Политический словарь - октябрьская революция

революция, происшедшая 25 октября (7 ноября) 1917 г. в России, утвердившая Советскую власть с целью перехода страны от капитализма к социализму. Существует несколько версий о характере Октябрьской революции: одна из них сталинская версия Октября как классической социалистической революции; другая версия вульгарной политологии, опирающаяся на ту же сталинскую версию, но изображающая Ленина и большевиков авантюристами и демагогами, пытавшимися ради личных амбиций навязать народу отсталой России социалистический выбор, что ввергли население в неисчислимые бедствия и катастрофу.

Обе версии фальсифицируют историю. Чтобы показать это, обратимся к их общей основе. Исходная сталинская ложь здесь такова. Вернувшись в Россию после победы февральско-мартовской буржуазной революции 1917 г., Ленин сходу отбросил догму меньшевиков о социальноэкономической незрелости России для социалистической революции и "введения социализма", на апрельских партийных конференциях нацелил большевистскую партию на немедленный переход от буржуазной к социалистической революции.

Развернув агитационную работу в массах, большевики собрали необходимые силы, совершили Октябрьский переворот как классическую социалистическую революцию, свергнувшую буржуазное Временное правительство, утвердившую диктатуру пролетариата в форме Советов, чем была открыта прямая дорога для строительства социализма в послеоктябрьской России.

Если принять эту сталинскую фальсификацию Октября за правду (именно это и делает вульгарная политология), возникает целый ряд недоуменных вопросов. Главные из них таковы. Первый вопрос. Если Ленин считал, что в России назрела социалистическая революция, то почему он, выступая за новый этап революционной борьбы и утверждение более радикальной власти, день за днем настойчиво подчеркивал, что Россия крестьянская страна, "одна из самых отсталых европейских стран.

Непосредственно в ней не может победить тотчас социализм" (ПСС. т.31. с.91). Почему уже после апрельских конференций Ленин заявлял, что он не стоит за немедленное перерастание идущей буржуазной революции в социалистическую? Почему на подобное обвинение Л.Каменева он отвечал так: "Это не верно. Я не только не "рассчитываю" на немедленное перерождение нашей революции в социалистическую, а прямо предостерегаю против этого, прямо заявляю в тезисе № 8: "...Не "введение" социализма как наша непосредственная задача", "а переход тотчас лишь (!) к контролю со стороны С.

Р.Д. за общественным производством и распределением продуктов" (ПСС, т.31, с.142, 116)? Второй вопрос. Если Ленин и большевики намеревались совершить в Октябре социалистический переворот, то почему они предлагали утвердить не диктатуру пролетариата как власть социалистической революции, а диктатуру пролетариата и беднейшего крестьянства как вариант власти, способной сделать то, что в условиях двоевластия не сделала "демократическая диктатура пролетариата и крестьянства", возникшая как орудие не социалистической, а радикальной демократической революции? Третий вопрос. Почему, когда уже совершился Октябрьский переворот, Ленин, выступая на Втором Всероссийском съезде Советов, сказал: "Рабочая и крестьянская (а не социалистическая А.

Б.) революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась" (ПСС, т.35, с.2)? Четвертый вопрос. Если Октябрьский переворот это социалистическая революция, то почему даже после победы вооруженного восстания Ленин утверждал: "Нам говорят, что мы хотим "ввести" социализм, это абсурд.

Мы не хотим делать крестьянский социализм" (Троцкий Л. Сталинская школа фальсификации. М., 1990, с. 119)? Ответ на все вопросы может быть только один: вопреки лжи сталинского времени и фальсификациям современной вульгарной политологии, Октябрьская революция ни по замыслу и предпосылкам, ни по природе установленной власти, ни по характеру развития не являлась, как утверждалось, "классической социалистической революцией".

