1916), «Северные записки», 1913, I; Мельгунов С., Роман Мережковского «Александр I», «Голос минувшего», 1914, XII; Троцкий Л. Д., Мережковский, в кн. «Литература и революция», изд. 2-е Гиз, М., 1924 (ср. Сочин., т. XX, Гиз, М., 1926); Долинин А., Д. Мережковский, «Русская литература XX в.», под ред. С. А. Венгерова, т. I, М., 1914; Воронский А. К., Вне жизни и вне времени (Русская зарубежная художественная литература), в кн. «Литературные записки», М., 1926; Горбов Д. А., Мертвая красота и живучее безобразие, «Красная новь», 1926, VII (о «Мессии»); Коган П. С., Очерки по истории новейшей русской литературы, т. IV, изд. 7-е, Гиз, М., 1929; Евгеньев-Максимов В. и Максимов Д., Из прошлого русской журналистики. Статьи и материалы, Л., 1930 (см. здесь ст. ст. Д. Максимова: «Журналы раннего символизма», «Новый путь»).
III. Ларин О. Я., Хронологич. указатель произведений и литературы о произведениях Мережковского, при т. XXIV Полного собр. сочин., СПБ, 1915; Фомин А. Г., Библиография новейшей русской литературы, «Русская литература XX в.», под ред. С. А. Венгерова, т. II, вып. V, М., 1915; Мезьер А. В., Русская словесность с XI по XIX ст. включительно, ч. 2, СПБ, 1902; Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, Гиз. Л., 1924; Его же, Литература великого десятилетия (1917-1927), том I, Гиз, Москва, 1928; Мандельштам Р. С., Художественная литература в оценке русской марксистской критики, ред. Н. К. Пиксанова, издание 4-е, Гиз, Москва, 1928.
