Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - валентин и валентиниане

Валентин, самый значительный гностический философ и один из гениальнейших мыслителей всех времен, родом из Египта, жил в первой половине II-го века; прибыл в Рим при папе Гигине в 140 г., стал знаменит при Пие I и дожил до времени папы Аникиты. Умер на острове Кипре в 160 г. Других достоверных сведений о жизни его не имеется. Сочинения его, как и вся почти гностическая литература, до нас не дошли, за исключением маловажных фрагментов. Коптская книга "Πίστις Σοφία", найденная 40 лет тому назад [Изданная, с латинским переводом, Шварцем и Петерманном в 1851 г.], не принадлежит Валентину, как сначала предполагали, а есть лишь второстепенный офитский апокриф. Валентинова система, стоящая во главе египетского типа гностики, обстоятельно излагается в древнейшем и важнейшем источнике для изучения гностицизма — у св. Иринея Лионского, в его "Έλεγχος καί άνατροπή ψευδωνύμου" (книга I). В основе системы — общегностическая идея абсолютной полноты (πλήρομα) вечного бытия или мира эонов (άιώνες), из которого происходит и к которому возвращается все способное к восприятию истины. На незримых и несказанных высотах (т. е. в сфере чисто-трансцендентного бытия, говоря новейшим языком) предвечно пребывает совершенный эон — первоначало, праотец или Глубина (Βύθος). Будучи выше всякого определенного бытия, как положительное нечто, или истинная бесконечность, этот первоэон имеет в себе абсолютную возможность или мощь (potentia, δύναμις) всего и всякого определенного бытия, имеет ее в себе как свою мысль и радость, В таком внутреннем, невыраженном состоянии эта мысль Глубины называется Молчанием (Σιγή). Непостижимое (το άκαταληπτον) Глубины всегда остается в Молчании, постижимое же (το καταληπτόν) становится началом всего (άρχή τών πάντων), будучи из потенциальной мысли первоэона произведено в действительность актом его воли. Это второе, произведенное начало всего есть Ум (Νοΰς), также называемый Единородным и Отцем всяческих. С ним вместе произведена и соотносительная ему идеальная объективация — Истина (Άλήθεια). Они, оплодотворяя друг друга, производят Смысл (Λόγος) и Жизнь (Ζωή), а эти, в свою очередь, порождают Человека (Άνθρωπος) и Церковь, т. е. общество (Έκκλησία). Эти четыре пары (сизигии): Глубина и Молчание, Ум и Истина, Смысл и Жизнь, Человек и Церковь, составляют совершенную осьмерицу (огдоаду), которая, не из недостатка или потребности, а по избытку внутреннего довольства и для нового прославления Первоотца, производит еще 22 эона: Смысл и Жизнь — 10 (декаду), а Человек и Церковь — 12 (додекаду). Все вместе 30 эонов и составляют выраженную полноту абсолютного бытия — Плерому. Последний из тридцати — женский эон, София — возгорается пламенным желанием непосредственно знать или созерцать Первоотца — Глубину. Такое непосредственное знание Первоначала свойственно только его прямому произведению (προβολή) — Единородному Уму; прочие же эоны участвуют в абсолютном ведении Глубины лишь посредственно, по чину своего происхождения, через своих производителей, а женские эоны, сверх того, обусловлены в сем деле и своими мужскими коррелятами. Но София, презревши как своего супруга Желанного (Θελητός), так и всю иерархию двадцати семи эонов, необузданно устремляется в бездну несказанной сущности. Невозможность ее проникнуть, при страстном желании этого, повергли Софию в состояние недоумения, печали, страха и изумления, и в таком состоянии она произвела соответственную ему сущность — неопределенную, безвидную и страдательную. Сама она, потерявши свой внутренний устой и выйдя из порядка Плеромы, разрешилась бы во всеобщую субстанцию, если бы в своем безмерном стремлении не встретила вечного Предела (Όρος), все приводящего в должный порядок и называемого также Очистителем, Воздаятелем и Крестом. Орос исключил из Плеромы бесформенное чадо Софии, ее объективированное страстное желание (Ένθύμησις), а Софию восстановил на прежнем месте в Плероме. Положительным результатом происшедшего беспорядка явилось произведение Единородным двух новых эонов — Христа и Духа Святого. Первый научил всех эонов различать в Первоотце его непостижимое от постижимого, а также сообщил им закон последовательности и сочетания эонов; Дух Святой, с другой стороны, открыл им их существенное тождество, в силу которого все в каждом и каждый во всех. Утешенные, успокоенные и обрадованные этим откровением, эоны проявили на деле свою солидарность, произведя сообща, из лучших своих сил совокупный Плод Плеромы и соборный Дар ее Первоотцу — эона Иисуса или Спасителя. Он же, как от всех происшедший, называется Все (Πάν). А между тем извергнутое