Советская историческая энциклопедия - писарев

Дмитрий Иванович (2(14).X.1840 4(16).VII.1868) рус. публицист и лит. критик, философ-материалист и социолог, утопич. социалист и революц. демократ. Род. в с. Знаменском Елецкого у. Орловской губ. в обедневшей дворянской семье. Окончил Петерб. ун-т. (1861). Лит. деятельность начал в 1859 в журн. "Рассвет", с кон. 1860 печатался в "Русском слове", ведущим сотрудником которого был в 1861-66. В июле 1862 за революц. прокламацию был арестован и предан суду. В казематах Петропавловской крепости провел ок. 4,5 лет, там написал свои лучшие статьи. После освобождения из заключения занимался переводами науч. книг, участвовал в сб. "Луч" (1866), журн. "Дело" (1866-67) и "Отечественные записки" (1868). Погиб во время купания, похоронен на Волновом кладбище в Петербурге.

Журнальная публицистика осн. сфера деятельности П., лит.-критич., естеств.-научные или историч. темы его статей являлись лишь формой обсуждения современных вопросов. П. был остроумным полемистом и непревзойденным мастером эзоповской речи. Противоборство с цензурой вынуждало П. порой прибегать к рискованным парадоксам, к-рые получили неверное истолкование, а полемич. задор и спешность журнальной работы приводили его иногда к противоречивым и ошибочным высказываниям. Однако лит.-политич. честность, искренность и исключительная самокритичность позволяли П. легко и смело признавать и исправлять собств. ошибки.

Вступление П. в журналистику совпало по времени с возникновением в России первой революц. ситуации (1859-61). Это в конечном счете определило основы его мировоззрения и характер всего творчества. "Умственный переворот", совершившийся с П. в 1859-60 и превративший благонамеренного дворянского юношу в политич. радикала, явился следствием разрушения "всероссийских иллюзий", возникших после падения "николаевского деспотизма". Изучая произв. зап.-европ. и рус. мыслителей, П. критически переосмыслил их взгляды и выработал оригинальное мировоззрение, к-рое называл реализмом.

Лит. дебюты П. в журн. "Рассвет" не отличались ни смелостью мысли, ни оригинальностью идей, его высказывания об освобождении крестьян, равноправии женщин, свободе личности вполне укладывались в рамки либерализма. Радикализм П. впервые проявился в рукописной оде на открытие памятника Николаю I (окт. 1859, опубл. 1928). В дальнейшем его мировоззрение развивалось быстро и органично, уже 2-я ч. "Схоластики XIX в." (сент. 1861) содержала в зародыше все его последующие идеи. В статьях П. 1861-62 преобладала критич., негативная сторона: острая критика авторитаризма и либерализма, отрицание существующего строя, проповедь освобождения личности от всех оков. Относясь с известной долей скептицизма к надеждам на стихийное нар. возмущение, П. вместе с тем только с ним связывал возможность революц. преобразований. Осенью 1861 П. провозгласил: "... вот ultimatum нашего лагеря: что можно разбить, то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае, бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть" (Соч., т. 1, 1955, с. 135). Наивысшей точки эта тенденция достигла весной 1862. В преддверии ожидаемой революции П. истолковывает тургеневского Базарова как революционера ("Базаров", 1862), напоминает об опыте европ. революций и показывает решающую роль нар. масс ("Бедная рус. мысль", 1862), требует низвержения царствующей династии и петерб. бюрократии (прокламация "Глупая книжонка Шедо-Ферроти...", 1862).

Размышления над причинами поражения "революционеров 1861 года" привели к качеств. изменениям в мировоззрении П. С 1863 в его статьях гл. роль начинает играть разработка положит. программы, проповедь свободы личности сменяется требованием освобождения труда, а политич. радикализм уступает место социалистич. взглядам. "Конечная цель всего нашего мышления и всей деятельности каждого честного человека, считает теперь П., все-таки состоит в том, чтобы разрешить навсегда неизбежный вопрос о голодных и раздетых людях; вне этого вопроса нет решительно ничего, о чем бы стоило заботиться, размышлять и хлопотать" (там же, т. 3, 1956, с. 105).

