Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - раскольническая литература

С самого возникновения раскола появляется длинный ряд сочинений, главная цель которых — доказать правоту старых воззрений и обличить заблуждения никонианствующей церкви. С внешней стороны в этих сочинениях заметно стремление к сохранению старинных форм языка и стиля; но такая тенденция не всегда выдерживается, так как, с одной стороны, Р. писатели волей-неволей применяются к языку православной светской и духовной власти, с которой им часто приходится иметь дело, а с другой стороны, и на самих писателях незаметно отражается дух времени. Иногда сознательно, чаще бессознательно они начинают употреблять новые формы речи, пользоваться теми новыми приемами, которые имеются в распоряжении православных полемистов. Кроме борьбы с православной церковью и кроме самозащиты, Р. литература с самого начала своего существования занялась разрешением вопросов, возникавших внутри самой Р. общины, например, о таинствах, браке, священстве, об отношении к светской власти, о молитве за царя, об антихристовом царстве и т. п. В основе всех этих вопросов лежит интерес религиозный; тем не менее несомненно присутствие довольно сильной национально-социальной окраски не только в форме, но и в самом содержании Р. литературы, а также медленное, но все же постоянное движение вперед. Рядом с литературными родами, распространенными в древней русской письменности (поучительные и обличительные послания, беседы о предметах, упоминаемых в Священном писании, жития подвижников), мы с самого начала находим у расколоучителей в немалом числе челобитные и так называемые "Ответы", т. е. такие формы, которые раньше имели исключительно деловое значение, а с этого времени начинают употребляться раскольниками в целях литературно-богословской полемики. По своему содержанию Р. литература, ограничиваясь кругом богословских вопросов, стараясь строго держаться старинного предания, почти совсем чуждается творчества. Не следует, однако, забывать, что произведения Р. писателей составляли (да частью и теперь составляют) единственную духовную пищу для огромной массы русского народа, отделившейся от православной церкви. Есть в них и некоторая доля поэтического элемента — в многочисленных духовных стихах, проникнутых аскетическим настроением, в сатирических произведениях, направленных против некоторых лиц светской и духовной иерархии или против некоторых мероприятий (напр. против единоверия), в легендарных сказаниях о чудесах Р. подвижников или о нечестивых деяниях православного духовенства, в апокалипсических изображениях будущего антихристова пришествия и Страшного Суда. Несмотря на интерес, представляемый Р. литературой, она до сих пор остается почти незатронутой исследователями. Самые многочисленные памятники Р. литературы далеко не вполне приведены в известность. Наиболее богатые собрания Р. рукописей находятся в Петербурге (в Имп. Публичной библиотеке — коллекции Толстого, Погодина и особенно Богданова — и в Духовной акд.), в Москве (в Румянцевском музее — коллекции Ундольского и Пискарева, в библиотеке гр. Уварова, в синодальной библиотеке и в особенности в Хлудовской библиотеке, принадлежащей Никольскому единоверческому монастырю), в Киеве (рукописи московского митрополита Макария и Е. В. Барсова), в Казани (Соловецкие и другие рукописи в Духовной академии), в Чернигове (в духовной семинарии), в Ярославле (у гг. Вахрамеева и Титова). В этих собраниях есть весьма ценные материалы, но масса памятников находится еще в частных руках, у разных Р. начетчиков, и почти совсем недоступна для представителей науки. Напечатано памятников Р. литературы сравнительно мало: в 60-х годах кое-что было издано книгопродавцем Кожанчиковым под редакцией Тихонравова, Есипова, Максимова, в 70-х и 80-х гг. вышло собрание "Материалов для истории раскола за первое время его существования" Н. И. Субботина; позже изданы некоторые материалы Е. В. Барсовым, А. К. Бороздиным, В. Г. Дружининым, X. М. Лопаревым, А. Н. Пыпиным, П. С. Смирновым, а также и самими раскольниками в заграничных типографиях (между прочим, в Мануиловском монастыре были напечатаны знаменитые "Поморские ответы"). Первым памятником Р. литературы, о котором мы знаем со слов протопопа Аввакума, была челобитная, поданная им вместе с протопопом Даниилом Костромским царю Алексею Михайловичу о земных поклонах во время молитвы Ефрема Сирина и о сложении перстов для крестного знамения; эта челобитная до нас не дошла, но о ее содержании можно отчасти догадываться по статье Аввакума "О сложении персть", представляющей, по всей вероятности, позднейшую переработку этой челобитной, которая, по указаниям Аввакума, заключала в себе главным образом выписки из Св. Писания. Позже, под диктовку сосланного в Спасокаменный м-рь прот. Неронова, златоустовский игумен Феоктист писал письма