Она представляла собой сложное, противоречивое переплетение разнородных процессов, и прежде всего это было соединение радикального завершения демократической революции с вызванной войной вспышкой социальной революции рабочего класса. Ни до Октября, ни во время Октября, ни после него Ленин не считал, как утверждают фальсификаторы, что Россия, ее экономика созрела для перехода к социализму. Ни Ленин, ни большевики совсем не возбуждали у трудящихся ненависти к угнетателям, не занимались "сознательной эксплуатацией этого вечного качества", как заявляют клеветники, ибо социальноклассовой ненависти и без них было более чем достаточно.

Правда состояла в том, что большевики своими призывами стремились ввести колоссальной силы всенародный бунт в русло организованных революционных действий. И в основном это им удалось, что отмечал еще Н.Бердяев. Но в ряде случаев они оказывались в плену у пугачевщины и общей классовой оголтелости. Если Ленин, зовя ко второму этапу революции, нигде не называет его социалистической революцией, то зачем он был необходим? Это делалось ради трех основных целей и Октябрь подтвердил это.Во-первых, новый этап революции с более радикальной властью был необходим для завершения буржуазно-демократической революции, для осуществления ее основных задач, которые не хотела решать буржуазия и ее Временное правительство (даже при двоевластии). Именно поэтому Ленин, подводя массы к Октябрю, вовсе не выдвигал лозунга диктатуры пролетариата как истинного лозунга социальной революции рабочего класса. Он выдвинул лозунг не социалистической диктатуры пролетариата, а демократической диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства как орудия не социалистической, а наиболее радикальной демократической революции. Как известно, до февральско-мартовскои революции 1917 г. Ленин рассчитывал на то, что демократическая диктатура пролетариата и крестьянства будет именно той властью, которая из-за нереволюционности российской буржуазии осуществит задачи буржуазно-демократической революции в России.

Но жизнь оказалась хитрее: утвердилось двоевластие, мало того, Советы как органы демократической диктатуры пролетариата и крестьянства пошли за Временным правительством как властью буржуазии. В результате страна не получила от революции ни земли, ни воли! Поэтомуто Ленин и звал к новому, второму, этапу революции, ибо, как он пишет, теперь рассчитывать на реализацию "старой формулы" большевиков, на утверждение демократической диктатуры пролетариата и крестьянства нельзя, ибо было неизвестно, "может ли теперь быть еще в России особая "революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, оторванная от буржуазного правительства" (ПСС, т.

31, с.140). Л.Троцкий тоже писал о "самостоятельной борьбе за завоевание власти, хотя бы только во имя демократических задач" (Троцкий Л. Сталин. т.1, с.265). Характеризуя тогдашнюю ленинскую позицию он утверждал, что из нее вытекало "Довершить демократическую революцию возможно лишь при господстве рабочего клacca" (там же, с.267). Такова первая причина, вынуждавшая Ленина звать массы к новому этапу революции, к Октябрю, к Октябрьскому перевороту.

Во-вторых, никакой прогресс в тогдашней России не был возможен, пока она участвовала в империалистической войне, изматывавшей страну, ведшей ее к катастрофе. Но выход страны из этой войны, разрыв империалистических связей России, безусловно, не укладывался в рамки обычной буржуазной революции, такая задача была не под силу любому, в том числе самому демократическому буржуазному правительству. "Российская революция, писал тогда Ленин, свергнув царизм, должна была неизменно идти дальше, не ограничиваясь торжеством буржуазной революции, ибо война и созданные ею неслыханные бедствия изнуренных народов создали почву для вспышки социальной революции. И поэтому нет ничего смехотворнее, когда говорят, что дальнейшее развитие революции, дальнейшее возмущение масс вызвано какой-то отдельной партией, отдельной личностью или, как иногда кричат, волей " диктатора".

Пожар революции воспламеняется исключительно благодаря неимоверным страданиям России и всеми условиями созданными войной, которая круто и решительно поставила вопрос перед трудовым народом: либо смелый, отчаянный и бесстрашный шаг, либо погибай-умирай голодной смертью" (ПСС, т.35. с.239). В-третьих, Октябрьская революция была необходима для того, чтобы, вырвав Россию из империалистической бойни и завершив задачи буржуазной революции, создать благоприятные условия для постепенных, опосредованных шагов к социализму.