В основе взглядов П. на об-во лежало материалистич. представление о двух осн. потребностях человека приобретать материальные обеспечения жизни и сближаться с др. людьми. Ист. процесс П. рассматривал как закономерное поступательное движение, обусловленное экономич. деятельностью людей. Современная П. история, занимавшаяся исключительно политич. жизнью, с его точки зрения, не является наукой. П. критиковал современную историографию, где на первом месте стояли биография и нравств. философия. Этич. подход к истории П. считал "вопиющей нелепостью", ибо "всякое отдельное событие, как бы оно ни было ужасно или величественно, есть только неизбежное и очень простое следствие таких же неизбежных и простых причин" (Полн. собр. соч., т. 3, СПБ, 1901, с. 114, 115). Человечество продвигается вперед не по прямой, а зигзагами, и "каждый успех покупается ценою многих ошибочных попыток" (Соч., т. 4, 1956, с. 185). Для того чтобы историк сумел дать "определенные и объективные ответы", он должен, по мнению П., брать сырые факты и относиться к человеч. деятельности просто как натуралист (см. там же, т. 2, 1955, с. 372).

Действующую силу истории П. видел "...в общих и преимущественно в экономических условиях существования народных масс" (Полн. собр. соч., т. 3, с. 171). Поэтому единств. предметом, достойным ист. изучения, является коллективная жизнь нар. масс. Вопрос о решающей роли нар. масс в истории П. понимал не прямолинейно, а во всей его диалектич. сложности. Он видел, что народ задавлен гнетом материальных забот и лишений. Безгласная и покорная масса, к-рая "...почти всегда и почти везде молчит и терпит, платит налоги и отдает в распоряжение мировых гениев достаточное количество пушечного мяса" (Соч., т. 4, с. 398), обыкновенно помимо своей воли вовлекается "...в такие движения, в которых она исправляет должность кошки, вытаскивающей из горячей золы каштаны для прожорливой мартышки" (Полн. собр. соч., т. 5, СПБ, 1894, с. 429). Однако "великий глас народа" рано или поздно определяет течение ист. событий. Это случается в эпоху революций. Но в истории еще не было случая, когда бы "...энергия народа, его героические усилия, его жертвы, приносимые трудом и кровью, произвели бы в его образе жизни действительное улучшение, соответствующее подобным затратам" (Соч., т. 2, с. 283). По мнению П., "...все великие минуты в истории человечества до сих пор обманывали общие ожидания, приводили за собою горькое разочарование и сменялись вековою апатиею" (там же, т. 4, с. 47).

Отдельные личности и частные события, по мнению П., заслуживают внимания историка лишь в той степени, в какой они "действуют на жизнь массы или служат ее объяснению". Отдельная личность делает прочное дело только тогда, когда действует в соответствии с насущными потребностями нации. Появление Минина и Жанны д'Арк, напр., понятно только как результат сильнейшего нар. воодушевления. Соображаясь с духом времени и народа, личность делает только то, что сделали бы и без ее воли. Когда личность действует наперекор жизни, ее дело гибнет вместе с ней или даже при ее жизни. Так, реформы Петра I, по мнению П., не затронули и не могли затронуть основ нар. жизни. Ист. деятелей П., делил на две категории: "страшные кровопроливцы", "враги человечества" все правители, гос. реформаторы, полководцы; и "настоящие благодетели нашей породы" титаны мысли (Ньютон, Кеплер и др.), титаны любви (вожди народных движений религиозных и социальных), титаны воображения (Гейне, Лессинг, Белинский).

Политич. учреждениям П. придавал только временное и местное значение. Государство, с точки зрения П., "...исполняет свою задачу совершенно удовлетворительно, когда оно заботится только о том, чтобы граждане были здоровы, сыты и свободны... Если же государство не ограничивается этими заботами, если оно врывается в область убеждений и нравственных понятий, если оно старается навязать гражданам возвышенные чувства и похвальные стремления, то оно притупляет граждан, превращая их или в послушных ребят, или в бессовестных лицемеров" (там же, с. 190). Превосходно понимая ограниченность бурж. демократии, П. видел полезность политич. свобод для народов.

П. признавал закономерность и неизбежность войн и революций, но считал, что "кровь льется совсем не для того, чтобы подвигать вперед общее дело человечества...; виновниками кровопролитий бывают везде и всегда не представители разума и правды, а поборники невежества, застоя и бесправия" (там же, с. 347). Оборонит. войны и революции в жизни народов, по его мнению, занимают такое же место, как вынужденное убийство в жизни отдельного человека. Задача революц. вождей заключается в том, чтобы предупредить кровопролитие, а вступив в борьбу, возможно скорее прекратить его, но так, "...чтобы вопрос, породивший борьбу, оказался действительно решенным..." (там же, с. 347). Для того чтобы "...возвращение старого порядка вещей сделалось совершенно невозможным...", надо, чтобы революция "...проложила себе дорогу в мир материальных интересов..." и "...переделала по своему весь строй экономических отношений..." (Полн. собр. соч., т. 3, с. 232).

