Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - тысяча и одна ночь

знаменитый арабский сборник сказок, который, не в полном виде и в не очень удачной переделке Галлана (1704—1717) стал известен Европе. Сказки вложены в уста Шехрезады, которая рассказывает их на рассвете в течение 1001 ночи своему мужу, персидскому царю Шехрияру, и таким образом удаляет от себя казнь, постигавшую всех его прочих жен. При решении вопроса о происхождении и составе сборника европейские ученые расходились в двух направлениях. Гаммер стоял за их индийское и персидское происхождение, ссылаясь на слова Мас'удия (ум. 956) и библиографа Надима (до 987 г.), что староперсидский сборник "Хезâр-эфсâне" (= "Тысяча сказок"), происхождения не то еще ахеменидского, не то арзакидского и сасанидского, был переведен лучшими арабскими литераторами при Аббасидах на арабский язык и известен под именем "1001 ночи". По теории Гаммера, перевод перс. "Хезâр-эфсâне", постоянно переписываемый, постоянно и разрастался и принимал, еще при Аббасидах, в свою удобную рамку новые наслоения и новые прибавки, большей частью из других аналогичных индийско-персидских сборников, каковы "Синдбâдова книга" (см.), или даже из произведений греческих; когда центр арабского литературного процветания перенесся в XII—XIII в. из Азии в Египет, 1001 ночь усиленно переписывалась там и под пером новых переписчиков опять получала новые наслоения: группу рассказов о славных минувших временах халифата с центральной фигурой халифа Гаруна Аль-Рашида (786—809), а несколько позже — свои местные рассказы из периода египет. династии вторых мамелюков (так наз. черкесских или борджитских). Когда завоевание Египта османами подорвало арабскую умственную жизнь и литературу, то 1001 ночь, по мнению Гаммера, перестала разрастаться и сохранилась уже в том виде, в каком ее застало османское завоевание. Радикально противоположное воззрение высказано было Сильвестром де-Саси. Он доказывал, что весь дух и мировоззрение 1001 ночи — насквозь мусульманские, нравы — арабские и притом довольно поздние, уже не аббасидского периода, обычная сцена действия — арабские места (Багдад, Мосул, Дамаск, Каир), язык — не классический арабский, а скоре простонародный, с проявлением, по-видимому, сирийских диалектических особенностей, — близкий, значит, к эпохе литературного упадка. Отсюда у де-Саси следовал вывод, что 1001 ночь есть вполне арабское произведение, составленное не постепенно, а сразу, одним автором, в Сирии, около половины XV в.; смерть, вероятно, прервала работу сирийца-составителя, и потому 1001 ночь заканчиваема была его продолжателями, которые и приделывали к сборнику разные концы из другого сказочного материала, ходившего среди арабов, — напр., из Путешествий Синдбада, Синдбâдовой книги о женском коварстве и т. п. Из перс. "Хезâр-эфсâне", по убеждению де-Саси, сирийский составитель араб. 1001 ночи ничего не взял, кроме заглавия и рамки, т. е. манеры влагать сказки в уста Шехрезады; если же какая-нибудь местность с чисто арабской обстановкой и нравами подчас именуется в 1001 ночи Персией, Индией или Китаем, то это делается только для пущей важности и порождает в результате одни лишь забавные анахронизмы. Последующие ученые постарались примирить оба взгляда; особенно важным в этом отношении оказался авторитет Эдв. Лэна, известного знатока этнографии Египта. В соображениях о позднем времени сложения 1001 ночи на позднеарабской почве индивидуальным, единоличным писателем Лэн пошел даже дальше, чем Саси: из упоминания о мечети Адилийе, построенной в 1501 г., иногда о кофе, один раз о табаке, также об огнестрельном оружии Лэн заключал, что 1001 ночь