Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - сочетание предложений

(грамм.) — обнимает два синтаксических явления: сочинение предложений и подчинение предложений. Первое обозначается также греческим словом παράταξις (лат. parataxis, нем. Parataxe), второе — ύπόταξις (лат. hypotaxis, нем. Hypotaxe). Эти термины введены лишь в начале XIX в. Ни греческие, ни римские грамматики не создали ни классификации предложений, ни учения об их С. И то, и другое создано трудами немецких грамматиков конца XVIII столетия, в особенности Аделунга. Под именем сочинения предложений разумеется соединение равносильных предложений, а под именем подчинения — соединение главного предложения с придаточным. Хотя оба вида С. предложений существуют рядом во всех индоевропейских языках, тем не менее история этих языков с несомненностью доказывает, что подчинение предложений развилось позднее и что первоначально в языке существовал только один способ С. предложений, а именно сочинение. Первоначально предложения, тесно связанные между собой по смыслу, сопоставлялись без всякого грамматического выражения их отношения друг к другу. Связь их легко понималась из их значения. Отрывистая речь и до сих пор довольствуется таким простым сопоставлением предложений (пушкинская проза дает много примеров такого С. предложений). Позднее входит в обычай и грамматически выражать отношение таких внутренне связанных между собой предложений. Оно выражается различными способами: частицами и союзами (см.), анафорическим и указательным местоимением. Сочинение предложений при помощи частиц особенно сильно развито в санскритском (ведическом) и греческом языках. В последнем почти каждое последующее предложение может присоединяться к предыдущему при помощи частицы δέ. Почти такую же роль играет церковно-славянская и древнерусская частица же. Союзы соединительные и противительные (и, а, но) несколько определеннее указывают на отношение предложений. Анафорическим местоимением называется такое указательное местоимение, которое способно заменять уже упомянутое в речи имя существительное. Такую функцию в греческом языке имеют, например, косвенные падежи αύτοϋ "его"; в церковно-славянском (откуда и русское его и т. д.), употребляющееся тоже только в косвенных падежах. Если такое анафорическое местоимение стоит в каком-либо предложении, то оно естественно указывает на связь с предыдущим предложением. Такую же функцию анафорического местоимения имел и индоевропейский корень *to(греч. ό, ή, τό; санскр. sa, sâ, tad; церк.-слав. ). На этой почве в греческом развился так называемый член, который очень часто присоединяется к существительному имени только для того, чтобы указать, что о нем уже шла речь раньше. Связь двух предложений может быть выражена и в первом из них при помощи указательного местоимения, например греч. άλλά τό θαυμάζω ϊδον ένθάδε Μέντορα δΐον "но я тому удивляюсь, (что) я видел здесь славного Ментора" (Гомер, "Одиссея", IV, 655). Но из таких С. предложений по большей части возникает подчинение предложений, так как второе предложение развивает содержание первого и в этом смысле является ему подчиненным.

Подчинение предложений выражается внешним образом в развитии противоположности между главным и придаточным предложением. Эти термины не следует, однако, понимать так, будто в главном предложении выражается непременно главная мысль, а в придаточном — второстепенная. Они указывают только на тесную связь главного и придаточного предложений, причем очень часто ни одно из них не может быть названо самостоятельным, и нередко главная мысль только в придаточном предложении находит свое полное выражение. Например, в предложении "ты хочешь... чтоб я... беседовал с тобой" (Пушкин), придаточное предложение "чтоб я беседовал с тобой" гораздо содержательнее главного предложения "ты хочешь". Таким образом главным предложением мы называем такое, которое играет руководящую роль в грамматическом построении выражения мысли. Большинство придаточных предложений в индоевропейских языках представляет так называемые относительные предложения, т. е. вводимые относительным местоимением. Есть несомненные свидетельства в пользу того, что индоевропейское местоимение *io(санскр. yas, yâ, yad; греч. ός, ή, ό) имело первоначально анафорическое значение (см. выше), а это, в свою очередь, доказывает, что и подчинение относительных предложений возникло из сочинения предложений при помощи анафорического местоимения (см. выше); так, предложения, подобные церковно-славянскомупо первоначальному значению местоимения можно бы переводить так: "у одного сотника умирал от тяжкой болезни раб, а он ( — который) был ему дорог". От развившегося таким образом относительного местоимения образовывались наречия, которые, вместе с некоторыми застывшими формами относительного местоимения, превращались в союзы (см.), функция которых сводилась исключительно к подчинению предложений. Были и другие пути развития подчиненных предложений. Так, косвенные вопросы развились из непосредственного сопоставления вопросительного предложения с главным. Предложения, выражающие волю или желание лица (сослагательное или желательное наклонения), примкнули к предложениям с глаголами, обозначающими волю и желание. Из такого сопоставления предложений развилась в латинском языке система так называемой последовательности времен (consecutio temporum), причем сослагательное наклонение стало выражать оттенки зависимости придаточного предложения от главного. В зачаточной форме то же явление наблюдается и в греческом языке, где зависимость в некоторых случаях может быть выражена желательным наклонением, если в главном стоит прошедшее время.

Cp. B. Delbrück, "Vergleichende Syntax der indogerm. Sprachen" (III, 406—447). Там же указаны и монографии по отдельным вопросам; Буслаев, "Историческая грамматика русского языка" (§§ 265—282).

Д. Кудрявский.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907