Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - схематизм

философский термин, введенный впервые Кантом в его "Критике чистого разума", в отделе "О схематизме чистых понятий рассудка". Этот отдел теории познания Канта вызывал у разных мыслителей самые противоположные мнения. В то время как Гегель в "Истории философии" (т. III) называет учение о схематизме "одною из самых привлекательных сторон Кантовой философии", Шопенгауэр в своей "Критике Кантовой философии" говорит об этом учении, что оно своею искусственностью производит на него комическое впечатление. По словам Канта, "мысли без содержания — пусты, созерцания без понятий — слепы". Для пояснения этой мысли о неотделимости интуиции и понятий и создано учение о С. Доказав, что пространство и время — формы созерцания, неотделимые от чувственных данных — ощущений, Кант устанавливает в нашем рассудке наличность некоторых равно основных первичных понятий, без которых невозможен никакой акт мысли, — категорий. Таким образом, у него получается наличность двух элементов в познании: 1) чувственных созерцаний, облеченных в пространственно-временную оболочку, и 2) чистого рассудка с его аппаратом коренных понятий — категорий качества, количества, причинности, субстанциальности и т. д. Эти два элемента — чувственность и рассудок — гетерогенны (разнородны). Спрашивается, как объединить их? Как воочию показать, что "мысли без содержания — пусты, созерцания без понятий — слепы"? Для этого надо подыскать в чувственных данных такой элемент, который имел бы нечто общее с категориями как понятиями рассудка. Таким элементом является время, равно неотделимое и от ощущений, и от категорий, ибо процессы рассудочного мышления по категориям качества, количества etc. неотделимы от временных определений: счет, качественное различение, подмечание причинной связи и сосуществования — все это совершается во времени. "Чтобы иллюстрировать образно какое-нибудь наивысшее понятие рассудка, мы пользуемся чувственным примером в виде воспроизведения какого-нибудь представления во времени", которое и экземплифицирует для нас в виде схемы или монограммы воображения ту или другую категорию. Я не могу представить себе понятия чистого количества — числа вообще: перед моим воображением быстро мелькает лишь некоторая неопределенная множественность, которая и является схемою для данного понятия. Для каждого наивысшего понятия имеется соответствующая схема: для категории количества последовательный счет во времени дает схему числа; схемою чистого качества является сознавание заполненности данного времени определенным чувственным содержанием (ощущениями); схемою субстанции является сознавание устойчивых комплексов ощущений во времени; схемою причинности — закономерная последовательность разнообразного и т. д. Учение о С. чрезвычайно важно и с формально-логической, и с психологической, и с гносеологической точек зрения. I) С логической точки зрения оно блестяще разрешает ту проблему об общих представлениях (general ideas), которая запутывала в безвыходные затруднения Локка и Беркли, ибо они смешивали понятие рассудка с его схемою — чувственною иллюстрацией. II) Учение о С. является в психологическом отношении ценным потому, что оно показывает нам соотносительность элементов представления и мысли, конкретного и абстрактного. Обособляя идеально чувственность с формами созерцания от рассудка и категорий и затем снова их объединяя, Кант только диалектически расчленяет то, что психологически неотделимо, и делает это именно с целью отчетливо показать такую неотделимость. Ощущения, облеченные в формы пространства и времени, представимы для нас лишь при участии категорий качества и количества; ибо что такое пространство и время без заполняющего их чувственного содержания и без количественного и качественного различения? Пустые звуки. Равным образом, что такое чистая мысль без интуиции, как не набор слов? Но Кант идеально расчленяет то и другое, что возможно, так как подведение известного представления под известную категорию, которая в нем уже имеется, заключается в подчеркивании вниманием ее наличности, которая раньше не бросалась в глаза с такою яркостью. III) Гносеологическое значение С. заключается в том, что весь мир, как это явствует из трансцендентальной эстетики, есть для нас наше представление — чувственные данные, облеченные в формы созерцания: пространство и время. Доказав при помощи С., что пространственно-временные интуиции невозможны без категорий, как условий их бытия, мы получаем весьма важный вывод, что и мир возможен лишь как бытие, подчиненное категориям мысли. Категории становятся реальными условиями мира явлений. Самый опыт обусловлен категориями; следовательно, "наш рассудок сам же и предписывает природе ее законы". В этом и заключается та "Коперниковская" точка зрения на мир, которая установлена Кантом и которую он назвал критическим идеализмом. Из сказанного становится понятным, почему "схематизм чистых понятий рассудка" кажется многим столь трудным для понимания: это центральный пункт в теории познания Канта, который может быть отчетливо усвоен только тем, кто уловил общий дух системы. Эти трудности усугубляются еще двумя обстоятельствами: 1) гениальное разграничение образа и понятия, схемы и категории никогда не будет усвоено тем, кто смешивает понятия, как продукт абстракции, с представлениями, иллюстрирующими понятия; это мы видим, например, у Гексли, который отождествлял так называемые родовые образы с понятиями. 2) Все учение о С. превратится в бессмыслицу для того, кто вообразит, что Кант допускал реальное обособление чувственности от рассудка и, создав искусственно такое обособление, старался заполнить пропасть между двумя гетерогенными по природе психическими явлениями и ради этого состряпал такое сумеречное понятие, как понятие схемы, которое, не будучи ни продуктом только чувственности, ни продуктом только рассудка, могло играть между обеими способностями роль посредника. Именно такое истолкование С. дает Шопенгауэр: он делает Канту упрек, подобный тому, который Аристотель делал Платону, указывая на то, что для заполнения пропасти между умопостигаемой идеей человека и единично данным реальным человеком необходимо установить посредствующее звено — ввести понятие третьего человека (τρίτος ανθρωπος). Насколько справедлива критика Аристотеля, направленная против дуализма чувственного и сверхчувственного у Платона, настолько неудачна критика Шопенгауэра, бьющая мимо цели. Своим учением о С. Кант привел в тесное соприкосновение логику, психологию и теорию познания в вопросе об образовании и значении общих понятий. Он указал на удивительную сложность и тонкость живого процесса формирования качественных понятий: он раскрыл перед нами в С. "искусство, скрытое в глубине человеческой души", которое несомненно натолкнуло Гегеля на разработку диалектического метода; недаром Гегель так сочувственно отзывается об этом отделе "Критики чистого разума". См. Кант, "Критика чистого разума" (пер. Соколова, т. I, стр. 136; "Kr. d. r. V.", издание Adickes'a, стр. 171—73, примеч. издателя). Кроме "Крит. чист. разума", можно найти ясное изложение С. в письме Канта к Tieftrunk'y ("Werke" XI, 1, 184—7). См. Виндельбанд, "Философия Канта" (стр. 87); Ибервег, "Историч. нов. философии" (пер. Колубовского, стр. 234); Паульсен, "Им. Кант" (стр. 169); Cohen, "Kant's Theorie der Erfahrung" (стр. 368). В последнем сочинении учение о С. особенно обстоятельно разобрано.

И. Лапшин.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907