К мысли о закономерности и неизбежности социализма П. привело положение антропологич. материализма о "естественных потребностях человека", дополненное признанием определяющего значения экономики и решающей роли нар. масс в истории. По мнению П., будущность европ. цивилизации зависит от разрешения рабочего вопроса, а социализм является новой руководящей идеей, призванной "...заменить собой потерянную веру в чудотворную силу голых политических переворотов" (Соч., т. 4, с. 223).

П. принимал только критич. сторону учения социалистов-утопистов и призывал к созданию науч. социализма, к-рый, в его понимании, состоял в объединении революц. действия с достижениями новой обществ. науки; в науч. социализме он видел "...единственные возможные задатки будущего обновления" (там же, с. 212).

"Теория реализма", разработанная П. в 1863-64 ("Мыслящий пролетариат", "Цветы невинного юмора", "Мотивы рус. драмы", "Реалисты", "Роман кисейной девушки", "Посмотрим!" и др.), являлась попыткой создать программу борьбы за социализм в росс. условиях. Причину поражения "революционеров 1861 года" П. видел в том, что народ не понимает собств. интересов и не может понять их из-за своей забитости и отсталости. Его разногласия с Н. А. Добролюбовым в оценке Катерины из "Грозы" А. Н. Островского объективно означали, что в изменившихся условиях революц. демократия должна отказаться от надежд на стихийный нар. протест, а делать ставку на сознательность ("Мысли о рус. драме"). Задача, по мысли П., заключается в том, чтобы "...открыть трудящемуся большинству дорогу к широкому и плодотворному умственному развитию" (там же, т. 3, с. 126). Однако теперешнее устройство материального труда препятствует этому развитию, а современное рус. об-во "...не способно произвести в понятиях и нравах народа ни малейшего изменения..." (там же, т. 2, с. 392). Др. словами, П. считал рус. об-во еще не созревшим для выполнения подобной задачи, а крестьянство не способным выработать и усвоить революц. сознание.

П. не возлагал никаких надежд на крест. общину, для него нет сомнений, что Россия пойдет вслед за передовыми европ. странами по пути капитализма, и он выступает решит. сторонником индустриализации страны. Считая, что в России рабочий вопрос скоро станет неизбежным и неотвратимым, П. видит материал для разрешения его в рабочих ассоциациях. Экономич. развитие России должны взять в свои руки "мыслящие реалисты" люди, проникнутые идеей общечеловеч. солидарности; "...мыслящие работники, с любовью занимающиеся трудом", "друзья человечества" (см. там же, т. 3, с. 67, 68) для П. это синонимы слов "революционеры", "социалисты". Важную роль в "теории реализма" П. отводил популяризации естеств. наук, бурный расцвет к-рых сопровождает развитие капитализма.

Отодвигая в далекое будущее росс. социалистич. революцию, П. исходил из экономич. и идеологич. незрелости рус. об-ва. Выработка науч. теории социализма представлялась П. совершенно неотложным, но колоссально трудным делом. Прямым следствием такой постановки вопроса был принцип "экономии умственных сил", к-рый лег в основу эстетич. взглядов П. "Теория реализма" вовсе не означала принципиального отказа от революции в ближайшем будущем. Она была попыткой создать науч. программу достижения социализма "...независимо от исторических событий..." (см. там же, с. 10, 126). Революция временно отводилась в резерв, ибо П. не видел реальной возможности скорого нар. выступления и полагал бесплодными попытки вызывать его искусственно. Но он не считал возможным исключить из истории "все двигатели событий, кроме опытной науки", и допускал, что его расчеты могут быть перепутаны ист. обстоятельствами. В случае стихийной революции П. "мыслящим реалистам" отводил роль организаторов послереволюц. обществ. устройства.

Социологич. и ист. взгляды П. были одной из ранних попыток в России приложить материализм к объяснению явлений обществ. жизни. Известная полемика П. с М. А. Антоновичем, т. н. раскол в нигилистах (1864-65), явилась выражением первого крупного кризиса народнич. идеологии. Сложность мировоззрения П. обусловила ожесточенные споры вокруг него. Взгляды П. подвергались искажению. Н. К. Михайловский, А. М. Скабичевский считали П. проповедником крайнего индивидуализма. Либеральные и реакц. литераторы провозглашали П. отцом рус. нигилизма. И. Иванов называл П. "самообольщенным резонером", выразителем самых крайних и парадоксальных выводов нигилизма. А. Волынский писал о "бешеном самодурстве" П. и призывал бороться с его "тлетворным влиянием". Первый отпор подобным взглядам дала В. И. Засулич, установившая различие и преемственность идей Добролюбова и П., охарактеризовавшая существо взглядов П., как "проповедь деятельного и разумного труда в интересах народа". Статья Засулич, подчеркнувшая идейную связь творчества П. с рус. с.-д., получила положит. оценку В. И. Ленина.