начата была в конце XV в. и закончена в 1-й четверти XVI в.; последние, заключительные новости могли быть присоединены к сборнику даже при османах, в XVI и XVII вв. Язык и стиль 1001 ночи, по Лэну, — обыкновенный стиль грамотного, но не слишком ученого египтянина XV—XVI в.; условия жизни, описанной в 1001 ночи, специально египетские; топография городов, хотя бы они были названы персидскими, месопотамскими и сирийскими именами, есть обстоятельная топография Каира поздней мамелюкской эпохи. В литературной обработке 1001 ночи Лэн усматривал такую замечательную однородность и выдержанность позднего египетского колорита, что не допускал вековой постепенности сложения и признавал только одного, много-много двух составителей (второй мог окончить сборник), которые — или который — в течение недолгого времени, между XV—XVI в., в Каире, при мамелюкском дворе, и скомпилировал 1001 ночь. Из чего скомпилировал? Тут у Лэна в противоположность Саси, отрицавшему персид. элементы, начиналась известная уступка Гаммеру. Компилятор, по Лэну, имел в своем распоряжении араб. перевод Хезâр-эфсâне, сохранившийся с Х в. до XV в своем старинном виде, и взял оттуда заглавие, рамку и, быть может, даже некоторые сказки; пользовался он также и другими сборниками происхождения персидского (ср. повесть о летательном коне) и индийского ("Джильâд и Шимâс"), арабскими воинственными романами времен крестоносцев (Царь Омар-Номâн), наставительными (Мудрая дева Таваддода), мнимо-историческими Повестями о Гаруне Аль-Рашиде, специально-историческими араб. сочинениями (особенно теми, где есть богатый анекдотический элемент), полунаучными араб. географиями и космографиями (Путешествия Синдбада и космографию Казвиния, ум. 1283 г.), устными юмористическими народными побасенками и т. д. Все эти разнородные и разновременные материалы египетский составитель XV—XVI в. скомпилировал и тщательно обработал; переписчики XVII—XVIII в. внесли в его редакцию только немного изменений. Воззрение Лэна считалось в ученом мире общепринятым до 80-х годов XIX в. Правда, и тогда статьи де-Гуе (de-Goeje) закрепляли, с слабыми поправками по вопросу о критериях, старый Лэновский взгляд на скомпилирование 1001 ночи в мамелюкскую эпоху (после 1450 г., по де-Гуе) единоличным составителем, да и новый англ. переводчик (впервые не побоявшийся упрека в скабрезности) Дж. Пэйн (1882—1889) не отступил от теории Лэна; но тогда же, с новыми переводами 1001 ночи, начались и новые исследования. Еще в 1839 г. X. Торренсом ("Athenaeum", 1839, 622) была приведена цитата из историка XIII в. ибн-Саида (1208—1286), где о некоторых приукрашенных народных рассказах (в Египте) говорится, что они напоминают собой 1001 ночь. Теперь на те же слова и он Саида обратил внимание неподписавшийся автор критики (в "Edinburgh Review" 1886, № 164) на новые переводы Пэйна и Бёртона. По основательному замечанию автора, многие культурно-исторические намеки и другие данные, на основании которых Лэн (а за ним Пэйн) отнес составление 1001 ночи к XV—XVI в., объясняются как обычная интерполяция новейших переписчиков, а нравы на Востоке не так быстро меняются, чтоб по их описанию можно было безошибочно отличить какой-нибудь век от одного — двух предыдущих: 1001 ночь могла поэтому быть скомпилирована еще в XIII в., и недаром цирюльник в "Сказке о горбуне" начертывает гороскоп для 1255 г.; впрочем, в течение двух следующих веков переписчики могли внести в готовую 1001 ночь новые прибавки. А. Мюллер ("Deutsche Rundschau", 1887, июль) справедливо заметил, что если по указанию ибн-Саида 1001 ночь существовала в Египте в XIII в., а к XV в., по довольно прозрачному указанию