Если проследить историю 1917 г., начиная с февраля, то мы обнаружим, как Ленин настойчиво повторял, что Россия не готова для "введения" социализма. В то же время он подчеркивал, что жизнь заставляет Россию, как и другие страны, осуществлять меры, представляющие собой не непосредственный переход к социализму, а подход к нему, опосредованные "шаги к социализму".

Легкая победа Октябрьского переворота, всколыхнувшая "наинижайшие низы" общества, породила в массах веру в близость социализма и эйфорические настроения в среде революционеров. Выражая эти настроения масс, многопартийный II Всероссийский съезд Советов декларирует социалистический выбор дальнейшего развития страны. Уже 4 (17) ноября 1917 г. Ленин говорил: "Теперь мы свергли иго буржуазии. Социальную революцию придумали не мы ее провозгласили члены съезда Советов, никто не протестовал, все приняли декрет, в котором она была провозглашена" [ПСС, т.35, с.54]. Насколько была сильна у народа вера в близость социализма, говорит то, что даже в Учредительном собрании, собравшемся в марте 1918 г.

партиям "социалистической ориентации" (социалистам-революционерам и социал-демократам) принадлежало более 85% мест. Оценивая этот факт, председатель собрания эсер В.Чернов сказал: "Страна высказалась, состав Учредительного собрания живое свидетельство мощной тяги народов России к социализму" ( Аргументы и факты, 1990, № 35, с.5). Последующие события гражданская война, "военный коммунизм" и смерть Ленина позволили Сталину и его окружению извратить факты, навязать обществу и миру сталинскую версию Октября.

Но, чтобы ни делали фальсификаторы, им не скрыть того, что в Октябре 1917 г. была начата героическая, всемирно-историческая попытка самой обездоленной, но политически активной части населения вырваться из нищеты, гнета, эксплуатации. Революционные перемены не случайно начались там, где капитализм с его достатком еще не стал терпимым строем.

Эта попытка возникла не на пустом месте и вовсе не была авантюрой: в тех конкретных условиях она имела реальный шанс, хотя реализовать его было чрезвычайно трудно. Более того, эта попытка с самого начала была пронизана противоречием между инициировавшей ее передовой западноевропейской теорией и восточноевропейской и азиатской отсталостью, между марксизмом духовным продуктом Европы и устоями азиатского способа производства, подвергаемого революционной переделке.

Поэтому ей органически присуще соединение героизма коммунаров, "штурмовавших небо", с трагизмом масс, "осчастливливаемых" своими вождями. Эта всемирно-историческая попытка героического штурма недосягаемых вершин, обернувшаяся миллионами жертв и страшной трагедией народов, вовсе не бессмысленна для истории: мир в XX в.

изменялся и изменился прежде всего под непосредственным воздействием этого героического штурма и трагического эксперимента, а сегодняшние достижения и проблемы мира нельзя понять, не обращаясь к этому историческому катаклизму, кровь и жертвы которого проложили всему человечеству дорогу к иным, более светлым горизонтам. Чем на более высокую ступень поднимается человечество, тем более жалкой становится клевета на революционеров XX в.

Все яснее и очевиднее: никто не сможет по-настоящему понять историю нашего столетия, если не уяснит себе весь героизм миллионов эксплуатируемых тружеников, поверивших в то, что они не "выдрессированная рабочая сила", а тоже люди, способные своими действиями обеспечить "освобождение труда". Первая всемирноисторическая попытка добиться этого не удалась, но именно из-за нее ход истории изменился, устранив прежнюю остроту противоборства, а вместе с ним и ясные тогда пути и способы его неудавшегося разрешения.

Но жизнь продолжается, труд еще не освобожден, а отчуждение человека труда от собственности и власти не может быть вечным. Октябрьская революция. Русские добились в октябре 1917 г. того, чего не добились ни революционеры 1789 г.

