Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - терпигорев

Сергей Николаевич — талантливый беллетрист и фельетонист, более известный под своим псевдонимом Сергей Атава (1841—1895). Родился в дворянской семье в Усманском у. Тамбовской губ.; учился в тамбовской гимназии. В 1860 г. поступил на юридический факультет СПб. унив., но из-за студенческих беспорядков дальше первого курса не пошел. Тогда же начал помещать небольшие очерки и юмористические статейки в "Рус. мире", "Рус. слове", "Гудке", "С.-Пет. вед.". Уехав на несколько лет в деревню, Т. стал усердным корреспондентом "Голоса", где обратил на себя внимание обличением железнодорожных концессионеров фон-Дервиза и Мекка. Это повлекло за собою процесс, сблизивший Т. с Краевским. Ему была предложена постоянная работа в редакции, и он переехал в Петербург. Вскоре он стал писать в "Бирж. вед.", а в "Отеч. зап." 1869 и 1870 гг. поместил комедию "Слияние" и очерк "В степи". Десятилетие с 1870 по 1880 г. Т. провел вне литературной деятельности. Эти годы особенно близко познакомили его с разными сторонами той "практической" жизни, которую он потом изображал в своих очерках. По словам его биографа, П. В. Быкова, Т. занялся "разными предприятиями. Он перепродавал лошадей, в которых знал толк, напрактиковавшись еще с ранней юности, когда отец его считался одним из выдающихся конских заводчиков в Тамбовской губ., вошел в компанию с одним изобретателем в области электротехники, ездил с ним в Париж и от этого предприятия нажил хорошие деньги, но затем, взявшись за поставку дров, которых он покупал целые барки на месте, в провинции, разорился совершенно". В № 1 "Отечеств. зап." 1880 г. Т. поместил начало целого рода очерков под общим заглавием "Оскудение. Очерки и заметки тамбовского помещика". Очерки обратили на себя внимание публики и критики и создали автору значительную литературную известность. С тех пор Т. исключительно отдался литературной деятельности. Когда в 1881 г. М. М. Стасюлевич основал "Порядок" (см.), Салтыков порекомендовал ему Т. в воскресные фельетонисты. Поместив в "Порядке" только 11 фельетонов, Т. совершенно неожиданно перешел в "Новое время", где помещал по воскресеньям фельетоны вплоть до самой смерти. Следует, впрочем, отметить, что под направление "Нового времени" он не подделывался, и фельетоны его ничего специфического в себе не заключали. В этом и не было надобности, так как фельетоны его не носили публицистического характера. Это были все те же сатирически-бытописательные рассказы "тамбовского помещика" о разных фазисах российского "оскудения". Кроме "Нового времени", Т. изредка помещал рассказы, очерки и заметки в "Петерб. газете", "Нови", "Живоп. обозр." и принимал довольно деятельное участие в "Истор. вест.", где напечатал ряд очерков, составивших второе крупное его произведение: "Потревоженные тени". Рассказы и очерки Т. изданы отдельно следующими сборниками: "Оскудение" (СПб., 1881, 2-е изд., 1882), "Узорочная пестрядь" (СПб., 1883), "Желтая книга. Сказание о новых княгинях и старых князьях" (СПб., 1885), "Марфинькино счастие" (СПб., 1888), "Жорж и К°" (СПб., 1888), "Потревоженные тени" (СПб., 1888—90), "Рассказы" (СПб., 1890), "Исторические рассказы и воспоминания" (СΠб., 1891), "Дорожные очерки" (СПб., 1897). В 1900 г. А. Ф. Маркс издал "Собрание сочинений Т." в 6 т., под ред. С. Н. Шубинского и с биогр. очерком П. В. Быкова. Литературная известность Т. неразрывно связана с "Оскудением", которое до известной степени стало нарицательным словом. "Оскудением" Т. назвал ту полосу дворянско-помещичьей жизни 60-х гг., когда неспособное к труду сословие совершенно растерялось при новых условиях, созданных 19 февр. 1861 г. Получив на руки значительные выкупные суммы, одни солидную их часть оставили в петербургских и московских ресторанах, другие накупили дорогие земледельческие машины, с которыми не знали как обращаться, третьи отдались разным другим нелепым затеям. В результате через 2—3 года выкупные улетучились, и недавние богатые люди "оскудели" и должны были пуститься в разные "промыслы". Люди не бойкие просто под огромные проценты закладывали свои имения местным кулакам из купцов (Подугольниковы) и ростовщикам из консисторских чиновников (Сладкопевцевы); когда подходили сроки, платить было нечем и имения переходили к заимодавцам. Люди побойчее устроились иначе. С половины 60-х гг. начинается эпоха железнодорожного и земельно-банковского грюндерства, грубого и некультурного, когда "срывались" куши совершенно баснословных размеров. Около столпов этого грюндерства и устроила свое благополучие часть "оскудевшего" дворянства. К новым богачам присосался целый штат приживальщиков и паразитов, то в качестве людей, которые на земских собраниях помогали концессионерам заполучать земские гарантии, то в виде фиктивных директоров правления, то в виде ловкачей, "проводивших" дела своих патронов по департаментам, то, наконец, просто в виде домашних шутов и фактотумов, на которых теперь тоже появился спрос. Разбогатевшие строители из факторов и десятских не умели ни стать, ни сесть, ни принять гостей достодолжным образом; чтобы поставить свой дом на "настоящую" ногу, им нужны были домашние советники из "настоящих" господ. Часть "оскудевшего" дворянства принялась и за самостоятельные промыслы вроде устройства игорных домов и т. п. Таковы основные черты "оскудения" в изображении Т. Нельзя не признать, что каждый отдельный тип, выведенный Т., ярок, правдив, жизненен; но когда прочитаешь подряд обе части "Оскудения" и все время встречаешь одних только людей без ума или без совести, одних только полупомешанных, лентяев и негодяев различных сортов, то невольно задаешь себе вопрос: неужели вторая половина 60-х годов, эпоха первых земских собраний, первых лет судебной реформы, дала только героев терпигоревского "Оскудения?" Из "оскудевшего" дворянства ведь вышло и "кающееся" дворянство, давшее народников 70-х гг. На это у Терпигорева нет ни малейшего намека. Земство у него представлено исключительно в виде каких-то головотяпов с разгоревшимися от жадности глазами, которые не умеют даже составить протокола заседания и только о том и думают, чтобы сорвать что-нибудь с концессионеров. Крайне густые краски, наложенные Т., до известной степени оправдываются тем, что очерки его не только бытописательные, но и сатирические. Создалась даже легенда, что под псевдонимом Сергей Атава, не то сам сочиняя очерки: "Оскудение", не то радикально их перерабатывая, скрывается Щедрин, который уже в "Дневнике провинциала" затронул земско-концессионный период, а в лице Разуваева и Колупаева раньше Т. изобразил одного из излюбленных персонажей "Оскудения" — кулака Подъугольникова. Эта легенда, безусловно выдуманная, нелепа и по существу. Смешать Щедрина и Т. значит не подметить одной из самых основных черт "Оскудения". Как в Гоголевском "Ревизоре" в сплошной толпе отрицательных лиц выделяется одно "честное лицо" — горький смех автора, так и сквозь густые краски Щедрина явственно пробиваются очертания совсем других полос жизни и других общественных настроений. И вот авторской горечи, авторской желчи и негодования совершенно нет в "Оскудении". Т. набрасывает свою мрачную картину с удивительно легким сердцем. В жизни он был неистощимый анекдотист, веселый собеседник, бонвиван и несомненный "практик". Таким же он остается в своих очерках, гораздо более балагуря, чем серьезно негодуя. За всем тем "Оскудение" по колоритности языка, легкости, живости и простоте рассказа, полному отсутствию какой бы то ни было напряженности и добродушному юмору принадлежит к очень видным явлениям русской беллетристики. Менее известна в большой публике другая серия очерков: "Потревоженные тени". В некоторых отношениях они выше "Оскудения". Может быть, потому, что они писались в последние годы жизни, когда болезнь убила в Т. жизнерадостность, в "Потревоженных тенях" совсем нет балагурства. Описывая старопомещичью жизнь, Т. выбирает эпизоды вроде того, как ослепли три крепостные горничные, вышивая днем и ночью "великолепное" приданное белье, как скупали и продавали отдельно от родителей детей и т. п. Впечатление получается потрясающее. Но, выиграв в серьезности, "Потревоженные тени" потеряли в простоте естественности: чувствуется несомненная тенденциозность в подборе сюжетов, которой нет в "Оскудении", где общие выводы получаются помимо воли автора.

С. Венгеров.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907