к царю, царице, Стефану Вонифатьеву и весьма многочисленным почитателам ссыльного протопопа. Восставая против Никоновых новшеств, Неронов во всем винит греков и малороссов и особенно нападает на Арсения Грека, повторяя обычные, во многом справедливые против него обвинения. Настаивая на необходимости проверить новые исправления на соборе, Неронов решительно высказывается против участия в этом соборе малороссов и греков, как людей нетвердых в вере и причастных всяческим порокам и преступлениям. В противоположность подозрительным ему исправителям Неронов выставляет своих "любезных сверстников" Павла, еп. Коломенского, и протопопов Аввакума, Даниила, Логина, как людей, "любящих Божий закон". Он предостерегает царя и своих последователей от имеющего в скором времени явиться антихриста, который, притворяясь сторонником добра, в сущности будет покровительствовать только злым людям и поднимет гонение на рабов Христовых. Идея о приходе антихриста, высказанная Нероновым и имеющая свой ближайший источник в предсказаниях Кирилловой книги, Книги о вере и Ефремовой книги, нашла благодарную почву в обществе защитников старины, и мы вскоре находим ее весьма обстоятельно развитой в сочинениях архимандрита Покровского м-ря Спиридона Потемкина. Этому расколоучителю принадлежит обширный сборник из 9 "слов", называемый "Книгой о правой вере" и посвященный обличению исправителей, причем главным основанием всех обличений является мысль, что исправления веры нельзя ожидать в последние времена. Что конец мира наступил или по крайней мере очень близок — это для Спиридова Потемкина не подлежит никакому сомнению; смута, происходящая в русской церкви, объясняется им как действие сатаны, уготовляющего путь антихристу. Но кто же этот антихрист? есть ли это определенное лицо, или только символ? Последнее решение мы находим в довольно распространенном "словотворении соловецкого инока Феоктиста об антихристе и о тайном царстве его", в котором доказывается, что приход антихристов будет только духовный и все относящиеся к нему пророчества надо понимать также духовно. Теория Феоктиста, найдя немало последователей и сохранившись даже до нашего времени, встретила немало и противников, для которых гораздо доступнее было более реалистическое понимание царства антихристова, воплощение этого антихриста в лице какого-нибудь выдающегося, ненавистного им деятеля. Таков был монах Ефрем Потемкин, проповедовавший, что антихрист уже народился и есть не кто иной, как патриарх Никон. Эта проповедь имела значительный успех. К тому же времени, по-видимому, надо относить возникновение целого ряда легенд о Никоне, записанных в "Житии инока Корнилия" и в Р. "Повести о рождении и воспитании и житии и кончине Никона, бывшего патриарха Московского и всея России". Согласно этим легендам, старец Елеазар Анзерский уже задолго до патриаршества Никона провидел в нем "смутителя и мятежника", заметив у него на шее огромного черного змия, а какой-то чудовский старец Симеон видел страшного змея, обвившегося вокруг Грановитой палаты, в которой царь беседовал с Никоном; разные лица свидетельствовали, что Никон попирал ногами святыню и т. д. Все подобные рассказы усиленно распространялись противниками Никона; но особенно ярким протест против новшеств сделался со времени оставления Никоном патриаршего престола. Царю подаются челобитные романово-борисоглебским попом Лазарем и суздальским священником Никитой, известным под именем Пустосвята, а также особенно уважаемая раскольниками челобитная возмутившихся соловецких монахов; в челобитных по пунктам излагаются многочисленные заблуждения, в которые якобы впала русская церковь по вине Никона. Обвинения отличаются крайней мелочностью и казуистикой, в каждой чисто формальной поправке усматривается искажение основного христианского догмата вроде отрицания истинности Св. Духа. В том же духе пишут и некоторые расколоучители, вернувшиеся из ссылки, особенно Аввакум, подавший царю челобитные о смене патриарха и восстановлении старых порядков. После ссылки главных защитников старины Пустозерск становится центром борьбы с православной церковью и внутренней устроительной работы самого раскола. Это время в истории Р. литературы самое живое, горячее; вожаки Р. были талантливы, проникнуты "огнепальною" ревностью; у многих при отсутствии знаний была замечательная "острота телесного ума". Общий дух раскола и многие существенные стороны его доктрины выработались именно в это время: будущему предстояло только выяснение некоторых деталей, усиление той или другой стороны движения — социальной, национальной или чисто религиозной, мистической. Больше всего за это время действует Аввакум, которым написано около полусотни посланий, бесед по вопросам обрядовым, нравственным, догматическим, а также весьма замечательная автобиография, напоминающая жития святых. Простота и яркость