Абуль-Махâсына (ум. 1469 г.), успела уж получить свои новейшие наращения, то для прочных, правильных суждений о ней необходимо прежде всего выделить эти позднейшие наращения и восстановить, таким образом, ту форму, какую имела 1001 ночь в XIII в. Для этого нужно сличить все списки 1001 ночи и отбросить неодинаковые их части как наслоения XIV—XV в. Обстоятельно такую работу произвели X. Цотенберг (П., 1888, отт. из XXVIII т. "Notices et extraits") и Рич. Бёртон (в послесловии к своему переводу, 1886—1888; краткий и содержательный обзор рукописей есть теперь и у Шовена в "Bibliographie arabe", 1900, т. IV); сам Мюллер в своей статье также сделал посильное сличение. Оказалось, что в разных списках одинакова преимущественно первая часть сборника, но что в ней, пожалуй, вовсе нельзя найти тем египетских; преобладают повести о багдадских Аббасидах (особенно о Гаруне), да еще есть в небольшом количестве сказки индийско-персидские; отсюда следовал вывод, что в Египет попал уж большой готовый сборник сказок, составившийся в Багдаде, вероятно, в Х в. и сосредоточенный по содержанию вокруг идеализированной личности халифа Гарун Аль-Рашида; сказки эти втиснуты были в рамку неполного араб. перевода "Хезâр-эфсâне", который был сделан в IX в. и еще при Мас'удии (ум. 956 г.) был известен под именем "1001 ночи"; создана она, значит, так, как думал Гаммер — не одним автором сразу, а многими, постепенно, в течение веков, но главный ее составной элемент — национальный арабский; персидского мало. На такую же почти точку зрения стал араб А. Сальхâний (см. его предисловие к I т. и прилож. к V т. бейрутского изд. 1001 ночи, 1888—1890; русск. пер., проверенный и дополненный А. Крымским, в "Юбил. сборн. Вс. Миллера", М., 1900); кроме того, основываясь на словах Надима, что араб Джахшиярий (багдадец, вероятно, X в.) тоже взялся за составление сборника "1000 ночей", куда вошли избранные сказки персидские, греческие, арабские и др., Сальхâний высказывает убеждение, что труд Джахшиярия и есть первая арабская редакция 1001 ночи, которая затем, постоянно переписываемая, особенно в Египте, значительно увеличилась в объеме. В том же 1888 г. Нёльдеке ("Z. D. Morg, Ges.", т. XLII) указал, что даже историко-психологические основания (см. ниже) заставляют в одних сказках 1001 ночи видеть египетское происхождение, а в других — багдадское. Как плод основательного знакомства с методами и исследованиями предшественников, появилась обстоятельная диссертация И. Эструпа (Oestrup, "Studier over Tusind og en nat", Копенгаген, 1891). Вероятно, книгой Эструпа пользовался и новейший автор истории араб. литерат. — К. Броккельманн (Б., 1899, т. II, стр. 58—62); во всяком случае, предлагаемые им краткие сообщения о 1001 ночи близко совпадают с положениями, разработанными у Эструпа. Содержание их следующее: а) нынешнюю свою форму 1001 ночь получила в Египте, больше всего в первый период владычества мамелюков (с XIII в.). б) Вся ли "Хезâр-эфсâне" вошла в араб. 1001 ночь или только избранные ее сказки — это вопрос второстепенный. С полной уверенностью можно сказать, что из "Хезâр-эфсâне" взята рамка сборника (Шехрияр и Шехрезада), Рыбак и дух, Хасан Басрийский, Царевич Бадр и царевна Джаухар Самандальская, Ардешир и Хаят-ан-нофуса, Камар-аз-заман и Бодура. Сказки эти по своей поэтичности и психологичности — украшение всей 1001 ночи; в них причудливо сплетается действительный мир с фантастическим, но отличительный их признак — тот, что сверхъестественные существа, духи и демоны являются не слепой, стихийной силой, а сознательно питают дружбу или вражду к известным людям. в) Второй элемент 1001 ночи — тот, который наслоился