, 1830 г., 1848 г., ни коммунары 1871 г.: одновременного свержения старого режима, уничтожения социального и экономического неравенства и установления народного правительства. Поэтому легко представить себе, что основные творцы такого завершения могли выглядеть как строители "Города Солнца", утопии столь же древней, как и история человечества.

Уничтожив частную собственность на средства производства, изменив условия вступления в брак и обещая всем материальное благополучие, основанное на новой организации труда, эти деятели осветили Восток "лучом надежды".

Они утверждали, что достигли успеха благодаря новой науке, марксизму, последовательными воплотителями которого были Ленин и большевики. Но уже с 1917 г. многие отрицали мысль о том, что эта революция была исторической необходимостью, что она завершала собой Историю. Многие также отрицали, что октябрьское пробуждение было выражением воли русского народа.

Они считали, что успех революции можно было бы объяснить только ловкостью руководителей большевиков, почти военной дисциплиной их партии, некомпетентностью или слабостью их противников. Эта точка зрения, приравнивающая Октябрь к государственному перевороту, к военному путчу, берет начало в резких замечаниях Мартова, обращенных к Ленину (осень 1917 г.

), в работах Каутского и Розы Люксембург. Позднее ее подхватили англосаксы, в частности Шапиро, а теперь и некоторые диссиденты. Напротив, советские историки, старающиеся доказать законность власти большевиков и выступающие таким образом, в роли слуг государства, доказывают, что развитие капитализма в России неизбежно вело к революционным противоречиям и привело, благодаря деятельности партии большевиков авангарда пролетариата, к победе этого последнего.

Заранее предвиденная логически предсказуемая Октябрьская революция была, по их мнению, исторической необходимостью, и они доказывают, что Ленин был прав, выступая одновременно против анализа меньшевиков и анализа Зиновьева, Каменева, Троцкого и других противников вооруженного восстания. При этом они добавляют, что воина сыграла большую роль, чем оплошности Николая I или Керенского, и что мирное развитие страны является мифом, потому что и оно несло в себе революционные противоречия. По правде говоря, ни теория заговоров в феврале или переворота в октябре, ни позиция исторической закономерности не дают полного представления о революционном феномене, более того, это даже затрудняет его понимание. Прежде всего, граница между Февралем и Октябрем была не так очевидна, как того хочет большевистская легенда. Во многих областях ряд перемен, приписываемых власти большевиков, произошел до Октябрьского восстания; так, в деревне крестьяне еще до лета 1917 г. захватили часть земли и сельскохозяйственного инвентаря. На заводах также заводские комитеты (фабкомы) организовали контроль за производством и даже самоуправление более, чем на 500 мелких и средних предприятиях; после Октября при поддержке большевистских профсоюзов возник рабочий контроль новообразование, заменявшее собой прежнюю практику рабочих.

Далее, в некоторых университетах, например, в Одессе, с 8 октября 1917 г. профессора и студенты полностью перестроили традиционную систему образования; в театрах и кинематографе актеры и авторы освободились от зависимости администрации (хотя это продолжалось недолго). В целом можно даже сказать, что для общества настоящей переменой был Февраль; Октябрь означал радикализацию и окончательный разрыв со старой элитой.

Фактически свершение Октябрьской революции было результатом двустороннего движения: сверху с октября 1917 г. это были действия Ленина и наиболее авторитетных из его соратников Свердлова и Троцкого и снизу, учитывая, что еще до Октября возникла целая сеть народных комитетов, которая постепенно заняла государственный аппарат. Следовательно, Октябрьскую революцию можно охарактеризовать как противоборство между правительством (Керенского), не имевшим больше власти над государством, которое развивалось после падения царя, и государством (та самая сеть комитетов, Советов, профсоюзов и т.д.), у которого не было головы, но которое постепенно попадало под контроль большевиков, иногда демократическим (например, Советы депутатов), иногда бюрократическим (например, совет местных комитетов или ПВРК), а иногда и авторитарным путем.