языка, приноровленного к пониманию паствы, заставляют признать Аввакума не только выдающимся расколоучителем, но и человком, занимающим одно из самых видных мест в истории русской литературы XVII в. Вследствие неясности некоторых его выражений Аввакум стал апостолом самосожжения, что и вызвало в конце XVII в. замечательный трактат раскольничьего старца Евфросина "Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей". Та же неясность выражений породила догматический спор между Аввакумом и дьяконом Федором, отразившийся в некоторых сочинениях Аввакума и в очень интересном, как исторический памятник, послании Федора к его сыну, Максиму. В этом последнем сочинении лучше всего выразились черты, отличающие Федора, как писателя, от других расколоучителей: спокойствие, систематичность и доказательность изложения. В Пустозерске, как дают основание предполагать новейшие исследования, созрел план подачи челобитной царю о восстановлении старой веры — план, осуществленный в правление царевны Софии, во время известной стрелецкой смуты (см. Раскол). С этим фактом связаны челобитная Сергия и "История о вере" Саввы Романова, весьма любопытная по своей объективности. XVIII в. выдвинул таких деятелей, как братья Денисовы, из которых Семен особенно замечателен как первый раскольничий историограф, автор "Винограда Российского", т. е. собрания витиеватых житий раскольничьих подвижников, и "Истории об отцех в страдальцах Соловецких", а Андрей выдается как человек, получивший правильное школьное образование и внесший схоластические приемы изложения в раскольничью полемику, что, напр., видно из весьма любопытного его сочинения, сохранившегося в рукописи: "Толкование российского речения: благочестие". В своих "Поморских ответах", подвергнув беспощадной критике подложные "Деяние против еретика Мартина" и "Феогностов требник", Андрей Денисов явился чуть ли не первым в нашей литературе представителем историко-филологического анализа, первым нашим палеографом. "Поморские ответы" послужили образцом для нескольких последующих сочинений в защиту раскольничьей доктрины от нападок православных полемистов; таковы, напр., "Дьяконовы ответы", "Архангелогородские ответы" и др. XVIII в. богат также сочинениями по внутренним вопросам, возникавшим в расколе, напр. по вопросу о браке и священстве, преимущественно интересовавшим так назыв. федосеевское согласие. Особенно выдается в этой области деятельность Ивана Алексеева; ему принадлежат около 30 сочинений, из которых наиболее важны "История о бегствующем священстве" и "О тайне брака". В первом Алексеев сильно восстает против приема беглых попов и, стоя на строго канонической почве, категорически отвергает законность беглопоповства; кроме своего полемич. значения, "История" очень важна и по сообщаемым ею фактическим сведениям. Сочинение "О тайне брака", внося поправку в учение федосеевцев, послужило основанием для доктрины так наз. новоженов. По своему фантастическому характеру любопытно путешествие инока Марка Топозерского: этот старец через Китай добрался до "Опоньского царства" у "Беловодья", т. е. океана. Там он обрел патриарха и церкви "асирского языка", от которых может явиться истинная иерархия. К XVIII в. относится еще большое число полемических сочинений и памфлетов раскольников против единоверия. К литературе памфлетов принадлежат также некоторые злые нападки на Петра Вел. XIX в. не представляет чего-либо важного в качественном отношении: количественно Р. литература разрастается чрезвычайно широко, но ее произведения являются вариациями на старые темы, так что упоминания заслуживает только дятельность Павла Любопытного (см.), раскольничьего библиографа и историографа, которому принадлежат витиеватый, но обстоятельный "Каталог или библиотека староверческой церкви" и обширнейшее "Хронологическое ядро староверческой церкви, объясняющее отличные ее деяния с 1650 по 1814 г." — сочинение летописного характера, не всегда точное и главным образом занятое историей поморской секты. Язык и стиль значительно подновлены. Это подновление особенно сильно начинает сказываться в произведениях ближайших к нам Р. писателей, Илариона Егоровича Кононова (автора "Окружного послания"), Онисима Швецова, Антона Егорова, Антония Шутова, Конона, еп. Новозыбковского, еврея Карловича и др. Новостью являются и те источники, которыми пользуются раскольники-полемисты нашего времени: это — произведения православных писателей, преимущественно светских, каковы Т. И. Филиппов, Н. Ф. Каптерев, Е. Голубинский и др. Ср. описания рукописей Александра В., А. Н. Попова, Лилеева, И. А. Бычкова, Викторова и др.; А. К. Бороздин, "Протопоп Аввакум"; Нильский, "Семейная жизнь в русском расколе"; Мельников, "Исторические очерки поповщины"; П. С. Смирнов, "Внутренние вопросы в расколе".

А. Бороздин.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907