из Плеромы бесформенное детище мятежного эона (называемое именем матери, только в еврейской форме множественного числа — Ахамот, испорченное из Га-Хакмот) томилось в полном мраке и лишениях. Сжалился над нею Христос и, снизойдя, собственной силой вложил в нее некоторый внутренний образ Плеромы, но только по существу, а не по знанию (т. е. бессознательную идею), чтобы изгнанница могла чувствовать и скорбь разлуки, а вместе с тем имела бы и светлое предощущение вечной жизни. Совершивши это, Христос удалился в Плерому, а устремившаяся за ним Ахамот была удержана Пределом. Тогда она впала в состояние смятения, более сильное (потому что более объективное, фактически обусловленное), чем некогда ее мать — вышняя София. Страстные ощущения, которые испытывала Ахамот, были не только преходящим изменением (έτεροίωσις), как у Софии, но и постоянной противоположностью (εναντιότης). Она сама была уже объективированной страстью Софии, а ее собственные противоборствующие страсти объективируются еще реальнее и даже прямо материализуются. Вся влажная стихия в нашем мире — это слезы Ахамот, плачущей по утраченном Христе; наш физический свет есть сияние ее улыбки при воспоминании о Нем, ее скорбь и туга застыла и отвердела в плотном веществе; из ее страха возникли сатана и демоны, а из ее обращения и стремления к утраченному произошли Демиург (космический ум) и прочие душевные существа. Во всем этом ей помогал посланный по мольбе ее Христом из Плеромы Спаситель или Утешитель (Параклет). Он отделил Ахамот от ее низших порождений и пробудил в ней сознание, а она, от созерцания сопровождавших Спасителя ангелов, произвела свое высшее порождение — духовное начало в нашем мире, семя будущих духовных людей, пневматиков или гностиков. Произведя все это, она захотела образовать свои произведения, дать им форму; но сделать это с духовным началом ей было нельзя, так как оно было однородно и равного достоинства с нею самой, а только низшее образуется высшим. Поэтому ее образующее действие ограничилось душевным существом — Демиургом, который, бессознательно ею внушаемый и направляемый, стал созидать видимый мир и прежде всего семь небес (т. е. семь планетных сфер, включая солнце и луну); затем материальные стихии (происшедшие, как сказано, из страстных состояний Ахамот) он слагает и связывает, образуя из них земной мир, и в конце этого зиждительного процесса творит человека. В это совершеннейшее создание Демиурга София-Ахамот, неведомо для самого создателя, вложила высшее духовное начало, порожденное ею от сочетания с Параклетом. Таким образом в человеке соединены три начала: 1) материальное 2) душевное, полученное от Демиурга, и 3) духовное, вложенное Софией-Ахамот. Эти три начала не осуществляются равномерно всем потомством первого человека. В одних людях реализуется только материальное начало — это люди плотские (ύλικοί, χοϊκοί или σαρκικοί), роковым образом предопределенные ко злу и гибели; в других осуществляется среднее — психическое начало, — это люди душевные (ψυχικοί), способные и ко злу, и к добру по собственному выбору; в случае предпочтения ими добра они спасаются верой и делами, но никогда не могут достигнуть высшего совершенства и блаженства, какие предназначены для людей третьего разряда, по существу духовных (πνευματικοί). Эти "чада премудрости" не нуждаются ни в вере, ибо обладают совершенным знанием (γνώσις), ни в делах, ибо они спасаются не своими действиями, а тем духовным семенем, которое свыше в них вложено. Цель мирового процесса состоит именно в том, чтобы это малое духовное семя раскрылось, развилось и воспиталось через познание душевных и чувственных вещей, а цель пришествия на землю Спасителя состояла в том, чтобы собрать всех имеющих в себе "семя жены" (т. е. Софии-Ахамот) и из бессознательных пневматиков превратить их в сознательных гностиков, открывши им истину о Небесном Отце, о Плероме и об их собственном происхождении. Но он воспринял от Демиурга также и "душевного человека", чтобы явиться и душевным, и праведных из них спасти, возбудивши их к истинной вере и добрым делам. Материального же начала в Спасителе не было (ибо материя не воспринимает спасения), и тело его было особенное, фантастическое. Когда все гностики познают себя и разовьют свое духовное семя, наступит конец мира. София-Ахамот окончательно соединится со Спасителем и войдет в Плерому; духи гностиков, приняв женский характер, войдут в сочетания (сизигии) с ангелами и также будут восприняты в Плерому. Демиург и "душевные" праведники утвердятся навеки в своем царстве небесном, или в "среднем месте", а материальный мир, с плотскими людьми и с князем мира сего — сатаной, сгорит и обратится в ничто.