Еще до Октября образовалась народная бюрократия (аппаратчики), которая захватила контроль над огромным количеством мелких комитетов: районные комитеты, комитеты по снабжению и т.д. Члены этих новых центров власти обладали новыми функциями в обществе, а также и новыми источниками доходов (взносы, небольшие зарплаты, выплачиваемые управляющим и т.

д.). Таким образом, они теряли связь с классом, из которого вышли (бывшие рабочие, солдаты и унтерофицеры), и их будущее зависело от победы большевиков над контрреволюционерами или оппозиционерами. Эти первые аппаратчики, выходцы из народа, часто из крестьянства, становились большевиками, чтобы сохранить полученное благодаря революции новое социальное положение и свое место в новом обществе.

Постепенно эта народная бюрократия поднималась по ступенькам лестницы госаппарата; она достигла высот власти в 30-е гг., сняв с ответственных постов специалистов в таких разных областях, как армия, образование, промышленность, медицина и т.д., и все это благодаря уникальной в истории политике выдвижения масс. Власть сумела привлечь к участию в этой политике и нерусских, даже если для достижения цели и было использовано насилие (к инородцам, как и по отношению ко всем остальным). Плебеизация власти объясняет в равной мере как коммунистическую идеологию и политику, так и тот консенсус, который позволил режиму укрепиться, несмотря на все допущенные перегибы. Он смог, таким образом, выиграть гражданскую войну. Способы образования этого консенсуса очень сложны, что породило по крайней мере несколько противоречивых легенд. Одна из них существует еще со времен Троцкого, утверждая, что подрыв демократии Советов, бюрократизация системы происходили только при Сталине, на самом же деле внутренняя демократия партии большевиков существовала только с Февраля по Октябрь, а вне партии Ленин и Бухарин осуждали представительную демократию (статьи Бухарина в "Спартаке" в июне 1917 г. и позднее). Более того, Ленин и Троцкий допускали перегибы народной власти и насилие, узаконивая их. Народная власть Советов, второй очаг революции наряду о большевистскими руководителями и присоединившимся к ним, состояла из солдат и недавно прибывших из деревни молодых рабочих, которые не допускали даже принципа плюрализма и боролись с ним как с "буржуазным", присоединяясь в этом к лидерам большевиков, которые хотели избавиться от соперничающих партий.

Вторая легенда старается обвинить большевиков (и только их) в том, что произошло после 1917 г. Однако в действительности отказ от чисто социалистических ценностей (возвращение к традиционной семье в 1926 г., к великорусскому патриотизму в основном после 1936 г. и к антисемитизму прославление академичности в искусстве и отвержение авангардизма и т.

д.) был проявлением плебеизации власти. Это не проистекало из социалистических идей, присущих основным руководителям (Коллонтай, Зиновьев, Луначарский и т.д.), но ведь они погибли в борьбе за власть и оставили место новым, не имеющим настоящей культуры кадрам и руководителям. Наконец, третья легенда, что сталинский тоталитаризм является следствием однопартийной системы, тоже ошибочна. Во-первых, потому что многопартийность была уничтожена насильно еще во времена Ленина, Троцкого, Бухарина и других; затем потому, что это уничтожение, подчинение или подрыв остальных учреждений политическими партиями есть источник этого феномена. В 1918 г., например, для уничтожения заводских комитетов большевики использовали помощь левых меньшевиков и даже небольшевистских профсоюзов; на самом же деле возродить настоящую демократическую систему может как плюрализм мнений и партий, так и предоставление независимости власти Советам, университетам, профсоюзам, областям и т.

п. В настоящее время конфликты между различными советскими учреждениями за контроль над партией и жизнью страны, как и начало предоставления автономии общественной жизни, изменили первоначальное положение дел. Новое, образованное поколение содержит молодые ростки новой власти, культурные запросы которой будут другими, более высокими, чем запросы крестьян, рабочих, солдат первых лет большевистской власти, ставших аппаратчиками.

.