Ист. взгляды П. впервые были рассмотрены Е. А. Соловьевым и Н. В. Водовозовым. Последний попытался сгруппировать и систематизировать взгляды П. на экономич. вопросы и пришел к выводу, что П. всей истории дает материалистич. толкование, что он был "провозвестником социологического монизма в России". В сов. время более подробно ист. взгляды П. рассматривали В. Ф. Переверзев, Б. П. Козьмин, В. Я. Кирпотин, Л. А. Плоткин и др., однако по-прежнему не пришли к единому мнению. Переверзев считал, что писаревский "...нигилизм предвосхищал будущие построения марксизма, был зачаточной формулировкой будущей системы научного материализма и научного социализма" ("Красная Новь", 1926, No 6, с. 174). Козьмин приходил к выводу, что социалистич. и революц. взгляды П. развивались по восходящей линии. Кирпотин считал, что деятельность П. была этапом на пути от Н. Г. Чернышевского к народничеству и означала снижение теоретич. уровня рус. обществ. мысли. В последние годы в литературе высказаны две противоположные точки зрения. P. P. Кузнецов считает П. представителем особого течения в рус. народничестве, давшего естественнонауч. обоснование социализму. Напротив, Э. С. Виленская не находит в идеях П. ничего народнического и видит в них демократическую, несоциалистич. тенденцию.

Соч.: Соч., ч. 1-10, СПБ, 1866-69; Полное собр. соч., 5 изд., т. 1-6, Дополнит. вып., СПБ, 1909-13; Соч., т. 1-4, М., 1955-56; Дидро и его время, в сб.: "Звенья", т. 6, М.-Л., 1936.

Лит.: Соловьев Е., Д. И. Писарев, (4 изд.), Берлин П. М., 1922; Засулич В. И., Д. И. Писарев, в ее кн.: Статьи о русской литературе, М., 1960; Водовозов Н., Д. И. Писарев как экономист, в его кн.: Экономич. этюды, 2 изд., СПБ, 1907; Казанович Е. П., Д. И. Писарев (1840-1856 гг.), П., 1922; Неведомский М., Д. И. Писарев, в кн.: Д. И. Писарев, Пушкин и Белинский, М.-П., 1923; Переверзев В. P., Нигилизм Писарева в социологич. освещении, в кн.: Д. И. Писарев, М., 1929; Козьмин Б. П., Писарев и социализм, "Лит-ра и марксизм", 1929, No 4-6; его же, "Раскол в нигилистах", в его кн.: Из истории революц. мысли в России, M., 1961; Кирпотин В. Я., Радикальный разночинец Д. И. Писарев, M., 1934; Ярославский Ем., Д. И. Писарев, "Вестник АН СССР", 1940, No 11-12; Кружков В., Д. И. Писарев. Философские и социально-политич. взгляды, M., 1942; Плоткин Л., Д. И. Писарев и лит.-обществ. движение 60-х гг., Л.-М., 1945; его же, Д. И. Писарев. Жизнь и деятельность, М.-Л., 1962; Прокофьев В. И., Общественно-политич. и философские взгляды Д. И. Писарева, M., 1952; Шварцман А. Л., Д. И. Писарев и рус. естествознание, M., 1955; Маслин А. Н., Материализм и революц.-демократич. идеология в России в 60-х гг. 19 в., М., 1960; Логачев Г. В., Писарев, Липецк, 1960; Келлер А. И., Этич. взгляды Д. И. Писарева, M., 1962; Станис Л. Я., Осн. черты мировоззрения Д. И. Писарева, M., 1963; Виленская Э. С., Революц. подполье в России (60-е гг. 19 в.), М., 1965; Кузнецов Ф., Журнал "Русское слово", М., 1965; Cognart A., D. Pisarev (1840-1868) et l'idéologie du nihilisme russe, P., 1946; Barghoorn F. C., Nihilism, utopia and realism in the thought of Pisarev, в сб.: Russian thought and politics, Camb. (Mass.), 1957.

Ю. H. Коротков. Москва.