За недостатком подлинных текстов невозможно с полной уверенностью отделить в изложении св. Иринея мысли Валентина от дополнений его ближайших учеников, но несомненно, что в такой стройной, последовательной и поэтически-оригинальной системе все главные черты принадлежат гениальному учителю.

С точки зрения философской, величайшее достоинство Валентиновой системы состоит в совершенно новом метафизическом (хотя и облеченном в поэтическую форму) взгляде на материю. Древняя мысль знала только два представления о материальном бытие: или, как в индийском пантеизме, а также у элеатов, это бытие являлось лишь субъективным призраком, обманом духа; или же, как в остальной греческой философии, материи приписывалась безусловно самостоятельная реальность. В Валентиновой же системе впервые материальное бытие ясно определяется в своем истинном существе как реальность условная, а именно — как действительный результат душевных изменений.

Что касается до метафизических и этических недостатков этой системы, то они общи ей со всеми прочими гностическими учениями и будут указаны при общей оценке этого умственного движения.

Литературу о Валентине см. под словом Гностицизм.

Валентиниане. Из ближайших последователей Валентина, современных св. Иринею, Секунд внес в идею плеромы начало пифагорейского дуализма, различая в высшей осьмерице (огдоаде) правую и левую стороны, или свет и тьму. Епифанэс, с одной стороны, осложнил метафизическую часть системы ненужными диалектическими тонкостями, справедливо осмеянными у св. Иринея, как, например, различение между единичностью (μονότης), единостью (ένότης), единицей (μονάς) и единым (έν); а с другой стороны, в книге о справедливости (из которой сохранились два фрагмента) он утверждал, как идеал человеческой жизни, такую же безразличную общность всего, какая существует по воле Божией в прочей природе и нарушается лишь произвольными человеческими узаконениями (в этом пункте он удалялся от Валентинова учения и примыкал к другим гностическим школам — карпократианам, Исидору). Птолемей (или некоторые его ученики) [Вследствие двух противоречивых указаний у св. Иринея (подлинное греческое его сочинение дошло до нас лишь в тех частях, которые воспроизведены св. Епифанием Кипрским в его ересеологической компиляции) вопрос о том, что принадлежит Валентину, что Птолемею и что ученикам последнего остается спорным и, по недостатку материала, едва ли может быть решен с достоверностью.] внес оригинальное видоизменение основной метафизической идеи, утверждая, что абсолютному первоначалу, Глубине, присущи два вечных аффекта или расположения (διαθέσεις): пассивный — мысль (έννοια) и активный — воля (θελημα). Мысль заключала в себе идеально всякое дальнейшее произведение (προβολή) Первоначала, но не могла ничего реально осуществить сама собой, пока ее не оплодотворило активное волевое начало, породивши из такого сочетания Ум и Истину, а затем и все прочее (в наши дни известный Гартман в точности воспроизвел и присвоил себе этот метафизический роман). В письме к Флоре (сохраненном у св. Епифания) Птолемей доказывает, что закон Моисеев по происхождению своему тройствен: одна часть его содержит заповеди Божии, другая принадлежит Моисею, третья — семидесяти старейшинам. То, что в законе идет от Бога, также трояко по своему характеру: есть заповеди, исполненный Христом и обязательные для всякого христианина (десятословие); есть законы, упраздненные Евангелием (око за око и т. п.), и есть, наконец, предписания символические и аллегорические. При таком своем смешанном характере это законодательство не может происходить ни от абсолютно доброго, ни от злого начала, а происходит от Бога справедливого, создавшего видимый мир (Демиурга) и занимающего среднее положение между добром и злом. Гераклеон написал толкование на Евангелия от Луки и от Иоанна (фрагменты сохранились у Климента Александрийского и у Оригена); ученики его установили особое таинство для умирающих, которых мазали елеем, поливали священной водой и произносили над ними специальные молитвы и заклинания, чтобы искупить их духовную сущность из-под власти Демиурга и дьявола.

К Валентиновой школе относят также Марка-волхва, который думал дать новое основание системе в сложении и разложении чисел, имен и букв. Вместе с тем он и его последователи предавались усиленно магии и практической теургии, чем привлекали многих, особенно богатых женщин. Марк, равно как Секунд и Птолемей, действовали на Западе (в Италии и Галлии); представителями же Валентиновой школы на Востоке были Аксионик и Ардезиан. Эта школа, в качестве изолированной и остановившейся в своем развитии секты, продержалась до V века и в некоторых городах имела даже особые храмы.

Владимир Соловьев.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907