в Багдаде. В противоположность сказкам персидским багдадские, в семитском духе, отличаются не столько общей занимательностью фабулы и художественной последовательностью в разработке ее, сколько талантливостью и остроумием отдельных частей повести или даже отдельных фраз и выражений. По содержанию это, во-первых, городские новеллы с интересной любовной завязкой, для разрешения которой нередко выступает на сцену, как deus ex machina, благодетельный халиф; во-вторых — рассказы, разъясняющие возникновение какого-нибудь характерного поэтического двустишия и более уместные в историко-литературных, стилистических хрестоматиях. Возможно, что в багдадские изводы 1001 ночи входили также, хоть и не в полном виде, Путешествия Синдбâда; но Броккельман полагает, что этот роман, отсутствующий во многих рукописях, вписан был в 1001 ночь уж позже, г) Когда 1001 ночь начала переписываться в Египте, в нее вошел третий составной элемент: местные сказки каирские, del' genero picaresco, как говорит Эструп. Каирских сказок два типа: одни — бытовые фаблио, в которых излагаются ловкие проделки плутов (напр. искусного вора Ахмеда ад-Данафа) и всякие забавные происшествия, при чем бросаются камешки в огород нечестных и подкупных властей и духовенства; другие — сказки с элементом сверхъестественным и фантастическим, но совсем иного рода, чем в сказках персидских: там духи и демоны имеют среди людей своих любимцев и нелюбимцев, а здесь играет роль талисман (напр. волшебная лампа Аладдина), слепо помогающий своему владетелю, кто бы он ни был, и стихийно обращающийся против своего прежнего владетеля, если попадет в другие руки; темы таких сказок, вероятно, унаследованы арабским Египтом от классического, древнего Египта (ср. Масперо, "Les contes pop. de l'Eg. anc.", П., 1889; Ф. Петри, "Eg. tales", 1898; В. Шпигельберг, "Die ägypt. Novellen", Страссб., 1898). д) В Египте же с той целью, чтобы сказочного материала хватило как раз на 1001 ночь, некоторые переписчики втискивали в сборник такие произведения, которые прежде имели совершенно отдельное литературное существование и составились в разные периоды: длинный роман о царе Номâне, враге христиан, Синдбадова книга (о женском коварстве), быть может, Приключения морехода-Синдбада, Царь Джильâд и министр Шимас, Ахыкâр Премудрый (древнерусский Акир), Таваддода и др. В 1899 г. В. Шовен ("La récension égyptienne des 1001 n.", Люттих), рассмотрев египетские сказки 1001 ночи с точки зрения художественности, отметил, что между ними есть талантливый (вроде сказки о горбуне со вставочной историей "Молчаливого" цирюльного), а остальные — бездарные. По соображениям Шовена (требующим, впрочем, еще проверки), первая группа составилась раньше второй. Так как во второй (объемистой) группе рассыпано много рассказов об обращении евреев в ислам и есть много прямо заимствованного из литературы еврейской, то Шовен заключает, что последним, заключительным редактором 1001 ночи был еврей, принявший мусульманство; по его мнению, таким евреем мог бы быть псевдомаймонид, автор еврейской книги "Клятва", напечатанной в Константинополе в 1518 г. См. еще Р. Бассе, "Notes sur les 1001 n." (1894—1898, в "Revue des trad. populaires", т. IX, XI, XII, XIII), и А. Крымского, "Введение в историю араб. повестей и притч" (печат. в серии изд. Лаз. инстит. вост. яз.). Прочие работы и исследования перечислены у А. Крымского: "К литературной истории 1001 ночи" ("Юбил. сборник В. Миллера" — "Труды Этногр. отдела Моск. общ. любит. естеств.", т. XIV) и у В. Шовена: "Bibliographie arabe" (т. IV, Люттих, 1900). Издание текста — неполное калькуттское В. Макнатена (1839—1842), булакское (1835; часто переизд.), бреславльское М. Хабихта и Г. Флейшера (1825—1843), очищенное от скабрезностей бейрутское (1880—1882), еще более очищенное бейрутское-иезуитское, очень изящное и дешевое (1888—1890). Тексты изданы с рукописей, значительно отличающихся одна от другой, да и не весь еще рукописный материал издан. Обзор содержания рукописей (старейшая — Галлановская, не позже половины XIV века) см. у Цотенберга, Бёртона, а вкратце — у Шовена ("Bibliogr. arabe"). Переводы. Старейший французский неполный — А. Галлана (1704—1717), который был в свою очередь переведен на все языки; он не буквален и переделан согласно вкусам двора Людовика XIV: научные переизд. — Лоазлера де'Лоншана 1838 г. и Бурдена 1838—1840 г. Он был продолжен Казоттом и Шависом (1784—1793) в том же духе. С 1899 г. издается буквальный (с булакского текста) и не считающийся с европейскими приличиями перевод Ж. Мардрю (Mardrus, П.; вышло 8 т., будет 16). Немецкие переводы делались сперва по Галлану и Казотту; общий свод с некоторыми дополнениями по араб. оригиналу дали Габихт, Гаген и Шалль (1824—1825; 6-е изд., 1881) и, по-видимому, Кёниг (1869); с араб. — Г. Вейль (1837—1842; 3-е исправл. изд. 1866—1867; 5-е изд. 1889) и, полнее, со всевозможных текстов, М. Геннинг (в дешевой Рекламовской "Библиот. классиков", 1895—1900); неприличия в нем. перев. удалены. Англ. перев. делались сперва по Галлану и Казотту и получали дополнения по араб. ориг.; лучший из таких перев. — Джонат. Скотта (1811), но последний (6-й) том, перевед. с араб., не повторялся в последующих изданиях. Две трети 1001 ночи с исключением мест неинтересных или грязных с арабск. (по Булак. изд.) перевел В. Лэн (1839—1841; в 1859 г. вышло испр. изд., перепеч. 1883). Полные англ. перев., вызвавшие много обвинений в безнравственности: Дж. Пэйна (1882—1889), и сделанные по многим редакциям, со всевозможными разъяснениями (историческими, фольклорными, этнографическими и др.) — Рич. Бёртона (Burton; Бенарес, 1885 — 1888; переизд. в 12 т., с исключением наиболее порнографич. мест, Лонд., 1894). На русском яз. переводов с араб. оригин. нет. Еще в прошлом веке появились переводы с франц. (М., 1763—1771 и 1794—1795; см. еще "Новые арабские сказки", Смол., 1796). Наиболее научн. пер. — Ю. Доппельмайер (М., 1889—90, со вст. статьей акад. А. Веселовского). Англ. перев. Лэна, "сокращенный вследствие более строгих цензурных условий", перевела на русск. яз. Л. Шелгунова в прилож. к "Живоп. обозр." (1894): при 1-м томе есть статья В. Чуйко, составленная по де-Гуе. Прочие переводы см. в вышеупомянутых работах А. Крымского ("Юбил. сб. Вс. Миллера") и В. Шовена (т. IV). Успех Галлановой переделки побудил Пети дела-Кроа напечатать "Les 1001 jours" (П., 1710; перев. с франц. Михайло Попов, СПб., 1778—79; 2-е изд. 1801; статья в "СПб. вестнике", 1778, ч. I, № 4, стр. 316—320). И в популярных, и даже в фольклорных изданиях "1001 день" сливается с "1001 ночью". По словам Пети дела-Кроа, его "Les 1001 jours" — перевод персид. сборника "Хезâр-йäк руз", написанного по сюжетам индийских комедий испаганским дервишем Мохлисом около 1675 г.; но можно с полной уверенностью сказать, что такого персид. сборника никогда не существовало и что "Les 1001 jours" составлен самим Пети дела-Кроа, неизвестно по каким источникам. Напр., одна из наиболее живых, юмористических его сказок "Папуши Абу-Касыма" (отд. по-русски в "Сыне Отеч.", 1850, кн. 5, стр. 44—48. прекрасная малорусск. стихотв. обработка Ив. Франка, Львов, 1895, 2-е изд., Черкассы, 1900) отыскивается по-арабски в сборнике "Фамарâт аль-аврâк" ибн-Хыжже.

А. Крымский.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907